Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - Константин Маркович Азадовский

уже утвержденных, случалась в тот период довольно часто[60], и М. К. имел все основания беспокоиться за своих учениц. И хотя работа Л. А. Лебедевой (урожд. Гутерман) о Николае Бестужеве не привлекла к себе, по счастью, внимание членов аттестационной комиссии, однако кандидатская степень М. А. Шнеерсон была действительно аннулирована.

Почти все ученики М. К. – те, кому довелось обрести в его лице своего научного руководителя или старшего наставника, – писали ему в разные периоды жизни, желая выразить свои искренние чувства: уважение, признательность, восхищение. В архиве М. К. хранится немало таких писем; некоторые из них цитировались на страницах этой книги. Мы приведем дополнительно еще одно – красноречивое свидетельство той граничащей с обожанием увлеченности, которую испытывали подчас студенты и аспиранты М. К. по отношению к профессору.

Автор публикуемого ниже письма – Анна Петровна Селявская (1920–2002), историк литературы, многолетний преподаватель Иркутского университета. Окончив в 1944 г. Новосибирской педагогический институт, А. П. Селявская переехала в 1945 г. к мужу в Иркутск и стала готовиться к поступлению в аспирантуру. Пребывание М. К. в Иркутске к тому времени подходило к концу, и его общение с Аней Селявской могло быть лишь очень недолгим; вероятно, она успела прослушать несколько его лекций, посетить семинарские занятия и получить консультацию относительно диссертационной темы[61]. Но даже эти редкие встречи и беседы произвели на нее глубочайшее впечатление. Прошло всего несколько месяцев после отъезда М. К., и, узнав о том, что он награжден орденом Трудового Красного Знамени, Селявская отправила ему телеграмму: «Поздравляю наградой желаю новых побед над незнанием невеждами и самолюбивой посредственностью Иркутск Селявская».

А за телеграммой последовало взволнованное, откровенное, местами, конечно, наивное письмо (от 27 июня 1945 г.). Приводится в извлечениях:

Родной Марк Константинович! <…>

Вы все время здесь, я Ваше присутствие так часто ощущаю: Вы все еще наставляете меня; Ваш совет «работайте денно и нощно» вспоминаю я в конце каждого дня, то хваля себя, то обличая; Ваши глаза с теплом контроля и участия постоянно смотрят на меня; семинар, отдельные советы, даже реплики – все так памятно, так важно и значительно для меня, что я, наверное, никогда об этом не забуду; даже если жизнь не подарит мне возможность еще видеть Вас, работать с Вами.

Да это иначе и не может быть.

Я ведь жадная провинциалка, а Вы для меня – первый большой ученый. Вы – первый, кто меня познакомил с широтами библиографии (я помню выставку в читальном зале и реплику: «Аспирант все должен читать»), проблемами текстологии и изданиями (даже!). Как все встречи с большими людьми, моя встреча с Вами не прошла в ряду сереньких событий, жизней, достойных забвения. Она тем значительнее, что была первой (все первое значительно) и целевой.

Я все время хотела Вам писать, но откладывала до решительного какого-нибудь заметного события. <…>

Не скрою, что иногда мои порывы сдерживало то плохое впечатление, которое я произвела на Вас, как-то не умела я вместе с плохим показать и хорошее, чем я владею; душа почему-то съеживалась, и язык то примерзал к зубам, то примитивно и невразумительно работал. <…>

Когда Вас наградили, я была счастлива за Вас и первый раз порадовалась Вашему отъезду: только без Вас я по отдельным штрихам (картины от меня скрыты) поняла, как Вам было здесь трудно.

Я гордилась Вами, и это состояние выразила в телеграмме, которая, как мне кажется сейчас, несколько высокопарно звучит, но тогда я так думала, так чувствовала и так написала. <…>

Примите теплый привет из холодного Иркутска.

Анна Селявская (70–10; 3–4 об.).

Поддержкой и покровительством М. К. нередко пользовались молодые ученые, формально не принадлежавшие к его ученикам. Таков и герой, о котором мы считаем нужным напомнить, учитывая его роль и репутацию в советской литературно-общественной жизни 1960–1970‑х гг.

М. К. познакомился с А. Л. Дымшицем (1910–1975) в начале 1930‑х гг., когда недавний выпускник ленинградского Института истории искусств становится сотрудником Института русской литературы и готовит к печати ряд историко-литературных работ для издательства «Academia», «Библиотеки поэта» и др. Позднее, работая в Ленинградском государственном педагогическом институте им. А. И. Герцена, Дымшиц увлекается изучением фабрично-заводского фольклора и пролетарской поэзии, а летом 1935 г. руководит фольклорной экспедицией на завод «Красное Сормово» (ее участниками были также Л. М. Лотман, А. Д. Соймонов, В. В. Чистов)[62]. В 1936 г. Дымшиц защищает в Пушкинском Доме кандидатскую диссертацию («Очерки из истории ранней пролетарской поэзии и рабочего фольклора»); в 1936/37 учебном году выступает в фольклорном кружке университета с докладом «Маяковский и фольклор».

Дымшиц вступал в науку энергично и ярко, чем, видимо, и расположил к себе М. К., охотно публиковавшего его статьи и рецензии в «Советском фольклоре». Примечательно, что изданный в 1938 г. сборник статей Дымшица был озаглавлен так же, как и сборник М. К., выпущенный в том же году и в том же издательстве: «Литература и фольклор» (случайное совпадение или осознанное решение, неясно). Согласно воспоминаниям Д. М. Молдавского, М. К. критиковал эту книгу за публицистичность, «но некоторые ее разделы – в частности, о Маяковском и народном творчестве – включил в список обязательной литературы»[63].

М. К. всемерно поддерживал молодого коллегу. Летом 1937 г., после того как Дымшиц был обвинен в троцкизме[64], М. К. помог ему удержаться на плаву. «Ты, м<ежду> прочим, интересовался судьбой А. Л. Дымшица, – пишет он Ю. М. Соколову 22 сентября 1937 г., отвечая на его вопрос. – Он сохранил все свои посты – в том числе и в Бюро Секции Критиков, – и даже введен от ИРЛИ в состав нашей Секции. Сегодня, кстати, он читает доклад о героическом образе советского фольклора (в Союзе Писателей)»[65]. «Нашей Секции» означает: Фольклорной секции Института этнографии. Совершенно ясно, что никто, кроме М. К., возглавлявшего эту секцию, не мог «ввести» в нее фольклориста, объявленного в московском журнале «невскрытым авербаховцем». Другими словами, М. К. был среди тех, кто помог Дымшицу в критический момент сохранить посты (в частности, пост заведующего отделом критики в журнале «Звезда»).

С февраля 1940 г. А. Л. Дымшиц занимал должность заместителя директора по научной работе Института литературы и тесно сотрудничал с М. К. по различным вопросам, например при подготовке «Свода русского фольклора».

18 марта 1941 г. во время защиты в университете докторской диссертации Дымшица («Основные этапы идейно-творческой эволюции В. В. Маяковского») произошел казус, получивший резонанс в филологической