Пустующий трон - Кен Лю

рак. Мощный звук разносился среди древних каменных стен, напоминая собравшимся раскат грома перед жестокой бурей.

«Пусть приходит, – подумала Танванаки. – Гаринафину-молнии буря нипочем».

– Говорите, если вам есть что сказать! – рявкнула она в установившейся после трубного гласа тишине.

Это противоречило сложному придворному протоколу, составленному Вирой Пином на основе панского протокола и щедро приправленному всякими штучками льуку на радость новым хозяевам.

Несоблюдение формальностей было для Танванаки обычным делом, но один пункт она всегда выполняла: говорила на дара, официальном придворном языке. Это не было простой подачкой местным чиновникам. Многие считали удобным использовать этот язык, полный готовых терминов и выражений для обсуждения налогов, повинностей, вопросов сельского хозяйства и церемоний, необходимых коренным жителям.

Несмотря на приглашение пэкьу, чиновники и воины, как льуку, так и дара, как будто вросли в пол. Все понимали, что сегодняшний процесс затеян ради одной-единственной цели. Столица уже месяц бурлила от слухов о придворных фракциях, замышляющих получить выгоду из неожиданного скандала с участием сына тана Гозтан.

Вира Пин, заместитель министра правосудия, шепнул что-то на ухо своему начальнику. Министр, старый тан льуку, у которого всякая бюрократия уже в печенках сидела, кивнул, разрешая Вире выступить. Чиновник заискивающе поклонился тану, вышел на середину Большого зала, повернулся к тронам и распростерся на полу, коснувшись лбом каменного пола.

Танванаки нахмурилась. Такое нарочитое раболепие всегда казалось ей неискренним, чуть ли не издевкой.

– Достопочтенная и прозорливая пэкьу, милосердная и прекрасная правительница, храбрейшая и…

Полный титул Танванаки, также придуманный Вирой Пином, при дворе не использовал никто, кроме него самого. Обычно Танванаки прерывала его и призывала поскорее переходить к делу, но на этот раз она была лишь рада задержке. Несмотря на проявленную с самого начала решительность, ей хотелось оставить больше времени на раздумья.

– …владыка Руи и Дасу, защитница Дара. – Выговорив полный титул пэкьу, Вира перевел дух и, как будто опомнившись, обратился к императору Такэ, номинальному правителю государства. – Ренга, – произнес он и снова повернулся к Танванаки. – Ваш истинно верный слуга должен доложить следующее: Саво Рьото, сын Гозтан Рьото, дочери Дайу Рьото, тана-тааса Пяти племен Рога на службе у пэкьу, обвиняется в государственной измене.

Все в Большом зале навострили уши. Вопреки ожиданиям, Вира Пин, хотя сам был из местных, выступал на стороне поборников жесткого курса по отношению к коренному населению. Никто не знал, чем обусловлена подобная его позиция. Возможно, в этом крылся холодный политический расчет? Так или иначе, при дворе этот человек зачастую служил рупором танов старой закалки.

То, что он избрал главным обвиняемым тана-таасу, а не женщину-ученого, означало, что старые таны решили играть по-крупному. Вместо беспомощной местной жительницы, всего лишь пешки в этой партии дзамаки, они пошли в лоб на лидера фракции мирного сосуществования, тана Гозтан Рьото.

Борьба предстояла нешуточная, и зрелище обещало быть увлекательным.

– Кто выдвигает обвинение? – спросила Танванаки.

– Я. – Из ряда военачальников льуку выступила Кутанрово Ага и повернулась к тронам.

Она рассказала, что в результате облавы в Киго-Йезу там, среди имущества некоей Надзу Тей, которая вопреки запрету обучала Саво Рьото, обнаружили военно-стратегические приспособления, прежде принадлежавшие изменникам Ра Олу и госпоже Лон. В ходе своего выступления Кутанрово представила материальные доказательства, предъявив публике так называемые фигуры для дзамаки, каллиграфические свитки с логограммами, не входящими в одобренные списки, которые нашли в покоях тана-тааса, и, наконец, заколку из кости гаринафина с традиционным узором Пяти племен Рога, конфискованную у Надзу Тей.

Закончив демонстрировать улики, Кутанрово надменно окинула взором чиновников и военачальников.

Внутри у Танванаки все кипело. Дело обстояло хуже, чем уверяли ее Гозтан и Тиму. Как Рьото могла допустить такую неосторожность?

Пэкьу твердо намеревалась спасти сына Гозтан. В конце концов, мать Саво сыграла решающую роль в восхождении Танванаки на престол. Во время провального нападения на Большой остров Гозтан оставалась на Руи, приглядывая за Тиму и держа оборону. Она не участвовала в обернувшейся настоящей катастрофой битве в заливе Затин и сохранила все свое войско. Поскольку Тенрьо погиб в бою, не оставив духовного портрета, притязания Танванаки на титул пэкьу могли быть оспорены. По возвращении в Руи с остатками армии некоторые честолюбивые таны тут же предприняли попытку воспользоваться ее слабостью, но Гозтан поклялась принцессе в верности и подавила бунт в зародыше. В последующие годы Гозтан Рьото была верной союзницей Танванаки, помогая сдерживать агрессию старых танов, настаивавших на недопустимости уступок коренному населению. Но доказательства в руках Кутанрово выглядели неопровержимыми.

– Кто хочет выступить в защиту обвиняемого? – осведомилась Танванаки.

Никто в Большом зале не шелохнулся; все глаза устремились на Гозтан.

Однако тан оставалась так же спокойна, как и прежде, лишь немного опустила взгляд, словно бы происходящее совершенно ее не касалось.

Что ж, прекрасно. Пэкьу набрала в легкие побольше воздуха и приготовилась произнести речь. Надо перенаправить обвинения на ученую и…

Однако Танванаки не успела ничего сказать.

– Я хочу выступить! – раздалось вдруг.

Все взгляды переметнулись к источнику звука – за вуалью рядом с пэкьу.

Таны и чиновники изумленно переглянулись.

Император почти никогда не высказывался в суде. Обычно он был нем как статуя. Поскольку местные ученые оправдывали службу льуку тем, что на деле служили истинному наследнику Трона Одуванчика, все указы и распоряжения, изданные в Крифи, несли его печать. Но все прекрасно понимали, что это лишь ширма, тонкая, как и вуаль, скрывавшая лицо Тиму. Он молчал, потому что за него говорила Танванаки.

И сейчас все собравшиеся в зале подумали об одном: «Император лично вмешался! Значит ли это, что пэкьу на его стороне?»

Однако больше всех удивилась сама Танванаки. Беседуя с женой с глазу на глаз, Тиму высказывался в защиту Саво Рьото и Надзу Тей. После долгих споров она убедила его, что спасти обоих не получится. Крах Гозтан станет концом всей фракции мирного сосуществования. Поэтому было решено повесить всю вину на Надзу Тей. В политике, как и в игре дзамаки, порой требовалось пожертвовать пешкой, чтобы спасти ценную фигуру.

Гозтан пришла к тому же решению, и они с Танванаки договорились, что от имени обвиняемого никто выступать не станет. Кутанрово, несомненно, хотела, сделать процесс предельно противоречивым, чтобы ослабить своих противников. Лучшим способом помешать ее намерениям было ответить на обвинения молчанием и позволить Танванаки сместить центр внимания на Надзу Тей, нелегально обучавшую Саво. До сих пор она считала, что Тиму согласен с таким планом.

– Говорите, – бесстрастно произнесла она, не выдавая эмоций.

– Поступок тана-тааса действительно противоречил закону, – произнес Тиму из-под вуали, – но не думаю, что это главная тема для сегодняшнего обсуждения.

– Да ну? И