В верховьях «русской Амазонки»: Хроники орнитологической экспедиции - Евгений Александрович Коблик

качестве приятного хобби я собирал коллекцию увиденных пернатых – без ущерба для основных исследований, посвященных вопросам систематики, морфологии, фаунистики, биогеографии птиц. Однако явление стремительно крепло. Через пару десятилетий армия орнитологов-любителей, как и в других развитых странах, опередила у нас по численности заметно поредевшее сообщество ученых, занимающихся птицами на скудной зарплате.

Иностранное название хобби всех, конечно, смущало, но из предлагавшихся альтернатив типа птичинг (и птичер), птицезорство (и птицезор), орнитист, спортивный орнитолог более-менее в ходу осталось лишь сокращенное бёрдинг (и бёрдер). Адекватного русского эквивалента так и не придумалось. Сейчас я уже к нему привык, скорее, раздражают принятые у бёрдеров заморские термины «лайф-лист» (личный список птиц) и «лайфер» (впервые встреченный вид).

Почему-то Костя очень неодобрительно относился (и продолжает относиться) к классическому бёрдингу с ведением индивидуальных списков, априори полагая, что это лишь механическое проставление крестиков или галочек напротив названий мельком увиденных или сфотографированных птиц и заносчивое мерение крутостью лайф-листов с такими же чудаками. Он искренне верит, что, если бы орнитологи-любители, с их возможностями и оснащением (порой намного превосходящими возможности профессионалов), не занимались подобной ерундой, а кропотливо подмечали в природе более важные, серьезные вещи – было бы куда полезнее!

На самом деле бёрдвотчеры очень разные. От заточенных на призы в состязаниях «спортсменов» и коллекционеров фотографий пернатой экзотики из дальних путешествий до вдумчивых тонких наблюдателей, нередко знающих облик и повадки разнообразных птиц куда лучше узких специалистов по отдельным систематическим группам и отдельным направлениям орнитологии. И готовых делиться сокровенными знаниями – был бы спрос!

В лагерь Юра и я вернулись настоящими победителями – отыскали важный объект для съемок. Честно говоря, зимний помет дикуши Николай показывал нам еще рядом с первым лагерем, но без большого опыта его легко было спутать с пометом рябчика или глухарки. Подробное обследование окрестных еловых перелесков показало, что самцов дикуши как минимум трое. Надо было только научиться засекать их индивидуальные участки по негромким звукам, раздававшимся примерно с рассвета до восьми утра. Щелчки оказались различимы лучше завываний, с некоторых точек было слышно сразу двух «щелкунов».

Остальную часть дня дикуши молча и скрытно кормились хвоей, почками и прошлогодними ягодами. Мы засекали птиц – в основном когда они неожиданно и шумно взлетали почти из-под ног или снимались с еловой лапы. В полете их крылья издавали характерный свистящий гул. В более лесистой местности за рекой дикуша вообще оказалась почти обычна – наверное, там ее было не меньше, чем глухаря. Наперекор расхожим представлениям дикуши населяли не самые дремучие и монотонные ельники, а немного разреженные, с примесью лиственницы, по краям марей.

Несколько дней Юра с Костей потратили на съемки токовых демонстраций, предпочитая дальнего, самого матерого самца с наиболее пышным воротником. Вечерами все воодушевленно отсматривали полученный видеоматериал на дисплее камеры, хотя обычно старались этого не делать, экономя бензин для зарядки аккумуляторов.

У нанайцев, орочей, удэгейцев и других таежных народов Приамурья и Уссурийского края эта непугливая птица считалась чем-то вроде неприкосновенного запаса на черный день. Только заболевшим, обессилевшим, попавшим в крайние жизненные ситуации позволялось добывать такую легкодоступную дичь. Прочим «сондо» – табу!

И действительно, в полном противоречии с названием дикуши оказались очень доверчивы. Я бы сказал – скорее «тормознуты». Ближний самец, которого мы назвали Кешей, даже давал себя погладить, если не делать резких движений. Закончив токовать поздним утром, он раз за разом обходил свой участок в мелком ельнике по периметру, против часовой стрелки, протоптав в грязном весеннем снегу заметную белую тропинку, напоминающую неправильный удлиненный овал. У маленького ручейка притормаживал, пил воду, глотал камешки, помогающие тетеревиным птицам перетирать грубый корм в желудке. Крыльями Кеша старался не пользоваться и через толстые поваленные стволы, встречающиеся на его пути, не перепархивал, а перелезал, порой с немалым трудом.

Как-то раз Костя перегородил Кешину тропу ногой в сапоге. Почти не замедляя своего неторопливого, но целенаправленного бега, Кеша уткнулся головой в сапог и несколько раз попытался протаранить его лбом. Затем, немного помешкав, принялся взбираться по гладкой резине. Мохнатые лапки скользили, приходилось помогать себе крыльями и клювом, но воля Кеши к победе оставалась несгибаемой! О том, что можно свернуть с проторенного пути и просто обогнуть неожиданную преграду, Кеша не догадывался. Сидящий на запорошенной снегом кочке Костя кусал губы, норовившие расплыться в улыбке. Юра за камерой и я за его спиной давились, еле сдерживая смех. Наконец, преодолев препятствие с пятой или шестой попытки, Кеша побежал дальше.

Когда мы слишком уж его доставали, Кеша нехотя взлетал на ближайшую елочку. Если потихоньку приближались – уходил от возмутителя спокойствия по колючей лапе до ствола, неуклюже огибал его, а потом так же неспешно спускался по противоположной ветке, увеличивая дистанцию до преследователя. Если же снова зайти на его сторону, обойдя дерево по дуге, – действия Кеши в точности повторялись. Верность стереотипам поведения просто потрясала! Когда Кешу на елке оставляли в покое, он расслаблялся и никуда не хотел двигаться. Сорвав еловую веточку со светло-зелеными концевыми побегами, можно было поднести ее к самому Кешиному клюву, и он начинал рассеянно клевать свежую мягкую хвою, поглядывая на человека слегка затуманенным взором. Иногда, сидя на дереве, Кеша издавал тихое урчание, почти мурлыканье.

Удивительная флегматичность и малоподвижность дикуш оборачивается вполне спасительной стратегией в суровой здешней тайге. Не паникуй, замри, затаись при близкой опасности, свято надейся на маскирующий наряд – и все будет в порядке! Сколько раз каждый из нас сталкивался со «слабонервными» пернатыми, демаскирующими себя и свое потомство истеричным поведением и криками! Но не всех хищников так можно отвлечь или отпугнуть. Каждый раз приходит мысль: выдержку бы вам покрепче – и беду пронесет, никто ничего не заметит!

Я думаю, много молчаливых замерших дикуш мы пропускали на своих учетах, проходя буквально в двух шагах. Между прочим, самки нам встречались вообще единично – видимо, настолько хорош их камуфляж и скрытно поведение. Однажды, близко выпугнув курочку дикуши, мы битый час потратили на поиски ее весьма вероятного гнезда. Самка, похожая на уменьшенную копию тетерки, не выказывала особого беспокойства и не улетала, меряя шагами заросший мхом полуповаленный ствол пихты неподалеку. Пришлось нам признать свое фиаско.

Хорошо иллюстрирующая ситуацию со скрытностью дикуши поучительная история случилась у меня с гнездом каменной глухарки в центре огромной мари на северном берегу реки. Я засек место издалека по загодя вылетевшей птице и с третьего захода нашел гнездо на моховой кочке. Раздвинув кустики болотного мирта, увидел