Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков

«Каждому из нас, — продолжал назидательно вещать Григорий Евсеевич, — приходилось, к сожалению, в том или ином вопросе не соглашаться с товарищем Лениным и при этом быть неправым и попадать впросак. Это случилось и с тов. Бухариным по вопросу о госкапитализме… В этом вопросе имена Ленина и Бухарина противопоставлены друг другу… И вот теперь, товарищи, вы присутствуете при попытке провозгласить официальной точкой зрения партии те взгляды тов. Бухарина по вопросу о госкапитализме, которые он разделял и разделяет сейчас, и против которых в свое время решительно боролся Владимир Ильич…

Что бесспорно в этом вопросе о госкапитализме? Бесспорно, по-моему, и как будто все это признают, указание Ленина на существование пяти хозяйственных укладов в нашей республике… Во-вторых, бесспорно то, что наша госпромышленность, как выразился Владимир Ильич, есть предприятия “последовательно социалистического типа”… Что далее бесспорно? Бесспорно, по-моему, в-третьих, то, что наиболее ярким примером госкапитализма в чистом виде Владимир Ильич считает концессии и аренду…

А что спорно или что хотят сделать спорным теперь? Спорно то, что госкапитализм будто бы сводится только к концессиям и аренде… Это есть ревизия ленинизма. Это есть идеализация НЭПа, идеализация капитализма. При этом забывают такую “мелочь”, как свобода торговли, как существующая у нас форма распределения и потребления, как неизбежное нарастание капитализма из индивидуального крестьянского хозяйства. Вот действительно область спорная между нами».

Разумеется, Зиновьев не только обозначил разногласия с сутью политического отчета ЦК. «Некоторые, — продолжил он, — пытаются представить дело так, будто бы я, грешный человек, выдумал совсем недавно, что у нас преобладает система госкапитализма, что госкапитализм — самое характерное, самое основное в нашем споре (здесь Зиновьев имел в виду критику, обрушившуюся на его статью “Философия эпохи” —Ю. Ж. ), что такой постановки вопроса никогда не было у Владимира Ильича».

Потому-то далее Григорий Евсеевич и выступил, по собственным словам, «в роли начетчика», обратился к «Ветхому завету» — к работам Ленина, непрерывно цитируя их для подкрепления своих слов. Подчеркнул, что Владимир Ильич выступал против тех, кто считал, будто бы «нельзя назвать государственным капитализмом тот строй, при котором средства производства принадлежат рабочему классу».

После семи обширных цитат из работ Ленина содокладчик позволил себе вернуться к взглядам Бухарина. Привел отрывки из статьи его, написанной вроде бы давно, 8 февраля 1922 года, и констатировал: «Бухарин утверждает: обычно наша система хозяйственных отношений называется “государственным капитализмом”, но он, Бухарин, не согласен с тем. Почему? Да потому, что предприятия пролетарского государства он не считает государственно-капиталистическими… Но с другой стороны, они не являются и “социалистической производственной единицей» в строгом смысле этого слова, ибо понятие “социалистическое хозяй

ство» предполагает строго проводимую планомерность всего хозяйственного процесса, тогда как у нас, в особенности при условии новой экономической политики, момент планомерности отступает далеко на задний план перед моментом приспособления к рыночной конъюнктуре».

Конечно же, Зиновьев сознательно прибег к подтасовке, использовав для цитирования работу Бухарина почти четырехлетней давности. Ведь только подобный прием и позволил ему заявить: «Такие указания теперь рассматриваются, как вы знаете, не более и не менее как “ликвидаторство”, “безверие”, “пораженчество”». Благодаря тому Зиновьев обратил против Московской губпартконференции, за которой несомненно стоял Бухарин, все то, в чем она обвиняла ленинградскую парторганизацию.

«Вот почему, — продолжил Зиновьев, — приобретает такое большое значение заявление Н. И. Бухарина весной нынешнего, 1925 года. Заявление, которое, кажется, стало уже достаточно популярным из его статьи в (журнале) “Красная новь” (май 1925 года), где он открыто говорит, что по двум вопросам из всех тех, по которым он спорил с Владимиром Ильичом, он не согласен с ним до сих пор — по вопросу о пролетарской культуре и по вопросу о госкапитализме…

Нет совершенно иного выбора… Тут две точки зрения: или точка зрения Бухарина, или — точка зрения Ленина… Теперь, когда Владимира Ильича нет и Бухарин хочет свою точку зрения навязать партии, долг каждого из нас, здесь сидящих, тех, кто остается на позиции Владимира Ильича, сказать: а вот Владимир Ильич думал так-то и, по-нашему, он был прав. Если по этому поводу будут кричать о пораженчестве, ликвидаторстве, безверии и так далее, пусть кричат сколько угодно. Не думайте, что можно кого-либо из нашей партии запугать. Бросьте такие мысли, не запугаете никого».

Расправившись, как он полагал, с проблемой госкапитализма, а вместе с нею и с Бухариным, Зиновьев обратился к следующему вопросу, вызывавшему острые разногласия. К еще более значимому, запутанному. Продолжил открытый спор со своими идейными противниками, в том числе и с генсеком. Точнее, с высказанными им в политическом отчете утверждениями.

Сталин. «В связи с вопросом о крестьянстве у нас наметились в партии два уклона… Первый уклон состоит в преуменьшении роли кулака и вообще капиталистических элементов в деревне, замазывании кулацкой опасности… К чему приводит этот уклон? На деле этот уклон приводит к отрицанию классовой борьбы в деревне…

Второй уклон состоит в раздувании роли кулака и вообще капиталистических элементов в деревне, в панике перед этими элементами, в отрицании того, что союз пролетариата и бедноты с середняком возможен и целесообразен…

Если задать вопрос коммунистам, к чему больше готова партия — к тому, чтобы раздеть кулака, или к тому, чтобы этого не делать… думаю, из 100 коммунистов 99 скажут… “Бей кулака! ”… А вот что касается того, чтобы не раскулачивать, а вести более сложную политику изоляции кулака через союз с середняком, то это дело не так легко переваривается. Вот почему я думаю, что в своей борьбе против обоих уклонов партия все же должна сосредоточить огонь на борьбе со вторым уклоном»442.

Говоря так, Сталин, как и все политики, обращавшиеся к положению в деревне, совершил грубую принципиальную ошибку. Рассматривал середняка как более или менее постоянную социально-экономическую группу, между тем, она постоянно, ежегодно менялась. Часть ее, разоряясь, превращалась в бедняков, другая, укрепляя и расширяя свое хозяйство, становились кулаками. Те же ошибки оказались присущими и Зиновьеву с его соратниками, клявшимися в своей верности союзу с середняком.

Зиновьев. «Я должен начать с того, что, может быть, и не нравится, и покажется преувеличением кое-кому. Кто не хочет сказать по-ленински всю правду о кулаке, тот неизбежно должен своего соседа укрепить в недооценке середняка».

Лишь столь подчеркнуто противопоставив свои взгляды «кое-кому», то есть генсеку, Зиновьев начал излагать те идеи, которые его, вместе с Каменевым, Крупской, Сокольниковым, заставили воспринимать как одного из лидеров «второго уклона». Правда, говорил-то