Я — ярость - Делайла Доусон

Лиэнн не слезает, но слегка отодвигается, чтоб Элле было легче дышать.

— Не слезу, пока не буду уверена, что ты в безопасности. Видишь ли, есть некоторые неоспоримые вещи, которые мы знаем о Ярости, — Лиэнн рассказывает так, будто стоит перед классом, а вовсе не прижимает подростка к полу всем телом. — Например, если у человека приступ и мы схватим его и будем очень крепко удерживать, чтоб он никому не причинил вреда, то через пару минут приступ закончится. Это весьма захватывающе, потому что тело перестает атаковать и прикидывается мертвым, отключается и… ладно, ты, наверное, не хочешь так углубляться. В общем, людям во время приступа вовсе не обязательно кого-то убить, чтобы приступ закончился. Просто окружающие должны проявить достаточную смелость и удерживать их, пока все не завершится.

Разум Эллы лихорадочно усваивает новое знание. Все, что она когда-либо читала о Ярости, — а она проводила достаточно времени за исследованиями с тех пор, как узнала, что заражена, — подтверждает тот факт, что остановить приступ невозможно, что все закончится только со смертью жертвы. Но вот Лиэнн лежит у нее на спине, а Ривер — возле стола, и оба живы.

— Значит, я убила охранника?

— Никого ты не убила. Хотя надо признать, трюк с перцем в кармане хорош. Умно.

— Легко восхищаться, если у тебя не останется шрамов на всю жизнь, — ворчит Ривер. — Между прочим, этим лицом я зарабатываю на жизнь.

— Ты зарабатываешь на жизнь голосом и остроумием, и в любом случае ты всегда твердишь, что обожаешь шрамы, — подтрунивает Лиэнн. Ривер фыркает.

— На других людях!

Элла с трудом приходит в себя. Она была напугана, а потому решила, что лучше убить кого-нибудь, чем стать жертвой похищения, и вот теперь выясняется, что она никого не убила, но все равно ее втащили в фургон. Это странный момент: эмоции еще не улеглись, но разум уже пытается просчитывать ситуацию. Она бы должна испугаться, но в организме, кажется, больше не осталось страха.

— Я схожу с ума, — она пытается утверждать это, но звучит как вопрос.

— Вовсе нет. Во время приступа болезнь перехватывает контроль над миндалевидным телом, и потом некоторое время оно не может полноценно функционировать. Ты истощена. У тебя кончились ложки[38].

— В смысле у тебя на нуле и здоровье, и мана[39], — добавляет Ривер.

— Ага, ну да, если ты из геймеров, то такое объяснение тоже подходит. Суть вот в чем: если пообещаешь, что больше не будешь ни на кого бросаться или пытаться навредить, я с тебя слезу. И мы сможем забрать со стоянки продукты, пока их кто-нибудь не стащил, и поедим горячий суп, как разумные люди.

— Я не хочу никому делать больно, — признается Элла.

Лиэнн вздыхает.

— Ага, никто не хочет — и все же ты была готова. Мы просто начали не с той ноты, ладно? Мы не похитители, это не фургон серийных маньяков, и если ты успокоишься, доверишься нам и даже поможешь, то мы сделаем тебе прививку. Если захочешь, конечно. Я могу понять, что в наше время Ярость можно рассматривать как благо.

Именно слово «благо» окончательно уверяет Эллу.

Похитители не используют подобные слова.

Похитители не предлагают вколоть или не вкалывать тебе вакцину, в зависимости от твоего желания.

— Тампа, между прочим, лидирует в списке городов, откуда люди попадают в сексуальное рабство, — сообщает Элла.

— Господи, мы не торговцы из секс-трафика, — говорит Ривер откуда-то сверху. — Если б это было правдой, у нас был бы фургон поновее, никакого полиэтилена и центрифуг.

— Как насчет такого варианта: я дам тебе мой телефон, — предлагает Лиэнн. — Можешь пойти к себе в машину, посидеть и полистать его. Читай все, что захочешь. По большей части я переписываюсь с другими аспирантами: мы подпольно распространяем вакцину. Если залезешь на мой Фейсбук, то увидишь, что мама умоляет меня вернуться в Университет Майами, а по Твиттеру понятно, что я фанатею от «Энимал Кроссинг»[40] и «Ведьмака»[41]. Я нормальный человек, я пытаюсь сделать что-то хорошее — и мне кажется, что ты тоже.

— А как насчет Ривер?

— Тебе ни за что не дадут телефон, но можешь посмотреть ютуб-канал с моего телефона.

— Я публичная личность, — поясняет Ривер. — Очень легко загуглить, какими странными штуками я увлекаюсь.

Элла вздыхает.

Она напугана, и прошло довольно много времени с тех пор, как она доверяла кому-то. Родители предали ее с самого рождения. Она потеряла лучших подруг, потому что они выбрали друг друга и начали сплетничать о ней, потеряла расположение учителей, когда оценки пошли вниз, потому что она не спала, потому что по ночам отец терроризировал весь дом. Она думала, что Хейден будет тем человеком, с которым она сможет быть честна…

Тот факт, что она доверяла всем тем людям, невыносимо бесит ее.

Но интуиция подсказывает ей, что можно довериться этим двум незнакомцам, которых она встретила в аптеке, — Элла сама не знает почему. Может, дело в доброте Лиэнн, в том, как она смотрит на Эллу с искренней заботой, в том, как старое платье мешком висит на ней, будто она вовсе не заботится об одежде. Может, всему виной странная честность Ривер, тот факт, что им, кажется, вообще не нужно скрывать что-либо, включая дурное настроение. Тот факт, что оба, похоже, не держат зла на Эллу за то, что она вдохнула перца, чтобы причинить им боль…

В общем-то она просто хотела сбежать. Когда тебя систематически преследуют, оскорбляют и унижают, ты в какой-то момент готов сразиться и умереть, и это лучше, чем снова бежать.

Элла чудовищно вымоталась. Она эмоционально выбита из колеи, плохо спала, несколько недель постоянно была настороже и голодала. Она помнит биологию достаточно, чтоб понимать: сейчас она — двигатель, который слишком долго работал на максимальных оборотах. Чувство голода вернулось, и Элла сделала бы что угодно ради того, чтобы хоть на минуту ощутить себя сытой и в безопасности. Конечно, Элла не против запереться у себя в машине, напихать полный рот крекеров и порыться в телефоне Лиэнн. И если ей что-то не понравится, она просто уедет вместе с телефоном.

— Ладно.

— Отлично.