Я — ярость - Делайла Доусон

бы точно обожглась. Элла мешает суп, дует на него и отхлебывает, безмерно благодарная за то, что он походит на настоящую еду, поданную при нужной температуре, несмотря на то что это просто суп из банки. Несколько глотков ложатся на благодатную почву из сырных крекеров в довольно урчащем желудке — и она готова к разговору.

— Итак, позвольте прояснить. Вы хотите взять у меня кровь, а потом отправиться в эту жуткую полиэтиленовую комнату и создать вакцину? И вколоть ее мне?

— Не совсем вколоть, скорее впрыснуть, как вакцину от оспы, специальной раздвоенной иглой. Но в остальном да, все правда, хотя с твоих слов звучит раз в десять более странно и опасно, чем на самом деле. — Лиэнн тревожно оглядывается. — Тебя пугает пластиковая комната? Просто мне нужно держать образцы в чистоте.

Элла немного смягчается. То ли дело в супе, который греет изнутри, то ли в том, что Лиэнн похожа на бабушку, смущенную тем, что она забыла вытереть пыль с плинтусов над дверями. Тихий голосок в голове интересуется, не накачали ли ее наркотиками, но ведь Элла смотрела, как Ривер разогревает еду, и… что ж, она действительно хочет им довериться. Они милые. Они позаботились о ней. Она попыталась убить их, даже изуродовала Ривер лицо, но на нее не держат зла, а, напротив, хорошо понимают. И у этих ребят есть ответы, которые не мог дать интернет, а ведь Элла привыкла все находить в интернете.

Она до сих пор помнит, как мама нашла противозачаточные таблетки и психовала, и Элле пришлось объяснить, что она выяснила все, что нужно, в интернете, сама записалась на прием и знала, что сказать врачу.

«Но ведь о таких вещах тебе должна рассказывать мать!» — причитала мама, не в силах сдержать слезы.

Элла, переполненная чувством вины, не знала, как объяснить маме, что все ее родительские истории волокли за собой ужасный эмоциональный багаж из маминого прошлого. Элла просто хотела делать некоторые вещи на своих условиях. Она хотела получить ответы и не хотела маминых слез, речей о том, как девочка становится женщиной, о безответственности и о том, каково было расти с бабушкой. Если ты воспитываешь детей, которым приходится выполнять роль взрослого в отношениях с тобой, то не стоит удивляться, что в какой-то момент они во всем начинают вести себя как взрослые.

Однако Ярость привела к чудовищной нехватке проверенной информации. Интернет полон фейков и мемов, боты атакуют, люди продают органические антимоскитные сетки, вывешивают списки поз в йоге или эфирных масел, которые уберегут от заражения, а политики и проповедники кричат и тычут друг в друга пальцами. Сотни статей о значении Ярости в современном обществе, о разделении тела и духа, о том, что человек произошел от животного, о демократах и республиканцах, о праве носить оружие и праве забивать людей насмерть голыми руками, о том, каково это — снова прятаться в стенах дома, когда мир еще не оправился от коронавируса.

В период ковида информация стекалась со всего мира, но сейчас не так уж много статистики, отчетов и диаграмм. Реальные цифры никому не известны. Особенность приступа Ярости состоит в том, что это столкновение двух людей, один из которых в итоге мертв, а другой в шоке, мучается стыдом, страхом, горем. Ярость трудно запечатлеть на камеру, а когда это происходит, человек, нажавший на кнопку записи, обычно не доживает до того, чтобы опубликовать видео.

Если Лиэнн и Ривер не лгут, то надежда есть. Мало того, что это излечимо, — так, по-видимому, еще и достаточно легко, чтобы оборудовать лабораторию в старом дерьмовом фургоне. К тому же приступ могут остановить и люди безо всякого оборудования, просто применив силу и удержав человека, которого охватила жажда убийства.

Это красиво, это пугает, но разве не так выглядит надежда в темные времена?

— Это больно? — спрашивает Элла между двумя большими ложками. — Вакцина?

Лиэнн склоняется вперед, сияя, как человек, который только что заметил бабочку.

— Что ты знаешь об оспе?

— Коровы, доярки, шрамы?.. Я читала «Чужестранку»[42].

— Ага, оно самое. Чтобы впрыснуть вакцину, мы делаем небольшие надрезы и кое-что в них втираем, так что это не совсем похоже на быстрый укол. Тебе придется посидеть какое-то время, и на плече у тебя останется шрам. Это на самом деле круто, потому что легко доказать, что ты вакцинирован. Ну, грубо говоря, это похоже на шрам от прививки от оспы. А мы ведь не сможем выдать модный сертификат наподобие тех, которые получают люди, покупающие вакцину.

— Есть сертификаты?

Лиэнн смотрит вниз и качает головой, как бык, которому некого бодать.

— Так богачи доказывают друг другу, что они вне опасности. Этому засранцу из фармацевтики принадлежит вакцина и все патенты, и если покупаешь ее у него по рыночной цене…

— Как будто это гребаный лобстер! — добавляет Ривер.

— …то получаешь ламинированную карточку с твоим уникальным номером на ней. Как будто это сумка Birkin, знаешь, или вроде тех бесполезных коллекционных штук, которые твой прадедушка покупает в телемагазине, и их привозят вместе с сертификатом подлинности.

— Моя бабушка получила ее. Модную вакцину. — Элла делает паузу и прихлебывает суп. — Да и парочка Birkin у нее в наличии.

Ривер пристально смотрит на нее.

— Твоя бабушка купила вакцину для себя, но не для тебя?

Элла смотрит в пол. Как объяснить, что за человек бабушка? Раньше было проще, но теперь, когда она знает, что дедушка Рэндалл ушел от нее…

— Это сложно. В любом случае у нее живет моя младшая сестра, а мама заразилась Яростью и уехала от нас, и мне действительно надо отыскать их. Маму и сестру.

Лиэнн и Ривер обмениваются взглядами, значение которых Элле не вполне понятно, но они явно не думают о дикости ситуации Эллы.

— Мы сделаем прививку тебе и дадим вакцину для них обеих, — говорит Лиэнн.

— Но… — начинает Ривер.

— Мы сделаем это, — с нажимом повторяет Лиэнн.

Элла зачерпывает остатки супа и смотрит на маленький холодильник.

— У вас есть что-нибудь попить? — спрашивает она. — Я очень обезвожена, и вены у меня так себе, так что лучше, если я подзаправлюсь как следует.