Я — ярость - Делайла Доусон

чем. Патрисия роется в телефоне, шарит вокруг в поисках пульта от телевизора, который и тут висит высоко и на весь кабинет орет рекламными слоганами. Она и забыла, как странно течет время в пустых процедурных кабинетах, насколько они бесчеловечны. Для здешних врачей она не более чем несовершенное тело, они не знают ее, не в курсе ее истории, только хотят разобраться с ней и вышвырнуть из палаты, чтобы снова взять на регистрации очередную карту очередного пациента.

Современная медицина в самом деле чудовищна в отношении людей.

Что ж, бедные люди.

Хорошо было с доктором Бэрдом: он приезжал прямо к ней домой на своей БМВ и у него уже была вся ее история болезни на ноутбуке. Здесь же она чувствует себя не более чем очередным безликим номером в череде пациентов. Будто они коровы.

— Что ж, начнем. — Доктор Эллис возвращается с пластиковым лотком. Следом за ней идет молодой человек, который несет прочие инструменты и лекарства.

Патрисия ожидает светской беседы или увещеваний, но доктор Эллис переключается в режим учителя: она подробно объясняет молодому человеку все, что видит и делает, говорит, что делать ему, что еще он мог бы сделать и как сделать это более эффективно. Патрисия перестает ощущать себя коровой и превращается просто в кусок мяса. Анестетик, который ей вводят в голень, притупляет боль, но она все еще чувствует давление и напряжение и отводит взгляд, когда игла и черная нить скользят туда-сюда.

— Миссис Лейн?

Патрисия поднимает голову. Похоже, на какое-то время она ушла в себя.

— Да?

— Боюсь, нам придется удалить часть мертвой ткани. — Пальцами в синих перчатках доктор Эллис сжимает край лоскута.

Патрисия ничего не говорит, просто смотрит на нее.

— Просто чтоб вы знали.

— На ваше усмотрение. — Отмахивается Патрисия. Она подозревала, что так будет.

Раздается звук… ножниц? Патрисия вскидывает голову и пялится в телевизор, где дьявольские близнецы снова предлагают беспокойной семейной паре дом их мечты за кругленькую сумму. Теперь она благодарна, что телевизор работает так громко, и тщательно вслушивается в описание стен под корабельную обшивку и плиточных полов. Если не отрываться от шоу, то можно не смотреть вниз на ногу, не слышать, как срезают ее плоть, как игла проходит сквозь кожу. Смешно: она думала, что справится с этим сама с помощью старой иглы Розы для пуговиц и хлопчатобумажной нити.

Она навсегда потеряет эту часть себя. Фунт плоти.

Ну, не фунт, конечно, но метафора весьма к месту.

Она будет… как это правильно сказать?

Обезображена, это само собой.

Но еще она будет… меньше.

Это слово постоянно приходит ей на ум, пока мозг подыскивает какое-нибудь более подходящее.

Меньше.

Такое простое слово — а хотелось бы чего-нибудь значимого, необычного, величественного. Какой смысл постоянно расширять словарный запас, если не можешь найти нужное слово в конкретный момент?

От нее отрезают часть ее самой, оставляя странную пустоту.

Никогда раньше у Патрисии ничего не удаляли. У нее есть все зубы мудрости, желчный пузырь, аппендикс. Она никогда не ложилась на операцию.

А вот сейчас она полностью в сознании, и доктор опускает кусок ее тела в пластиковый контейнер с жидкостью. Раздается сочный шлепок.

Вероятно, у нее отхватили недостаточно плоти, чтобы это отразилось на весах.

— Нам нужно будет отправить эти ткани на анализ, — предупреждает доктор Эллис, будто Патрисия просила сохранить ей этот кусок мяса как сувенир.

— Скатертью им дорога.

Патрисия снова переключает внимание на телевизор, а они заканчивают со своей мрачной работой. В ноге еще слегка тянет, но боль, к счастью, прошла. В какой-то момент ее спрашивают о ране на бедре, Патрисия отмахивается и что-то бормочет, и этот укус тоже промывают, уже безо всякого обезболивания. Но это и не больно — она вообще не здесь, она парит возле экрана телевизора, глаза прикованы к очаровательным близнецам, проворачивающим дьявольские сделки.

— Миссис Лейн?

— Да?

Патрисия опускает взгляд и с удивлением понимает, что все еще лежит на кушетке.

— Мы закончили. — Доктор Эллис протягивает руку, и Патрисия принимает ее, не понимая зачем, пока доктор не помогает ей сесть. Она смотрит вниз: нога в двух местах обмотана бинтами, и эти повязки еще толще предыдущих.

— Рассказываю сразу. Эти повязки нельзя снимать в течение сорока восьми часов. Ничего, если они немного сползут, главное — не мочите швы. Принимайте антибиотики. Если у вас поднимется температура, если будет покраснение у раны и боль, сообщите нам. У вас есть постоянный врач?

— Да… нет, больше нет.

Просто от этих слов Патрисия ощущает странный прилив стыда, будто они каким-то образом узнают, что ее предыдущий врач отказался от нее (а вовсе не оставил практику по каким-то своим причинам).

— Удачи, миссис Лейн, — говорит доктор Эллис, уходя. Однако неуклюжий молодой человек все еще здесь.

— Как вы себя чувствуете?

— Боюсь, я почти ничего не чувствую.

Он улыбается, демонстрируя неровные зубы.

— Возможно, это и к лучшему. Это была весьма впечатляющая рана.

— Впечатляющая, — повторяет Патрисия. — Хм.

Он протягивает руку, чтобы помочь ей подняться, и Патрисия, осторожно ступив на ногу, ощущает, что та онемела, но вполне функциональна.

— На стойке регистрации вам выпишут рецепт. Принимайте каждые двенадцать часов. И вы наверняка захотите принять еще обезболивающих, нам тут не разрешают использовать качественные лекарства. — Он хмурится. — Извините.

— Я уверена, все будет хорошо.

Благодаря доктору Бэрду ее аптечка полным-полна разных полезных препаратов — и ничего из этого она не может принять, потому что присматривает за Бруклин. Из-за таблеток она становится вялой, медленнее реагирует, все для нее становится неважным. А теперь есть нечто, что имеет значение всегда.

Молодой человек придерживает дверь, пока она, прихрамывая, идет к стойке регистрации.

— Похоже, вашу страховку недавно аннулировали. — Секретарша смотрит на Патрисию так, будто та солгала ей.

— Этого не может быть.

— Однако это правда, я сама звонила в страховую компанию.

Они смотрят друг на друга. Секретарша раздражена, а Патрисия холодна и