Гранд-отель «Европа» - Илья Леонард Пфейффер

заменить заполняемые вручную гостевые книги. Не знаю, в том ли дело, но в последние дни интернет у меня в номере работает значительно быстрее обычного.

Сегодня я обнаружил, что теперь на стойке регистрации даже продаются сувениры с названием отеля. В ассортименте: две открытки, одна — с фасадом и крыльцом, сфотографированным издали, с подъездной аллеи, другая — с изображением фонтана; писчая бумага с такими же золотыми буквами, как и на вывеске над входом; колокольчики консьержа с выгравированным названием отеля и мой любимец — пластмассовый человечек, несомненно «сделанный в Китае», в униформе коридорного из красной ткани, а на его кепи золотистыми буквами набито название отеля.

Единственное настоящее неудобство, вытекающее из растущей популярности отеля, — это то, что во время ужина не всегда получается сесть за свой привычный столик. Уже дважды выходило так, что я спускался в ресторан в обычное время и обнаруживал за своим всегдашним столом у окна с видом на розарий лакомящихся вечерней трапезой китайцев в комфортной отпускной одежде, и единственное свободное место оставалось лишь за одним из маленьких столиков у стены. Монтебелло старается для нас как может, но новые правила предписывают не держать лучшие столики для постоянных гостей. Именные серебряные кольца для салфеток отменены. Мое мне разрешили оставить в качестве сувенира.

2

Однако пока модернизация гранд-отеля «Европа» неумолимо, словно растущий уровень моря, берет свое, я никак не могу загасить в себе интерес к блестящему прошлому отеля. Я выразился неточно. Именно потому, что отель, как оказалось, не в силах противостоять прозаичной реальности современной жизни, я чувствую, как меня все больше пленяют поэтичные мифы его уже почти неосязаемого прошлого. Приехав сюда, я сразу почувствовал себя как дома и, вообразив, что перенесся в прошлое, решил остаться здесь на неопределенный срок, но сейчас, чтобы не растерять это ощущение дома, мне никак нельзя упускать из виду то самое прошлое, которое, впрочем, уже и здесь почти изгнано во вчерашний день, где ему, по правде говоря, и место.

Мысль о старой даме не отпускает меня. Чем дальше в современность затягивает отель его новый владелец, тем невероятнее, удивительнее и прекраснее мне кажется идея о том, что загадочная старая хозяйка с ее картинами и книгами по-прежнему обитает где-то в этих стенах, в не поддающемся обнаружению первом номере и никогда оттуда не выходит. Она, скорее всего, и ведать не ведает, во что превращается ее гранд-отель. Ее незримое присутствие — и одновременно многозначительное отсутствие — занимает меня.

Вчера я спросил о ней Абдула. Я надеялся, он сообщит мне что-то новое. Разнообразные обязанности коридорного заносят его в самые отдаленные уголки отеля. Возможно, он знает, где находится первый номер. Но он не знал. О старой даме он слыхал. Монтебелло однажды поведал ему о ней. Но Абдул еще ни разу с ней не встречался. По его словам, единственный, кто изредка с нею видится, — это Монтебелло. Мажордом рассказывал, что старая дама заменила ему мать и что из благодарности к ней он хотел бы теперь стать отцом Абдулу.

В тот же день я столкнулся с мажордомом в Зеленом зале. Хотя я знал, что легендарная сдержанность, которой он — справедливо или нет — так гордился, становится еще непоколебимей, когда речь заходит о старой даме, я все же решился вновь осведомиться о ней. Монтебелло рассказал, что когда-то хозяйка была блистательным центром притяжения гранд-отеля «Европа», гости боготворили ее и не было в те дни такого юнкера, графа, маркиза, герцога или принца, который не целовал бы ей руку, но нынче она предпочитает оставаться наедине со своими картинами и воспоминаниями, а он, Монтебелло, считает своим священным долгом уважать ее желание.

Я спросил, как часто он ее навещает. Он ответил, что раз в несколько дней приносит ей поесть, но ест она крайне мало и порой не притрагивается даже к тому немногому, что он ей оставляет. Я поинтересовался, о чем они беседуют.

— О прошлом, — ответил он. — Она живет в прошлом.

Я спросил, правда ли, что он считает ее матерью.

— Если мать — это та, кто подарил тебе жизнь, — ответил Монтебелло, — то она моя мать, ведь всем, кто я есть и кем хочу быть, я обязан ей. Сказав это, считаю важным подчеркнуть, что очень признателен за ваш интерес к ней, но, если вы продолжите расспросы, я вынужден буду вас разочаровать, а вы знаете, сколь неохотно я это делаю.

Чуть позже, встретив мажордома в моем коридоре, — в руках у него был поднос с двумя блюдами, покрытыми клошами, — я поддался внезапному импульсу и решил проследить за ним. Но ничего не вышло. Он шел так быстро, что уже на втором повороте я упустил его из виду.

Надо бы поговорить с Пательским. Он прожил здесь дольше всех. Возможно, он знает о старой даме больше. К тому же мы давненько не беседовали. Я еще собирался поведать ему историю об Абдуле и Энее. Он будет в восторге. А о том, почему я сам ненадолго забеспокоился перед приходом полиции, пожалуй, лучше не упоминать.

3

Это подводит нас к проблеме Альбаны, причем являлась ли она проблемой, я не был уверен до вчерашнего дня. С тех пор как произошло то, о чем она прознала или не прознала, но наверняка догадалась, Альбана избегала меня, что само по себе еще ни о чем не говорит, ведь избегала она меня всегда, когда не вешалась мне на шею. Поскольку первое я предпочитал второму, то не видел причин предпринимать что-либо, чтобы изменить сложившуюся ситуацию. Да и вообще я вовсе не чувствовал себя ответственным за ее расположение духа. Единственным, чего я опасался, была открытая враждебность, да и то больше потому, что она могла привести к неловким сценам, нарушающим покой других гостей, и заставить меня так или иначе заявить о своей позиции. Но о враждебности речь не шла. В те редкие моменты, когда я замечал Альбану за упорными попытками избежать встречи со мной, выражение ее лица было не мрачней и не мстительней обычного.

Но вчера встречи было не миновать. Мы почти буквально столкнулись друг с другом во время учебной пожарной тревоги. Ведь я едва не забыл рассказать о вчерашних учениях — очередном новшестве, которым мы обязаны энтузиазму господина Ванга, хотя подозреваю, что безопасность гостей интересует его меньше,