На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров

коммунистами. Следует иметь в виду, что в Бразилии, как и в других южноамериканских государствах, ревниво относятся к попыткам вернуть домой славянских эмигрантов. Для них это, действительно, подрыв основ: вывоз дешёвой и качественной рабочей силы. Именно поэтому Перейра де Лира инкриминировал мне «вербовку» советских граждан в Бразилии. Что касается «моряка», то, по-видимому, он действительно существовал и занимался нелегальной перевозкой литературы на русском и украинском языках из Аргентины в Бразилию. Судя по всему, этот «моряк» был полицейским провокатором».

В связи с «разоблачениями» Перейры де Лира Центр запретил Рябову заниматься агентурно-оперативной работой и в Уругвае, и в Аргентине, куда он был переведён и.о. резидента в сентябре 1946 года. Объёмистый архив дел по советским эмигрантам в Бразилии Рябов передал Резову, сотруднику советского посольства, приехавшему из Рио.

Резидент Соколов сообщил своему начальству об излишне «вольном», по его мнению, поведении Сурица. Информация была использована для доклада «наверх»:

«Совет министров СССР т. Сталину

МИД СССР т. Молотову В.М.

Совет министров СССР т. Берия Л.П.

Докладываю следующее сообщение в отношении посла СССР в Бразилии Сурица Я.З., полученное мною от резидента МГБ СССР в Бразилии, работающего в посольства в качестве советника.

«Считаю необходимым кратко сообщить свои впечатления о после Сурице. Я убедился, что он идейно чуждый нам человек. Суриц не раз высказывал несогласие с некоторыми мероприятиями нашего правительства в области внешней политики и пытался склонить меня на свою сторону. Местное политическое положение оценивает, исходя не из положений ленинизма, а как наболтают ему здешние послы, знакомые интеллигенты и прочие. Выписывает меньшевистский журнал и читает белогвардейскую литературу. Прочитав в иностранной литературе какую-нибудь клевету о наших вождях, болтает об этом среди знакомых.

Суриц даёт нелестные характеристики некоторым нашим руководителям и крупным деятелям, которых знает лично. Молодых заместителей министра называет мальчишками. Дельными людьми в Москве считает только Коллонтай и Литвинова, отставкой которых сильно обеспокоен.

Стремясь к красивой фразе и позе, Суриц выбалтывает иногда в присутствии иностранцев такие сведения, которые могут причинить нам немалый ущерб. Свою командировку Суриц считает ссылкой, работой посольства занимается поверхностно. Неискренний и лживый человек, центр информирует недобросовестно. Поддерживает связь с белоэмигрантами и местными евреями. Уносит на квартиру секретные документы и держит их там неделями. Имеет откуда-то дополнительные доллары. Привёз их с собой или получил за границей – неизвестно.

Его дочь общается с американскими офицерами и миссионерами, бывает в гостях у русских эмигрантов, установила связь с семьёй посла Эквадора, с которым у нас нет дипломатических отношений. Заметив, видимо, что её связи стали мне известны, Суриц однажды сказал мне, что он предупредил дочь, чтобы она не болтала лишнее американцам и не рассказывала им о посольских делах, о том, где хранятся посольские документы и т. п.

Живёт Суриц в отдельном доме, в 10 километрах от посольства, вся его прислуга из иностранцев».

По нашему мнению, пребывание Сурица за границей может принести нашей стране больше вреда, чем пользы.

АБАКУМОВ».

О причинах интереса Елизаветы Суриц[123] к «русским эмигрантам» много лет спустя рассказала она сама. С юных лет её страстью был балет, и во время командировок отца она пользовалась любой возможностью для изучения русских балетных трупп. Вскоре после приезда миссии в Бразилию Елизавете представилась такая возможность: в стране начались гастроли «Оригинального русского балета». Им руководил «полковник де Базиль», бывший казачий офицер Василий Григорьевич Воскресенский[124]. Разумеется, без личного общения с членами труппы Елизавета Суриц вряд ли смогла собрать материал для насыщенного фактами и подробностями рассказа о де Базиле, балеринах и танцовщиках, выступавших в Рио-де-Жанейро летом 1946 года.

О глубоком знании Елизаветой Суриц бытовых подробностей жизни русских балетных групп за рубежом свидетельствует и такой фрагмент из её статьи: «Труппа де Базиля, приезжая в тот или иной город, всегда интересовалась местным балетом. В Рио-де-Жанейро полковник с женой – Ольгой Морозовой, Сергей Григорьев с Любовью Чернышевой (они вели занятия и репетиции. – К.С.) и хореограф Ваня Псота посетили, в частности, детский приют, где был балетный класс, который вёл чех Вацлав Велчек, и смотрели выступления детей. Такие контакты, несомненно, много значили для местных артистов и школ. Однако де Базиль не был склонен при этом поступаться собственными интересами и чинил препятствия тем, кто изъявлял желание покинуть труппу, чтобы остаться работать в каком-нибудь латиноамериканском городе. Такой случай произошёл как раз в Рио-де-Жанейро годом раньше: две способные солистки труппы, Татьяна Лескова и Анна Волкова, получили предложение подписать выгодный шестимесячный контракт для работы в местном казино «Копакабана». Де Базиль решительно отказал им в отпуске и удерживал их, пользуясь тем, что у артистов труппы была единая общая виза. Танцовщицам удалось добиться своего лишь с помощью хитрости: был инсценирован их арест на улице в момент, когда труппа уезжала, с последующим запретом покидать страну, после чего через знакомых они добились индивидуальных виз».

В 1946 году посол Бразилии в Москве Марио де Пиментель Брандао давал негативную оценку практически всем предложениям советской стороны по активизации сотрудничества. Он был решительно против открытия в Москве бразильского торгпредства. По мнению Пиментеля, Советский Союз от этого только выиграет, потому что потребует взаимности и пошлёт в Бразилию людей, которые будут заниматься «распространением красной веры» и подготовкой «пятой колонны». Отверг бразильский посол идею налаживания туристических связей между Бразилией и Советским Союзом: «Единственными туристами, которые будут приезжать к нам, станут лица, подконтрольные советскому правительству, на которых будут возложены политические функции».

Пожалуй, Пиментель воздержался от подозрений только в одном случае: когда советская сторона направила запрос о допуске на территорию Бразилии радиоастрономической научной экспедиции. Весь мир ожидал редчайшего феномена: полного солнечного затмения 20 мая 1947 года. Лучше всего за ним можно было наблюдать именно из Бразилии.

В ночь на 9 декабря 1946 года в ресторане отеля «Насьональ» произошёл инцидент с бразильским атташе Суарешем Пинной, живущим в № 407. Судя по всему, он скандалил в нетрезвом состоянии: сломал несколько стульев, разбил какие-то стёкла, вызывающе вёл себя в отношении служащих, распустив кулаки, о чём написали в заявлении официанты. Служащим пришлось применить силу и связать дебошира полотенцами, чтобы его утихомирить. Когда Пинна, вроде бы, успокоился, его развязали, и он снова начал буянить, швырять в служащих предметами сервировки. Инцидент был соответствующим образом запротоколирован.

На следующий день Пиментель пытался нормализовать ситуацию, направил в МИД ноту с просьбой о предоставлении Пинне отдельного номера в другом отеле («Савое» или «Метрополе»). Посол дал понять, что не намерен давать ход этой «неприятной ситуации». Но в МИДе уже приняли другое решение, и соответствующая нота была направлена. В ноте были зафиксированы все деяния Пинны: в состоянии алкогольного опьянения направился в ресторан отеля, пытался забраться на эстраду с джаз-оркестром, после чего устроил скандал, несовместимый с его дипломатической должностью. По вине Пинны