Гранд-отель «Европа» - Илья Леонард Пфейффер

это произвело обратный эффект: теперь Дебора Дримбл возникала в моих мыслях чаще, чем когда-либо. Вдобавок мне захотелось навести порядок в моих метаниях и укрепить уверенность в себе, сравнивая нынешнюю ситуацию с кризисами, постигшими другие мои романы, и, хотя все без исключения подобные сравнения выходили в пользу моих отношений с Клио, они вскрыли выгребные ямы минувших дней, и поднявшийся оттуда смрад былых поражений грозил пропитать все. Прошлое опасно, тут я с Клио согласен. Оно отравляет источники.

Тот, кто готов целиком предаться смутному недовольству, не должен с недоверчивым и оскорбленным видом сидеть на месте, как горный козел на своем одиноком утесе, и ждать, пока его успокоит другой, — он должен сам быть творцом своего счастья. Моей задачей было с радостью взвалить на себя вину за все практические трудности, с которыми сталкивалась Клио при организации конгресса, и, окажись он успешным, всячески отрицать, что задумка была моя. А если вспомнить время, когда мы были друг другу ближе всего, то первой приходила в голову наша игра. Чтобы отвлечь Клио и вновь сблизиться с ней, мне следовало возобновить наши поиски последней картины Караваджо. В прошлом, когда все мелкие, но неразрешимые сложности настоящего дня только поджидали нас, мы умели играть как дети и были искренне счастливы вместе. Однако мы жили в Венеции и времени на путешествия у нас не было. Требовалась теория, согласно которой картина вполне могла быть спрятана здесь. Но отвлекать Клио просьбой придумать такую теорию я не мог. Нужно было сделать это самому. Я погружусь в изыскания и удивлю ее. И мы вернемся к нашей игре.

2

Пока я, лишенный экспертных разъяснений Клио, копался в ее книгах и всех цифровых архивах, какие только можно было нарыть в интернете, я ощущал себя приверженцем теорий заговора, который ищет в документах об НЛО, потерпевшем крушение в Розуэлле, доказательства того, что Земля плоская. Когда занимаешься любительскими исследованиями, главная сложность не в том, что ты ничего не можешь доказать, а в том, что ты можешь доказать что угодно. Доказательства неверных утверждений обнаруживаются в мгновение ока, научное сообщество поднимает тебя на смех, что, в свою очередь, подливает масла в огонь теориям заговора, и все повторяется сначала. У людей слишком много свободного времени — вот в чем главная проблема нынешнего дня. У всех людей, кроме Клио. И это было следующей по значимости проблемой.

Но я не был любителем. По образованию я филолог-античник, а это, черт побери, тоже историческая дисциплина. Хотя я лучше знаком с языческими храмами, чем с церквями, и чаще наведывался в Афины времен Перикла и Рим времен императора Августа, чем в красочную Италию времен Караваджо, я располагал всеми знаниями и навыками, необходимыми для исторических поисков. Нужно было лишь приложить дополнительные усилия, чтобы углубиться в эпоху, которую до этого я лишь праздно навещал вместе с Клио.

Хотя многие утверждают, что на Караваджо повлияла венецианская школа живописи, ничто не указывало на прямую связь города и художника. Возможно, в молодости он бывал здесь со своим учителем Симоне Петерцано, но был слишком юн, чтобы оставить хоть какой-то след. Если не считать пока не найденную последнюю картину, спрятанную здесь по причинам, которые мне еще предстояло придумать, в городе не было ни одного полотна Караваджо. Хорошее начало.

Мне пришло в голову, что ключом к тайне могут стать биография и контакты знатных покровителей Караваджо. Большие надежды подавало могущественное семейство Колонна. Филиппо I Колонна помог Караваджо сбежать из Рима после убийства и приговора. В Неаполе художник до конца жизни пользовался покровительством маркизы Констанцы Колонна. Судя по тому, что Деодато Джентиле сообщил Шипионе Боргезе, последняя картина Караваджо после его смерти короткое время находилась у нее.

Я углубился в ее жизнеописание. В 1567 году, в возрасте двенадцати лет, Констанцу выдали замуж за семнадцатилетнего Франческо I Сфорца. Этот Сфорца был маркизом Караваджо — городка в Ломбардии неподалеку от Милана, откуда происходили родители художника и название которого он выбрал себе в качестве псевдонима. Отец Караваджо служил управляющим у маркиза Сфорца. Это чудесное совпадение я воспринял как знак того, что нахожусь на правильном пути. Поначалу брак Констанцы трудно было назвать счастливым. Вскоре после свадьбы она написала отцу: «Если ты не заберешь меня от этого мужчины и из этого дома, я покончу с жизнью, и если это будет означать погибель моей души, то так тому и быть». Чтобы защитить девушку от себя самой, ее отправили в монастырь. Это помогло. Она пересмотрела свое положение и в 1569 году родила Франческо Сфорца первого из шести сыновей.

Констанца Колонна рано овдовела: Франческо умер в 1580 году. Ей было двадцать пять. Я обнаружил, что между семейством Сфорца и Венецией существовала связь. В пятнадцатом веке один из предков мужа Констанцы построил в сестьере Сан-Марко, рядом с дворцом Фальер на Гранд-канале, Палаццо Ка-дель-Дука. В двадцатые годы шестнадцатого века в нем находилась мастерская Тициана. Если Констанца Колонна унаследовала имущество супруга, значит, она владела и этим роскошным венецианским палаццо. Меня охватил азарт. Увы, дальнейшие поиски показали, что еще в пятнадцатом веке из-за обострившегося конфликта между Венецианской республикой и Миланским герцогством Ка-дель-Дука был конфискован властями. Ко времени смерти Караваджо здание уже более полутора веков не принадлежало семейству Колонна.

Я попробовал привязать к Венеции род Боргезе. В какой-то момент мне показалось, что у меня клюет, но речь шла о телеповаре Алессандро Боргезе, организовавшем в Венеции открытый кулинарный мастер-класс. Не стоило забывать, что в интернете полно не имеющего отношения к делу современного мусора. Импозантный мраморный бюст-портрет Шипионе Боргезе 1632 года работы скульптора Джана Лоренцо Бернини между 1892 и 1908 годами выставлялся в Галерее дель Сейченто, где работала Клио, но этот факт, сколь бы важным он ни был, не мог служить прочным основанием для утверждения, что предназначенная Шипионе Боргезе картина тоже была привезена в Венецию три века назад.

Я должен был играть лучше. Иначе ничего не выйдет. Нужно было попытаться думать как Клио. Отталкиваться от краски и художников, а не уповать на маркизов, кардиналов и телеповаров. Я вспомнил, как Клио рассказывала, что существуют различные версии многих картин Караваджо: их жадно копировали. Чаще всего это происходило прямо в мастерской, когда краска на оригинале еще не высохла. На копии был спрос, и копировщикам следовало торопиться, пока полотно не отправили заказчику. Тогда становилось уже поздно. Мне подумалось, что копировщики были осведомлены о свежих работах Караваджо лучше, чем кто-либо другой. Если кто и видел его последнюю картину до ее исчезновения, то некто