В стране воспоминаний. Рассказы и фельетоны. 1917–1919 - Надежда Тэффи

– Эй, ты, буржуй нерезаный? Чего к стенке лепишься!

Такие милые!

Ну действительно, разве не милые?

Хорошо жить на свете, господа!

Хлеб

Передо мной лежит осьмушка ржаного хлеба. Дневная порция.

Почему эта осьмушка называется ржаной – непонятно. Может быть, оттого, что ни одна лошадь при взгляде на этот хлеб не удержалась бы от весёлого ржания, – так много в нём овсяной соломы. Есть в нём ещё какая-то горькая глина. Но ржи нет.

Вчерашний хлеб был другого сорта. Он состоял из чудесных древесных опилок с гуммиарабиком. Конечно, жалко, что так непроизводительно истребляют леса, когда у нас и без того недохват в топливе, но хлеб из опилок, во всяком случае, как бутафория был очень красив и похож на настоящий, как хорошо выполненный портрет добросовестного художника старой школы – Константина Маковского, Новоскольцева или Штемберга.

Словом, иллюзия полная, и эстетическое удовольствие огромное.

Вы смотрели, улыбаясь.

– Как похож! Ах, до чего похож!

– Как живой!

– Только что не говорит! – воскликнул какой-то чересчур восторженный едок.

Это было чересчур, – и мы сконфузились.

Полюбовавшись, положили хлеб в гостиной на резную этажерочку, как «обжэ де люкс».[26]

Это было вчера.

А сегодня горькая осьмушка из зелёной глины совсем ни на что не похожа. Ни вкусом, ни цветом. Это скорее старый шерстяной чулок. Или кусок войлочного коврика, о который вытерли двенадцать пар мокрых калош.

– Что это вы мне принесли, голубчик? – с любопытством спросила я, когда лакей подал мне утром на тарелке это странное вещество.

Он усмехнулся и ничего не ответил. Только, уже уходя, около дверей обернулся и признался: это хлеб.

Кто кормится этим хлебом, – я долго не могла понять. Теперь я поняла.

Кормится этим хлебом (верите, около этого хлеба) три с половиною тысячи человек служащих продовольственных комитетов.

Три с половиною тысячи! Это только пока. Вскоре, говорят, это количество намерены значительно увеличить.

Три с половиною тысячи – это почти население среднего уездного города.

Население это живёт своей жизнью, устраивает свои столовки, для них реквизируются квартиры.

Весь Тверской бульвар испещрён по обе стороны вывесками: «Продовольственный комитет», «Продовольственный комитет».

«Как, должно быть, идеально поставлено продовольственное дело в этом городе», – подумает попавший на Тверской бульвар заезжий оптимист.

Но – увы! – гора родила мышь.

Горы продовольственных комитетов рожают с муками и болями осьмушку горькой глины с соломой и опилками.

Верно, трудно наладить это опилково-соломенное дело, если хотят увеличить ещё количество служащих.

Говорят, оклад этих служащих не менее шестисот рублей каждому. Во сколько же обходится государству обслуживание каждой осьмушки «ржаного» хлеба?

Мы теперь привыкли к астрономическим нормам, и если государственный бюджет допрыгает до каких-нибудь четырнадцати квадрильонов, это нас так же мало удивит и взволнует, как опубликованные недавно миллиарды. От квадрильонов могут ахнуть только разве где-нибудь на Пулковской обсерватории. Для простого же обывательского рассуждения цифры эти так мало достижимы, что никакой первой реакции вызвать не могут.

Вспомнился мне один маленький провинциальный чиновник, который в клубе проиграл в один вечер две тысячи, а сам в год зарабатывал шестьсот рублей. Все ахали и были в ужасе. Чиновник сел отыгрываться и проиграл тридцать тысяч. И все успокоились. Потому что две тысячи, влезши в долги, набравши сверхсильной работы и загубив свою жизнь, чиновник мог ещё выплатить, а для тридцати тысяч ему пришлось бы на хороший конец прожить двадцать тысяч лет.

Посмеялись и разошлись. Итак, одним квадрильоном больше, одним квадрильоном меньше поглотят продовольственные комитеты – не всё ли равно?

Дела, очевидно, много.

Мне представляется, что заседают в этих комитетах, во-первых, особые политико-психологи, в компетенцию которых входит выбор хлебного состава на каждый день.

Так, например, при брожениях и вспышках контрреволюции полезно подмешивать глину: от глины человек тяжелеет и оседает.

Солома хороша после каких-нибудь скандалов в высших сферах, чтобы поменьше об этих скандалах болтали.

От соломы пухнут языки, и человеку самому злоязыкому не до болтовни.

Опилки рекомендуются для отвлечения внимания от дел политических. Они так бесят потребляющего их едока, что он весь окунается в различные семейные свары и из гражданской жизни часов на двенадцать вычёркивается.

Кроме политико-психологов сидят там, вероятно, ещё и астрономы (так как они умеют обращаться с крупными цифрами), только астрономы навыворот, которые обращаются с бесконечно малыми величинами. На обязанности их лежит разделить полученный из дружественной нам рыбинской коммуны фунт муки на три миллиона частей, чтобы каждому гражданину досталось по равной части.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Переписка Тэффи и Марка Алданова хранится в Бахметевском архиве (Архив Российской и Восточноевропейской истории и культуры) Колумбийского университета (Нью-Йорк, США).

2

См., например: Тэффи. Смешное в печальном. Рассказы, роман, портреты современников. М., 1992. Тэффи. Печальное вино. Рассказы, фельетоны, воспоминания. Воронеж, 2000 и др.

3

Спиридонова Л. А. Противление злу смехом //Творчество Н. А. Тэффи и русский литературный процесс первой половины XX века. М., 1999. С. 13.

4

Страхов В. В. «Заём Свободы» Временного правительства // Вопросы истории. 2007. № 10. С. 31.

5

Тэффи (sic! – С. К.). Воззвание // Новый Сатирикон», 1917, № 21. С. 3.

6

Одоевцева И. О Тэффи / Русская литература в эмиграции. Под ред. Н. Полторацкого. Питтсбург, 1972. С. 203.

7

Андрей Седых. Далёкие, близкие. Нью-Йорк, 1962. С. 37.

8

Толстоброва А. С. «Сатирикон»: 100 лет со дня начала издания журнала» (1 апреля 1908 года) // Панорама библиотечной жизни области: опыт, новые идеи, тенденции развития. Выпуск 1 (49) / Нижегородская гос. обл. универ. науч. библиотека им. В. И. Ленина. Нижний Новгород, 2008. С. 73.

9

Алексинский Г. Её доброй и светлой памяти (Воспоминания о Н. А. Тэффи) // Цит. по: Тэффи. Печальное вино. Воронеж, 2000. С. 550.

10

Псевдоним литератора Л. Г. Мунштейна (1867–1847).

11

Какие пленные имеются в виду установить не удалось.

12

Рыбаков М. А. Тэффи в Киеве. Рукопись.

13

К оружию, граждане! (фр.)

14

Приезжайте поскорее (фр.).

15

У нас раненые (фр.).

16

Приезжайте (фр.).

17

Это ужасно! (фр.)

18

Дорогая, дайте (фр.).

19

Он не понимает (фр.).

20

Как это называется… (фр.)

21

По полной программе (фр.).

22

Распахните кружева, мадмазель… (фр.)

23

Дорогой барон! (фр.)

24

Дорогая (фр.).

25

Это ужасно! (фр.)

26

Objet de luxe – предмет роскоши (фр.).