На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров

состав будущего посольства: «И когда генерал Перон, пришедший к власти в Аргентине, предложил установить с Советским Союзом дипломатические отношения, Сталин на его телеграмме написал: «Оформить посольство в течение месяца». Это было в мае 1946 года, кадров было мало, и оформить посольство в такой короткий срок было невозможно. Наскребли, как говорится, по сусекам, взяли бывшего посла из Голландии, консул приехал из Уругвая… Таким образом, я в двадцать один год оказался атташе в Аргентине»[131].

За день до прибытия «Академика Крылова» газета компартии «Ла Ора» на первой полосе опубликовала портрет Сталина и адрес магазина, где можно было купить советские флаги.

Из аргентинских официальных лиц посла Михаила Григорьевича Сергеева в порту приветствовал Альберто Виньес, шеф протокола правительства. Из соотечественников Сергеева встречал торгпред Шевелев, его заместитель Лакс, другие сотрудники торгпредства. Ни на шаг не отходил от Сергеева корреспондент ТАСС Дашкевич. Аргентинские журналисты упомянули в репортажах дипломата Рябова, который «до последнего времени работал в советском посольстве в Уругвае».

Встречать Сергеева пришли дипломаты дружественных стран – посланник Югославии и генконсул Чехословакии. Около порта собралось несколько тысяч сторонников Страны Советов. Сергеева, «чтобы избежать инцидентов», увезли другим маршрутом. Толпа, тем не менее, ненадолго прорвала полицейское оцепление, радостные эмоции было невозможно сдержать.

На первое время сотрудники посольства разместились в двух гостиницах – «Альвеар Палас» и «Кларидис». Бдительные дипломаты быстро выяснили, что среди «коридорных» есть много лиц, владеющих русским языком, – выходцев из Западной Украины, Белоруссии, Латвии и т. д. Установили и то, что номера тщательно обшаривались, именно обшаривались в процессе уборки. Какие-то вещи пропадали. Например, привезённые отрывные календари («Кого-то из бывших соотечественников ностальгия замучила?» – предположил посол Сергеев). Самым серьёзным «ЧП» стало «исчезновение» аттестатов на сотрудников посольства, которые хранились в номере бухгалтера Шалиловой.

Из-за отсутствия разрешения властей Аргентины на шифрованную связь краткий отчёт о посольстве был направлен в Москву через Рябова из Монтевидео:

«Первая встреча посла с министром иностранных дел Хуаном Атилио Брамуглией состоялась только 3 сентября (для справки: министр принял британского и американского послов в день их прибытия). Брамуглия заставил наших дипломатов ожидать приёма 45 минут, объяснив это «занятостью» с британским послом. Время приёма, разумеется, было назначено заранее самим Брамуглией. Наша встреча носила официальный характер и имела целью передачу министру копий верительных грамот и выяснение даты вручения грамот Перону.

Посол затронул тему запроса депутата-консерватора Пастора в нижней палате о том, какие меры намерено предпринять аргентинское правительство «для получения удовлетворения» от советского правительства за арест в 1918 г. в Петрограде начальника канцелярии и дипкурьера аргентинской миссии. Сергеев спросил, как Брамуглия предполагает ответить на эту интерпелляцию. Вопрос был задан не совсем в тактичной форме, и Брамуглия довольно резко ответил, что его правительство не нуждается в помощи других стран на составление ответов в палате депутатов или сенате. После уточнения Сергеева, что он не намерен подсказывать ответ, а только интересуется его содержанием, Брамуглия дал соответствующие объяснения.

При ознакомлении с положением в Аргентине бросаются в глаза усилия Перона «загладить свои грехи» перед американцами, рост влияния и активности антиперонистов, разлад в среде его сторонников, попытки Перона объединить их хотя бы формально единой организацией».

Под проливным дождём с градом Сергеев 12 сентября поехал вручать Перону верительные грамоты. Посол был тронут тем, что у президентского дворца его ожидала насквозь промокшая, но преисполненная энтузиазма дружественная манифестация.

Более года потребовалось на подбор подходящего здания для посольства. Поиски осложнялись тем, что в столице был «дефицит» на обособленно стоящие особняки. Такая вот особенность Буэнос-Айреса – плотная застройка улиц, дома тесно прижаты друг к другу. Предложений на аренду почти не было, только на продажу. Аренда в «приличных» районах колебалась от 1200 до 2500 долларов в месяц, приобретение в собственность – от 180 тысяч долларов до 400 тысяч.

Послу и шифровальщику пришлось тесниться в торгпредстве. Им временно выделили две комнаты: в одну «заселился» Сергеев, другая использовалась как рабочее помещение шифровальщиками – посольского и резидентуры. «Миша» из Монтевидео привёз всю необходимую для работы документацию.

Для военного атташата места не нашлось: Шевелев вначале отказал. Но после дискуссии на повышенных тонах военный атташе получил под рабочий кабинет комнату на пятом этаже – размером 3 на 3,5 метра с цементным полом, без отопления и телефона, рядом с кухней. Разумеется, женщины толпились там с утра до вечера, готовя еду и, как жаловался в Центр руководитель атташата, «проявляя нескромное любопытство». В коридоре можно было наткнуться на посторонних людей из «местных»: референтов, преподавателей испанского языка, дворника, шофёра и т. д. Имелись неудобства чисто рабочего плана: не было пишмашинок, мебели, канцелярских принадлежностей.

Сотрудники временно устроились в двух меблированных квартирах. Аренда обходилась дорого, дипломаты тратили на неё более половины зарплаты. В первой квартире обустроились три семьи (Лазаренко, Щучкина и Буйленко). Каждая получила по комнате, общее «пространство» – столовая, кухня и приёмная. Во второй квартире обосновались семья Орищенко и руководитель атташата. Туда же (в комнатку для прислуги) пристроили шифровальщика с женой.

Аргентинская контрразведка интересовалась причинами такой «скученности», её агенты пытались проникнуть в эти квартиры под любыми предлогами: от ремонта телефонной линии до выяснения причин «протечки воды» на нижний этаж. Иногда визитёры предлагали для найма более дешёвое жильё, по-видимому, с внедрёнными микрофонами. Лазаренко сходил «для интереса» в предлагаемую квартиру. «Не квартира, а одно большое ухо, – сделал он вывод. – Причём консьерж поляк, бывший участник Армии Крайовы».

Мужчины, «читавшие газетку» неподалёку от торгпредства, были из наружного наблюдения. Когда сотрудники выходили в обеденный перерыв перекусить или походить по магазинам, без «хвоста» не обходилось. Москва не спешила с ответом на заявку о покупке автомашины. Пришлось временно арендовать бьюик с шофёром, которого уже на следующий день вызвали в контрразведку и завербовали. Несколько раз его видели у полицейского участка на улице Лас-Эрас, видели, как он спешно звонил куда-то, если сотрудники атташата отлучались «в пешем порядке» по своим делам. Он же, подслушав разговор о сейфе, поинтересовался, на какой этаж его «пришлось затаскивать».

Портье торгпредства (он же дворник) – Роман Абрамчук, бывший польский подданный, из Западной Белоруссии, хорошо говорил по-русски. По мнению торгпредовских сотрудников, он интересовался вещами, которые заведомо были вне его «компетенции». Наблюдение за сотрудниками велось из постоянного полицейского поста. Оттуда шло «наведение» агентов наружного наблюдения за обитателями торгпредства, выходящими в город.

На официальных приёмах в доверие к офицерам атташата старались втереться женщины, которые по всем признакам были агентами контрразведки. В отчёте об одной такой попытке Лазаренко отметил: «Они сами предложили знакомство, приглашали в «Casino Russo» и нахально преследовали нас даже тогда, когда мы показали им своё неудовольствие».

По «нахальству поведения» всех превзошёл некто Матчурин. Он буквально «влез» в квартиру офицеров и предложил услуги по ремонту. Было время