Гранд-отель «Европа» - Илья Леонард Пфейффер

— это сбережет всем время и нервы. Я попытался пролезть без очереди и получил рюкзаком по физиономии. На борту было не продохнуть, что, если честно, шло только во благо: в нос с каждым вздохом бил кислый запах пота. И хотя теплоход, как я только что неспроста заметил, был набит битком, как только мы отчалили, все пассажиры пришли в движение — ведь нас окружали гондолы, которые непременно нужно сфотографировать. Я огляделся и понял, что единственные венецианцы здесь — это мы с пилотом-калабрийцем и кондуктором-неаполитанцем. Сходя на берег, я во всеобщем хаосе получил чемоданом по голени, но воспользоваться общественным транспортом в Венеции и избежать синяков — это дохлый номер.

От причала Сан-Тома путь лежал через калле Трагетто Веккио в направлении кампо Сан-Тома, а оттуда — более-менее прямо. Первую проблему представляли собой гондольеры: они пришвартовались у причала и не пропускали ни одного туриста без того, чтобы не попытаться завлечь его на лодочную прогулку по каналам. Вторая проблема состояла в том, что калле Трагетто Веккио — узкий переулок, в который вливаются все пассажиры, другой дороги просто нет. Торопиться здесь невозможно. А в этом-то и заключалась главная проблема: я торопился.

Когда я наконец добрался до того места, где должен был находиться цветочный, найти его не удалось. Вместо него передо мной предстала лавка муранского стекла. Я проверил адрес в интернете: Сан-Поло, 3127 — типичный безумный венецианский адрес с указанием сестьере вместо улиц, согласно системе, которую ввели австрийские оккупанты в девятнадцатом веке и которая даже тогда не отличалась практичностью, но так и не была отменена. Я находился в районе Сан-Поло, на двери значился номер 3127, но, возможно, я опять впал в присущее мне заблуждение: исходить из того, что практика всегда должна соответствовать теории.

Напротив располагалась закусочная. Я решил зайти и спросить, нет ли поблизости цветочного. У прилавка роились туристы. Американка великанских размеров заказывала безглютеновый багет с салом и сыром бри, желательно безлактозным и с вегетарианским ферментом, и еще диетическую колу безо льда. Я напряг голос и поверх иностранных голов на беглом итальянском попросил у женщины за прилавком разрешения потревожить ее быстрым вопросом. Она тревожно взглянула на меня и по-английски ответила, что мне, как и всем остальным, следует набраться терпения и подождать своей очереди.

Хозяин соседней сувенирной лавки, китаец, тоже не говорил по-итальянски, но сообщил, что владелец магазина муранского стекла — его родственник. Если я пожелаю, он добудет для меня скидку. Да я не о том спрашивал, дружище. Цветочный магазин, цветочник, цветы? Ах, цветы… плохой бизнес. Туристы цветов не покупают. В гостиничной комнате их не поставишь, а сувенира из них не выйдет — завянут еще до того, как вернешься домой. Немудрено, что такой магазин обанкротился. Помещение за относительно небольшие деньги досталось родственнику китайца. Но он готов предложить мне прекрасные искусственные розы, у него и флуоресцентные найдутся.

Новый план. Я взглянул на часы. Было уже поздно. В Каннареджо точно не успеть. Единственным реалистичным вариантом оставался кампо Сан-Сальвадор. Я проверил маршрут по мобильному. Ну вот, этого-то я и боялся! Самый быстрый, а точнее, единственный путь лежал через мост Риальто. Выходило, что нужно пройти в направлении церкви Сант-Апонал, а оттуда свернуть к Гранд-каналу, к набережной рива дель Вин, упирающейся в Риальто. Я пошел бы тем же путем и сам, и гугл-карты подтверждали: альтернативы нет — по крайней мере, если снова не сесть на вапоретто. Судя по картам, дорога занимала шестнадцать минут. Но она пролегала через туристическое сердце города — рай праздношатания и потребления, мотор венецианской экономики.

Хотя туристы только и делают, что останавливаются тут и там, им и в голову не приходит остановиться и подумать о том, как их остановки мешают местным жителям, пытающимся вести нормальную жизнь. От избытка свободного времени люди раздаются вширь. Вместо того чтобы подтянуто и оперативно передвигаться от пункта отправления к цели и от дела — к встрече, они в своей праздности расплываются, запруживая целые переулки. Их бесцельное шатание — все равно что холестерин, нарушающий кровообращение города и приводящий к инфарктам. Их существование — помеха. Иx присутствие — безответственная оккупация ценного пространства. Естественность, с которой они присваивают себе право перекрывать чужие улицы, — неслыханная наглость. В благодарность за оказанную им — совершенно незаслуженно — честь краешком глаза узреть величие и красоту этого города им следовало бы свести свое присутствие до минимума и, смущенно извиняясь и пристыженно потупив взгляд, жаться к стенам домов. Вместо этого они в одном исподнем, уверенно переставляя полуголые ноги, захватывают площади и наводняют улицы своим беспардонным массовым эгоизмом.

На причале отеля «Маркони», на набережной Гранд-канала, лежали на солнце парень в плавках и девушка в бикини. Я засомневался, не сделать ли им замечание. Тот вопиющий факт, что они, похоже, понятия не имели, где находятся — на Гранд-канале, пульсирующей артерии блистательной Светлейшей республики, в окружении дворцов из поющего хрусталя, в стенах которых гусиным пером были начертаны мысли, сформировавшие наш мир, — и что они с ленцой как нечто само собой разумеющееся присвоили это волшебное место, превратив его в пляж, — этот факт возмущал меня до глубины души.

Им бы почтительно взирать на чеканные фасады в вечернем платье и с цилиндром в руке, но вместо этого они раскинули свои жирные, обожженные солнцем телеса прямо на пороге. Им бы сжаться в комочек смирения, бормоча извинения и благодарности, но вместо этого они считают своим неотъемлемым правом занимать это пространство. Им бы устыдиться, осознав свою полную ничтожность по сравнению с теми, кто все это построил, но вместо этого они валяются тут, наслаждаясь отпуском.

Их поведение требовало телесного наказания. Так уж вышло, что в этом деле наш древний континент может похвастать богатой традицией. Я представил себе, какой благородной задачей было бы привить этим двоим основы исторической грамотности с помощью старых добрых пыточных методов Средневековья.

В качестве невинной увертюры мы могли бы начать с груши страданий. Это маленький элегантный металлический инструмент в форме тюльпана с закрытыми лепестками. Напоминает очаровательный сувенир для туристов. Вставляем его в рот. Затем медленно поворачиваем винт на кончике стебелька, в результате чего четыре лепестка раскрываются, а железный тюльпан медленно расцветает. Полость рта растягивается до предела, сокрушая челюсть. При желании грушу страданий можно применять и анально — процедура, на которую всем своим видом напрашивались солнцепоклонники.

Для первого