Гении разведки - Николай Михайлович Долгополов

к нему туда приезжал. У него возле кровати стоял динамик, читали сводку Верховного главнокомандования — освободили Наро-Фоминск. (Значит, это было 26 декабря 1941-го. — Н. Д.)

Был у отца помощник, адъютант, секретарь, не знаю, как его и назвать, Саша Балакин. Очень себя ругаю, что не смог с ним своевременно связаться. А когда я сообразил, что было бы очень интересно встретиться, полковника Балакина уже не было.

Саша рассказывал маме, что часто во время работы отец ложился на диван, потому что ему было плохо с сердцем. Ну и сколько можно выдерживать допросы? А до войны было все, что угодно, если следователи тогда могли мочиться на будущего маршала Мерецкова. Могли все, что угодно.

После третьего, последнего ареста все имущество Якова Серебрянского конфисковали. Потом сыну передали список. Он уместился на маленьком листочке.

Такие были тогда люди.

Абель и Гейне

Александр Демьянов

До последнего времени имя этого героя произносили редко. Но мне повезло. О разведчике Александре Демьянове, которого немцы считали своим агентом Максом, а наши присвоили псевдоним Гейне, мне на исходе жизни поведал полковник Иван Мутовин.

Мы долго переписывались с уже тогда немолодым Иваном Иосифовичем, жившим в Краснодаре. Присылали друг другу наши выходившие книги на всё ту же вечную тему о разведке, перезванивались, и вот, наконец, я выкроил денек и приземлился на Краснодарской земле.

То ли стало действительно «можно», то ли проживший долгую-долгую жизнь полковник почувствовал, что пора. Но в награду получил от гостеприимного хозяина скромной квартиры в центре города два интереснейших рассказа. В ту пору я как раз собирал материалы о моем любимом герое внешней разведки Рудольфе Абеле — Вильяме Фишере. И полковник госбезопасности в отставке, он же плодовитый, по понятным причинам не обделенный глубочайшими знаниями и доступом к секретным материалам писатель Иван Мутовин щедро одарил только одному ему в ту пору и известной историей жизни земляка, потомственного дворянина и потрясающей храбрости человека Александра Петровича Демьянова.

Как же логично сплелись здесь разные жизни и интересы. Великий Абель наставил на путь истинный относительно начинающего разведчика Сашу Демьянова. Мутовин узнал об этом от Абеля.

Не ставя себя и близко в этот славный ряд, все же замечу, что тоже — пусть случайно, но как во время — оказался я рядом. Ведь уходящий из этого мира, тяжело ступающий по напольным квартирным коврам фронтовик и орденоносец Мутовин не поскупился, как это обычно принято между нами, людьми пера, на благополучнейшую и одновременно трагическую, на мой взгляд, историю. Поведал энтузиасту-собирателю, то бишь мне, о судьбе одного из лучших разведчиков военных лет.

Мутовин, в свою очередь, считал, что повезло ему, с чем нельзя не согласиться. Приезжая в Москву в служебные командировки, он всегда навещал бывшего шефа — полковника в отставке Виктора Усватова. Вот и в тот раз краснодарец позвонил ему из гостиницы на Маяковке — конечно же, широко открывавшего двери для сотрудников КГБ «Пекина», и сразу получил предложение заглянуть. Усватов с женой Ксенией пригласил друзей, и, как пообещал экс-начальник, сравнительно молодого тогда Мутовина ожидала неожиданная встреча.

Действительно, знакомство с генерал-лейтенантом Павлом Анатольевичем Судоплатовым, человеком-легендой, «завалившим», как говорят разведчики, главу украинских националистов полковника Евгена Коновальца, получилось интереснейшим. Ксения и жена генерала Эмма — дальние родственницы, детство провели вместе, и две семьи поддерживали отношения дружеские. Так что разговоры велись откровенные. К тому же мужской состав компании принадлежал к одному ведомству.

Во время застолья и разговорились с генералом, руководившим в войну среди прочего подготовкой диверсантов. Память у Павла Анатольевича была феноменальной, чисто профессиональной. Узнав, откуда прибыл Мутовин, Судоплатов вдруг спросил, как на Кубани увековечено имя первого атамана кубанского казачества Антона Головатого. Офицер ответил, что Головатый — один из основателей кубанской столицы, но памятник ему и соратникам — в Тамани.

Тут генерал и объяснил: спросил об атамане потому, что в военные годы долго и небезуспешно работал с его правнуком Сашей Демьяновым — замечательным разведчиком, образованным инженером, красивой, как заметил Судоплатов, внешности, с благородными манерами. Отец его, казачий есаул царской армии, пал смертью храбрых в Первую мировую в 1915-м, когда сыну исполнилось четыре года. Мать — выпускница Бестужевских курсов. Признанную красавицу хорошо знали в петербургском свете.

А сынишку в детстве возили за границу учить языки. До революции жили в родовом гнезде, в Анапе. Знавал их семью генерал Улагай, после революции им предлагали эмигрировать во Францию, но остались дома. Демьянов-младший окончил казачью школу в Тамани, потом поступил в институт.

По словам Судоплатова, чекисты установили контакт с Демьяновым в Ленинграде в 1930-е. Способности к разведке проявил тот быстро, и его с матерью перевезли в Москву, где Александр сотрудничал с органами под псевдонимом Гейне. Инженер-электрик получил работу по своей специальности на «Мосфильме».

Тогда культурная да и светская жизнь столицы кипела на киностудии вовсю. Демьянов легко вписался в компанию актеров, сценаристов, поэтов. Подружился с режиссером Михаилом Роммом да и со многими другими деятелями искусства. Женился на ассистентке режиссера Татьяне Березанцевой.

Постепенно круг знакомств расширялся, завязались связи с иностранными дипломатами, журналистами. Демьянов дворянского происхождения не скрывал. Да и в эмигрантских кругах проверить это можно было легко. Видно, и проверили. В конце концов, молодым и идущим на контакт инженером заинтересовались сотрудники немецкого посольства, если точнее — абвера.

И наши начали готовить Демьянова — Гейне на случай войны для большой игры с немцами.