Моё настоящее имя. Истории с биографией - Людмила Евгеньевна Улицкая

Я уложена, укрыта одеялом в хрустящем крахмалом пододеяльнике, но спать не хочется. Сажусь на кровати, расставив колени, и разглядываю то, чего никогда еще не видела: розовый разрез между ногами, обрамленный нежными губами, с маленьким как будто острием на вершине. В разрезе – вход в глубину… Я уже информирована, мне все рассказали во дворе, но я не поверила в этот ужас. Как? Все люди на свете это делают? И моя мама? И мой папа? И дедушка с бабушкой? Да быть того не может!

Проходит еще несколько лет, и я лежу в уже бабушкиной постели, с тем же крахмально-жестким бельем. Нас временно уложили сюда спать – меня, десятилетнюю, и моего двоюродного братика Юрочку, совсем маленького. Пока гости в соседней комнате пьют чай и громко смеются антисоветским анекдотам, я исследую то, что, по моим свежим сведеньям, и есть страшное орудие, которое врывается в розовое женское нутро… Довольно жалкое орудие – мягонькие три шарика: два круглых и один продолговатый, с розовой дырочкой на нежном кончике. Мальчик спит и не думает просыпаться. Я все потрогала. Нет, мне наврали дворовые девчонки: не может быть, чтобы это был он – страшное слово! – который может войти внутрь меня. Нет, нет, никогда в жизни! Я так люблю моего двоюродного братика. Это я выбрала ему имя – Юрочка. Мне очень нравилось это имя.

Самый первый Юра, которого я знала, жил на третьем этаже – совсем большой мальчик, восьмиклассник, даже фамилию его помню – Тезиков, и, когда он пробегал мимо меня по лестнице, я замирала. Он мне очень нравился, и розовые прыщи на его худой физиономии мне тоже нравились. Мужественно…

Следующий Юра появился спустя несколько лет. Мне было пятнадцать, год был после-фестивальный, пятьдесят седьмой. Девушки носили широченные оборчатые юбки, под ними полагалось носить еще и нижние, чтобы вокруг тонкой талии дыбилось ситцевое облако. На пляже в Татарове – как меня туда занесло? – я, пятнадцатилетняя, познакомилась с настоящим суперменом (слова такого еще не было, но порода эта уже проклевывалась), высоким и узким Юрой, двадцатитрехлетним студентом. Он проводил меня домой, а через несколько дней ждал меня в подъезде с букетом цветов. О, позор школьной формы, коричневого платья и черного презренного фартука…

На первое свидание к нему я одолжила у подруги Маши черный свитер с высоким воротом, который можно было натянуть на голову как капюшон, и сшила на большой скорости юбку в мелкую черно-красную клетку. Я собиралась на свидание, а мама, видя мое возбуждение, только качала головой и говорила:

– Люсенька, не надо бы тебе идти на это свидание… ничего хорошего тебя не ожидает…

Прекрасная моя мама. Все предвидела и смирялась с неизбежностью. Но отпустила же!

Студент Юра повез меня к себе домой. Мне и в голову не пришло спросить: зачем? Ясно было, и мне туда хотелось… Большая профессорская квартира. Я из коммуналки – таких квартир еще не видывала. Первый поцелуй, как только дверь захлопнулась. И в постель, в постель без промедления. Одежда слетает как досадная помеха, и кожа касается кожи, губы губ, и руки рук, и ноги ног…

Ничего такого не происходит, кроме нежности и ласки.

Потом оказываемся в ванне, и вода ласкает, и полное счастье прикосновений в теплой воде… и ничего такого! Он восхищается мной, я восхищаюсь им.

– Я хочу тебя сфотографировать, это будет на память о сегодняшнем дне…

– Да, да, на память о сегодняшнем дне…

День любви и обнаженной ласки…

Это была компания сутенеров, которые вербовали девочек с помощью пары таких красавцев, как Юра. Фотографировали, запугивали, шантажировали и торговали потом их глупыми телами.

Отборочный тур я прошла – фотографии были сделаны. Впрочем, я их не видела. Но была рассказана мне какая-то путаная история, что фотографии случайно попали куда не надо бы… и теперь надо как-то выпутываться. То есть выпутывать бедного Юру, в которого я по уши влюблена, из неприятной истории. Сценарий для идиоток был написан прекрасно, но я с этого крючка сорвалась, сообразив, что герой мой в этой истории играет какую-то подсобную и жалкую роль. А мы, девочки, любим “суперменов”, а не “шестерок”.

Красавца этого увидела года через три, уже на судебном процессе, когда меня разыскали по его записной книжке и хотели привлечь в компанию пострадавших. Я не была пострадавшей, не дала против него обвинительных показаний. Он и его руководящий приятель получили свой срок без моей помощи. Лет пятнадцать спустя я, обошедшаяся без всякой травмы и вполне уже взрослая женщина, встретила Юру в винном отделе магазина – он был почти неузнаваем: в тюрьме его хорошо изметелили, обвисшее лицо со шрамом через лоб. Мы поздоровались.

– Вышел?

– Да… А ты в порядке!

– Да, я в порядке.

– А моя мама умерла, – сказал он.

– Правильно сделала, – сказала я.

Больше я его никогда не видела.

Никогда и никому я об этом даже не рассказывала, а сейчас дожила до такой возрастной границы, когда могу рассказать и эту грустную историю моего взросления.

Года через два после того суда, когда Юра получил свой срок, у меня начался мой первый настоящий роман с рыжеватым мальчиком, моим ровесником. Юрой он не был… За первые две недели оба мы из невинных телят стали талантливыми любовниками, очень быстро прошли всю эту камасутрую науку и едва не поженились.

Роман длился год, это был девятнадцатый год жизни. В тот год мы оба провалились на экзаменах в университет – он на мехмат, а я на биофак, – в перерывах между объятьями готовились к следующему рывку. Полная телесная гармония, но при этом его одолевало большое душевное беспокойство: нет, не я тебе нужен. Я тебе не подхожу! Тебе нужен Юра Тайц.

Никакого такого Юры я не знала и, уже почти собравшись за этого рыжеватого замуж, поехала в Коктебель. Там на писательском пляже познакомилась с Юрой Тайцем. Он и вправду подошел. Своего предшественника Юра превосходил по многим статьям: сразу после окончания школы поступил в самый притягательный для умных мальчиков вуз, в физтех, был без пяти минут мастером спорта по боксу, ходил в джинсах, купленных у фарцовщика с Плешки (кто не знает, что такое Плешка, пусть и дальше не знает – это уже история).

В то время еще не все знали, что без джинсов никакой человек не мог считаться состоявшимся… и был он не рыжеватым, а интенсивно, мощно и решительно рыжим.

За него я и вышла замуж.