Ткань Ишанкара - Тори Бергер

Он приезжал к маме раз в полгода. Вернее, не так… Он старался приезжать к маме раз в полгода, в среднем получалась по три раза за два. Конечно, он звонил, писал письма и иногда, когда Ксандер в очередной раз срывался в свои безумные поездки в поисках затерянных сокровищ, передавал с ним подарки. Он всегда понимал, что этого недостаточно, и испытывал чувство вины, как вечно занятый родитель, который откупается от ребенка дорогими игрушками и походом на день рождения в кино. Каждый раз, когда он предлагал маме переехать, она улыбалась и говорила, что подумает, а еще что в Африку она однажды уже собиралась, и что второго раза интенсивного курса иностранного языка просто не вынесет, и что Масе надо окончить школу, да и вообще они тут привыкли и никуда ехать не хотят. Алекс думал, что мама просто не хочет стеснять его и Беллу, ведь поначалу ей пришлось бы пожить у них. На самом деле он так и не добился внятного ответа на вопрос, почему нет, и отступил. В конце концов, сестре и правда надо было окончить школу, а ее дальнейшие планы никак не были связаны с Германией. Мася грезила Питером, но Алекс с высоты прожитых лет почему-то был уверен, что попасть в Питер ей не удастся, хотя бы потому, что мама со своей зарплатой врача скорой помощи просто не сможет потянуть ее обучение так далеко от дома, а на студенческую стипендию еще ни один студент не выживал. Конечно, он мог бы помогать, но мама навряд ли позволила бы ему тратить деньги на них, зная, что он мечтает купить дом в тихом зеленом пригороде. Она и так всегда ругалась, когда он присылал или передавал ей деньги, но не мог даже подумать, что она аккуратно складывала их в конвертик с расчетом на то, что когда-нибудь отдаст их ему обратно. Алекс первый раз по-настоящему задумался о том, как сестра и мама умудрялись выживать, не тратя его деньги, в условиях кризисов и постоянно растущих цен. Сам он очень быстро отвык от жареной картошки и макарон. Молодой талантливый врач, попавший в клинику, о которой его сокурсники только читали в научных журналах, он получал достаточное жалованье, чтобы жизнь начала казаться справедливой. Он снимал небольшую светлую квартирку на пятом этаже довоенной постройки почти в центре города, жил с любимой женой, которая всегда чудом оказывалась дома раньше него и с порога обнимала его за шею и нежно целовала в щеку, и он терялся в ее рыжих кудрях, вдыхая ее легкий цветочный аромат. Она готовила ему ужин и рассказывала что-то о своих крольчатах с поломанными лапками, кошках с перебитыми хвостами, брошенных собаках, еще трех из которых они со своим обществом защиты животных вытащили сегодня из канавы, а он пропускал половину ее слов мимо ушей, потому что просто любовался ей и с каждым днем любил ее все больше и больше. Он готов был сам спасать ее некончающихся кошек, собак и лошадей, лишь бы она улыбалась и смеялась своими хрустальными колокольчиками. Рядом с ней он почти не вспоминал о том, что где-то далеко в другой стране у него были мама и младшая сестренка. Они словно остались в прошлой жизни, и Алекс признавался себе, что если бы ему пришлось выбирать между ними и Беллой, он, не раздумывая, выбрал бы Беллу. Временами к ним с Беллой заходили друзья, а иногда приезжал брат жены, и от него всегда пахло лесом и северными ягодами. Алекс так толком и не понял, чем занимается ее брат, но почему-то ему казалось, что он похож на авантюриста-золотоискателя или бойца из Иностранного легиона; в любом случае, Салто ему нравился, и Алекс даже не предполагал, что он и его сестра почти что враги. Алекс, оказывается, много чего не предполагал. Он смотрел вглубь себя и не мог понять, был ли он слеп, или просто так сложились обстоятельства, но теперь он мог только размышлять, потому что изменить что-либо был не в силах.

Как и о чем ему разговаривать с сестрой, Алекс не знал. Он так редко видел ее в последние годы, да и тогда, когда они еще жили все вместе, общался с ней так мало, что сейчас с удивлением осознал, что понятия не имеет, что за человек на самом деле его сестра. Он испытывал к ней двойственные чувства, такие же, как ко всем своим троюродным и еще более дальним братьям и сестрам, с которыми он виделся раз в пять-десять лет и то только потому, чтобы не терять родственных связей. Алекс понимал, что где-то ветви их родов пересекаются, что формально эти люди ему не чужие, но он не знал о них ничего, кроме имен и почтовых адресов с индексами. О сестре он знал и того меньше. Она почти не откликалась на такое привычное ему детское «Мася» (Алекс вслед за мамой, которая пошла на это из любви к отцу, так и не сумел привыкнуть к чужому слову «тайра»), зато странное сочетание «аль’Кхасса» к ней словно приросло. Алекс понимал, что как бы ее ни звали все эти окружающие ее полоумные люди, кем бы она себя ни считала, и кем бы она ни была на самом деле, оставлять ее здесь одну было неправильно, и надо было бы забрать ее с собой. Но как вести себя со взрослой девушкой? Что ей надо? Чего она хочет? Да и представить, что им снова придется жить вместе на одной площади, было практически невозможно. Они стали – или всегда были? – слишком разными людьми… Алекс боялся додумать эту мысль до конца, но где-то далеко кто-то тихим голосом говорил ему, что он и его сестра стали почти чужими, и теперь он смело мог записывать ее в армию призрачных троюродных родственников.

Алекс не мог избавиться от ощущения, что его предали. Что его предавали в течение многих лет… Все водили его за нос, дальше которого он не видел, и теперь все их попытки оправдать такое поведение Алекс воспринимал в штыки. Ксандер, которого он считал своим близким другом, первый человек, который вошел в его купе где-то под Дрезденом и остался в его жизни, который первым протянул ему руку и помог освоиться в новом государстве… Салто, которого Алекс в тайне от всех считал идеалом, героем, сошедшим со страниц Купера… Честный, принципиальный, надежный Салто тоже был частью чужого параллельного мира. Его любимая жена, которая хотя и была обычным человеком, хорошо знала о том, что мир магии существует… Его сестра, которая могла сделать так, что магический мир перестанет существовать… Все так или иначе соприкасались с тем, о чем он только читал в далеком детстве и в чем уже успел разувериться и забыть, у них были свои войны и свои старые счеты, они принадлежали двум мирам, и только он наслаждался жизнью обычного смертного, по вечерам смотря новости, мечтая о будущем по дороге на работу, и ни о чем не думая, прижимаясь ночью к теплой и такой родной рыжеволосой жене. Алекс сотню раз спрашивал Бога: «За что?», но Господь так и не снизошел до ответа, наверное, потому, что Алекс так и не сумел правильно сформулировать свой вопрос. Он хотел знать, то ли за что им всем дано приключение длиною в жизнь, то ли за что ему повезло быть нормальным в этом кошмаре. Он был слишком обижен и зол, но стоило ему подумать о том, что единственного человека, который любил его, несмотря ни на что, больше не существует, внутри образовывалась какая-то пустота, и все эти безумные маги, оборотни, вампиры и прочая готическая нечисть становились лишь тенями в арке соседней подворотни.

Когда Ксандер выдернул его из клиники прямо после завершения операции и в одну секунду доставил к маме домой, Алекс был твердо уверен, что такое невозможно, и полагал, что он первый раз в жизни потерял сознание, и гостиная маминого дома ему просто чудится. По крайней мере, все эти люди, которых он увидел