На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Участники встречи вели себя сдержанно, никаких обещаний не давали, сам Шевелев больше слушал, чем говорил. Он обратился к Перону с вопросом о предоставлении торгпредству права пользования шифром для переписки с Москвой. Перон рекомендовал обратиться с этим к министру иностранных дел, который позже разъяснил, что до установления дипломатических отношений такого права предоставить невозможно.
Следующая встреча с Пероном состоялась 13 мая. Шевелев уже получил телеграмму из Москвы о том, что он уполномочен начать предварительные переговоры об установлении дипломатических отношений, если аргентинцы будут настаивать на этом вопросе. Этой же телеграммой сообщалось о согласии на поставку 10 тысяч тонн газетной бумаги.
По мнению и.о. резидента Лакса, вторая встреча была более дружественной, чем первая, «но Шевелев не совсем точно выполнил указания, не дождался, когда первым заговорит Перон. Шевелев сразу же заявил, что у него имеются очень хорошие вести. Перон, выслушав сообщение о нашей готовности к переговорам о восстановлении дипломатических отношений, и что он, Шевелев, уполномочен на это, внешне очень обрадовался, вскочил со стула и начал театрально обнимать присутствующих. Такая же реакция последовала, когда он услышал, что в Москве положительно решён вопрос о поставках газетной бумаги. Артистизма Перону не занимать».
Лакс не одобрил поведение торгпреда:
«Почему Шевелев отступил от указаний? Он преданный и честный человек, энергичен, инициативен и хорошо знает своё дело. Иногда он чрезмерно поддаётся эмоциям, иногда излишне самомнителен, не терпит соперников. Возражений не выносит. Любит выступать на первых ролях, тает от похвал… Шевелев, видимо, решил, что лучшим методом для выполнения порученного ему дела является простота в общении и прямота в высказываниях, «в духе» деланой простоты Перона и близких к нему лиц. Шевелев не раз повторял Перону, Брамуглии и Лагомарсину, что он не дипломат и считает для себя лучшим говорить откровенно, без умолчаний».
Во встрече участвовали те же лица, что и в первый раз. Причём коммерческий советник Малков пришёл с супругой, которая свободно говорит по-испански. Её чисто по-женски интересовала Эва Перон, о которой много пишут в журналах мод. Как только она появилась, Малкова тут же к ней подсела, и во время переговоров они говорили только о тряпках. Сам Малков был торгпредом в Мексике, но там не прижился из-за конфликтов, и был командирован в Аргентину для закупки продовольствия. Последняя его сделка – приобретение растительного масла, которое грузилось на танкеры «Сахалин» и «Азербайджан».
Третья встреча с Пероном состоялась утром 25 мая после получения Шевелевым телеграммы из Москвы с согласием на предложение аргентинцев установить дипломатические отношения. На этой встрече с советской стороны были те же лица, кроме Марьинского, а с аргентинской – Перон, Лагомарсин, Брамуглия. Правда, на этот раз Перона пришлось ждать довольно долго. Присутствовавших занимала разговором его жена Эвита, явившаяся в утреннем халате.
Встреча прошла в той же внешне искренней и дружественной обстановке. Услышав о согласии Москвы на установление дипломатических отношений, Перон встал и заявил, что это самый счастливый день в его жизни, и тут же добавил, что вести переговоры будет Брамуглия – будущий министр иностранных дел. Перед этой встречей Шевелев сделал Перону подарок, послав ему чёрную икру, водку и палехские шкатулки. Встреча завершилась тем, что все выпили по рюмке водки, после чего Перон разбил свою рюмку о паркет, воскликнув, что таков обычай аргентинцев. Все последовали его примеру. В отчёте Лакс не удержался от иронии: «Этот обычай наш Шевелев довольно хорошо освоил, в дальнейшем рюмки бились неоднократно».
Корреспондент ТАСС Юрий Дашкевич лучше всех умел подыграть Шевелеву. Лакс характеризовал журналиста не лучшим образом: «Возможно, Дашкевич хороший корреспондент, но честолюбец, карьерист, льстец и невыдержан в поведении. Дашкевич оказывал на Шевелева вредное влияние. Если бы не Дашкевич, Шевелеву удалось бы избежать многих ошибок. Держать себя в нужных рамках Дашкевич не умеет, позволяет себе фамильярность и плоские шутки. Обычным его коньком является саморекомендация как «представителя красного империализма». Это он говорил Перону, Брамуглии и Лагомарсину».
По мнению Лакса, Шевелев подходил к работе с официальными лицами Аргентины «с элементами импровизации». Однажды после приёма у Перона 6 июня[129] Шевелев пригласил правительственных чиновников на ужин, и не нашёл лучшего места, чем ресторан «Русалка» с балалаечным оркестром «из беляков». Трактирный тип ресторана не соответствовал статусу Шевелева, но он «не хотел менять привычки и регулярно приглашал туда иностранных коллег».
Закрытого канала для дипломатической переписки ещё не было, и Лаксу надо было ехать в Монтевидео за телеграммой из Москвы с полным текстом коммюнике по поводу установления дипломатических отношений. Адресовалась телеграмма на «совпосла тов. Шевелева». Из этого торгпред сделал вывод, что именно он назначается послом и быстро вошёл в эту роль. Были заказаны визитные карточки и конверты с соответствующими атрибутами. В газетах появилось сообщение, что «из авторитетных источников стало известно, что Советский Союз будет представлять в Аргентине Константин Шевелев». Лакс не без оснований подозревал в этой утечке Дашкевича.
Аргентинцы начали называть торгпреда не иначе как «embajador» и оказывать ему особые знаки внимания. Дашкевич настолько сблизился с Шевелевым, что тот иногда представлял его «будущим первым советником». В коллективе Дашкевич демонстрировал свою осведомлённость. Жене Лакса, то ли в шутку, то ли всерьёз, сказал, что её мужа ожидает пост военного атташе, а Малковой он шепнул, что её супруг станет торгпредом.
В полном тексте телеграммы, которую Лакс привёз из Монтевидео, сообщалось, что послом назначается Михаил Сергеев[130]. Шевелев был потрясён. Такой поворот событий поставил его в крайне неудобное положение перед аргентинцами. Конечно, он пытался объяснять, что ранги посла и торгпреда равноценны, что торгпред самостоятелен и независим в табели о рангах, но звучало всё это неубедительно.
Торгпредство было первым советским учреждением в Буэнос-Айресе, поэтому, когда прибыли дипломаты, некоторых из них их пришлось «подселить» в торгпредство. Оно находилось в пятиэтажном здании на углу Генерала Сельи Обес и Копернико. Кабинет торгпреда Шевелева и рабочие помещения сотрудников находились на втором этаже. На третьем – располагалась квартира торгпреда. На первом, «вестибюльном», этаже дежурили коменданты, контролируя посетителей. Там же находилась скромная квартира портье – Романа Абрамчука, его жена была уборщицей, а дочь – домработницей торгпредства. Четвёртый и пятый этажи были отданы под квартиры сотрудников. «Жилплощадь» имелась также в надстройке на крыше.
Персонал посольства прибыл в Буэнос-Айрес 31 августа 1946 года на борту парохода «Академик Крылов». Юрий Папоров, писатель и разведчик, вспоминал о том, как формировался