Я — ярость - Делайла Доусон

шипит, кричит, скандирует, и Поули поднимает ее на ноги. Челси встает, пошатываясь, будто только что очнулась. Она прикрывает глаза, прячась от света прожекторов, и в замешательстве оглядывается кругом, а потом смотрит на Стива сверху вниз, будто бы понимая, что только что произошло. Челси трясет головой, словно услышав первые аккорды любимого трека, ставит ботинок Стиву на спину и вскидывает кулак в воздух. Снова звучит ее песня. Толпа беснуется.

Неважно, любят они ее или ненавидят — сейчас каждый зритель переполнен этими эмоциями.

И тут Челси замечает что-то в толпе: люди отворачиваются от ринга, беспокойно переговариваются, кричат. В том месте, где она видела женщину во время боя, бьется чье-то тело, затем раздается вопль, который толпа тут же подхватывает, и прокатывается волна: все торопятся поглядеть на новое шоу. Женщина в толпе кидается на кого-то и избивает — абсолютно молча.

Челси отсюда видит это, даже если никто вокруг не замечает.

У нее Ярость.

Женщина, должно быть, сделала то же, что они притворно исполняли на ринге: нанюхалась перца (хотя Харлан заверил их, что на входе всех будут обыскивать круче, чем на таможне в аэропорту).

Мужчина, на которого она напала, — камуфляжного цвета шляпа, черная футболка — поднимает руки, закрываясь от ударов, а она пытается добраться до него, раздирая руки в кровь, и толпа в волнении отступает к дверям. Нанятые охранники, расставленные у стен, изо всех сил пытаются пробиться к дерущимся, но они слишком далеко и пользы от них будет мало, потому что люди в панике перекрывают им дорогу.

Челси смотрит вниз на Стива.

— Давай, ну! Надо прижать ее!

Не дожидаясь кивка или слов согласия, Челси пролезает под канаты и бежит. Добравшись до женщины, она хватает ее за талию, изо всех сил дергает назад, совершая бросок, — ровно как учили — от чего стулья разлетаются в стороны. Прежде чем женщина успевает подняться на ноги, Челси наваливается на нее сверху и прижимает к земле. Они весят примерно одинаково, так что если никто в ближайшее время не прижмет сверху Челси, ей предстоит битва всей жизни.

Женщина извивается, и Челси думает о том, что не уверена, что хуже — получить серьезную травму в текущей реальности, не имея ни денег, ни страховки, или же потерять работу из-за поступка отчаявшейся женщины. Потому что правило Харлана № 1 гласит: нельзя трогать публику — и Челси только что нарушила его по полной.

Но она должна. Другого выбора у нее нет.

— Ну же! — орет она, прижимая женщину к земле и лихорадочно оглядывая толпу. — Помогите мне удержать ее!

Первый, кого она видит, — мужчина, на которого женщина напала: лицо у него исцарапано, а ухо висит буквально на нитке из кожи. Судя по открытому рту, он в шоке: трясет головой, пятится, а потом разворачивается и убегает.

— Трусливый кусок дерьма! — вопит Челси ему в спину.

И тут что-то тяжелое придавливает ее к земле. Самая тяжелая вещь в мире.

— Давай, — говорит ей на ухо Харлан Пейн. — Мы вернем ее, вместе.

Кто-то еще падает сверху на Харлана, а потом еще кто-то, и от этого у Челси воздух выбивает из легких, а ребра угрожающе хрустят.

На мгновение она замирает, вспоминая, как Ти-Джей сказал ей на тренировке: «Неважно, где ты, неважно, насколько мало у тебя пространства, — ты всегда можешь сделать еще один вдох».

Вот так, в темноте и духоте, вдыхая запах дешевого шампуня незнакомой женщины, смешанный с запахами крови и дорогого одеколона Харлана, Челси переводит дух. Делает вдох, потом еще один. Она не понимала, как можно сохранять спокойствие во время бури, — пока не появилась Ярость, и вся жизнь не превратилась в непрерывную бурю.

Она знает, что женщина ее не слышит, что у нее отключилось сознание, — и все же, наверное, тяжело дышать с таким-то весом на спине.

— Все в порядке, — шепчет Челси. — Ты не одна. Все будет хорошо.

Она чувствует, как дыхание Харлана обжигает шею, как еще кто-то вздыхает наверху, но все же в каком-то смысле для нее остались только она сама и эта женщина, придавленные к земле, как Атлант, удерживающий небо.

— Что случилось?.. Что?.. Помогите!

Женщина под ней плачет, одновременно с первыми словами, сорвавшимися с губ, ее тело обмякает.

— Все хорошо, — говорит Челси Харлану, и он повторяет это кому-то наверху.

Давление ослабевает, дышать становится легче, и в конце концов спину холодит воздух. Он на самом деле совсем не холодный, зато она свободна. Вместо того чтобы встать, Челси опускается на четвереньки рядом с женщиной, чье лицо все еще скрыто длинными черными волосами.

— Эй, вы в порядке? — спрашивает Челси негромко. — Вы знаете, что случилось?

— Он мертв? Я сделала это?

Голос у женщины хриплый от ужаса, и Челси сложно судить отчего: то ли от страха оказаться убийцей, то ли оттого, что она, возможно, так и не добилась своего.

— Ему порядком досталось, но он был жив, когда убегал отсюда. Чертов трус, — бормочет Челси.

— Дьявол.

Она выдыхает это очень мягко, с тоской, почти нежно.

— Знаешь, тебе совсем не обязательно к нему возвращаться, — говорит Челси, радуясь, что ее лицо тоже не очень видно за волосами.

— Я… у нас дети.

Большая теплая рука опускается на плечо Челси и, задрав голову, она видит склонившегося над ней Харлана. Он кивает, как бы говоря: позволь мне разобраться с этим — и Челси отвечает таким же кивком, встает и отходит в сторону.

Харлан, даже стоя на коленях, похож на большого медведя гризли, и его нисколько не смущает, что он портит свой великолепный серебристый костюм. Он тоже говорит негромко, но с сильным южным акцентом.

— Хорошая попытка, но этот говнюк сбежал. Если хочешь, можешь остаться с нами. У нас работа, еда, крыша над головой и достойная зарплата. И нам плевать, что ты заражена.

Тело женщины — она все еще лежит на полу ничком — содрогается от громких рыданий.

— У нас дети, — повторяет она, будто молитву.

— Дорогая, он ведь просто сдаст тебя копам и найдет кого