Пробуждение - Михаил Михайлович Ганичев

холодного проката, сидят на скамейке двое. Один из них — мастер этого цеха Скворцов, молодой, полный энергии, а другой — инженер по технике безопасности Копылов, с рыхлым, серым лицом. Он уже год как оформил пенсию, но продолжает работать, ведь наступающий рынок ничего хорошего не сулит пенсионеру. У Копылова на голове чепчик из газеты, в руках раскрытая книга, у Скворцова на коленях белая каска. Сидят курят, переговариваются.

У них сейчас время обеда. Копылов на работе вообще не любит ходить в столовую, говорит, что после столовских харчей у него изжога, и поэтому ест только дома, а Скворцов сильно сегодня расстроен и совсем забыл про еду.

«Ну и хам, какой хам!.. — поминутно повторял он про себя, имея в виду старшего мастера листоотделки Погорелова Петра Ивановича, своего непосредственного начальника. — Без мыла в любую, щель залезет…»

Стычка с Погореловым на весь день испортила Скворцову настроение. Подсознательно Скворцов понимал, что где-то он просчитался, где-то чего-то не учел, упустил. А может, он ни в чем не ошибался, может, этот Погорелов просто пройдоха и жулик? Вспомнилось, как он вился вокруг Скворцова, выспрашивал, вынюхивал, непонимающим прикинулся. Скотина!.. Мазурик!.. Приспособленец!.. Шутка сказать, перед начальством ловчит, дорожкой стелется, преследует минутную выгоду… Разве люди не видят этого?..

Наверное, Погорелов про себя думает, что он хороший, замечательный человек, что он лучше и чище всех, наверное, он считает, что его нельзя заподозрить в нечестности. Хам!.. Скотина!..

У Погорелова была очень странная манера поведения — то он заискивал перед тобой, обещал, упрашивал, то приказывал, высокомерно разговаривал, никого не хотел слушать. Как погода на Севере — с утра дождь, к вечеру солнце. Все от того, как ему выгодно. Рассказывают, когда Погорелов был маленький, то любил угождать большим ребятам — только бы они его не били! Иногда прикидывался дурачком, иногда клоуном. Ребята потешались над ним, но не трогали. Бывали даже случаи, когда ребятам нужно было залезть в чужой огород, а калитка изнутри всегда закрыта, забор высок, и тогда Погорелов служил для них лестницей — они забирались ему на плечи и перебирались через забор. За эту услужливость Погорелов получал морковь, горох или что-нибудь еще. Если ребята играли в футбол в одни ворота, то Погорелов, как правило, стоял за воротами и подавал им мячи, а то бегал в магазин за лимонадом. В другой роли его не принимали в компанию. Когда он вырос, женился, то, уходя на работу, оставлял жене деньги на продукты, а вечером она отчитывалась, на что потратила. Верно это или не верно, но рассказывают, что Погорелов даже крестики ставил на масле, чтоб жена не ела без него, а когда перешли на талонную систему и с продуктами стало туго, он повесил на холодильник замок и носил ключ от него у себя в кармане.

Из-за его подлого характера жена сбежала от него. Подумать только! А ведь любила, поди, раньше?

— О чем ты думаешь? Позеленел аж! — спросил у Скворцова Павел Константинович Копылов. — Я давно за тобой наблюдаю.

— О разном, Павел Константинович… О разном…

Мимо прошла молодая женщина из техотдела с розовыми щеками и черными вьющимися волосами. В руках она несла две булочки и бутылку молока.

Скворцов чуть было не рассмеялся над старым Копыловым, который вместо книги жадно смотрел на ее белые полные икры. В другое время он и сам бы с удовольствием посмотрел на ножки, но сейчас ему было не до этого.

Скворцов вспомнил, как два дня назад его вызвали к начальнику цеха Сидорову Александру Александровичу. Когда Скворцов, запыхавшись, прихорашивался в приемной перед зеркалом и, повесив на вешалку каску, вошел к начальнику, то увидел Погорелова, угодливое, переменчивое лицо которого не понравилось Скворцову.

«Что ему здесь нужно? — неприязненно посмотрел на Погорелова Скворцов. — Выскочка… Везде успеет, иуда…»

Сидоров в это время разговаривал по телефону. Увидев Скворцова, он рукой показал ему на стул против своего стола. Скворцов сел, достал записную книжку, шариковую ручку и приготовился записывать. Начальник резко опустил трубку на рычаг, снял очки и положил их на стол так, чтобы не столкнуть их на пол, потом поправил разбросанную пачку бумаг.

— Вот что, товарищ Скворцов. — Он посмотрел на мастера утомленными близорукими глазами и еще раз поправил бумаги, подровнял их, потом взял очки и стал вертеть в руках. — Мы решили, — Сидоров кивнул на Погорелова, и тот быстро и угодливо закивал, — предложить тебе подготовить партию рулонного металла к отправке в Англию. Учти, отправлять будем морем. Если внутрь попадет вода, то металл начнет ржаветь, Понял? Раз понял, то возьми у Петра Ивановича эскизы, он уже продумал этот вопрос. — Погорелов еще угодливее закивал, а начальник продолжал: — Ознакомься и приступай к делу. На освоение даю неделю. Ясно?

— Все ясно! — торопливо ответил Скворцов и ответ глаза от Погорелова, на которого все время смотрел «Врет, сволочь, все врет… Без моей помощи ведь никуда… Уже продумал… Гад…»

Погорелов с начальством ладил, а вот с рабочими не очень. Не понимали они его.

«Скользкий, как налим, — говорили про него подчиненные. — Свяжись с ним, так он оплюет тебя, а сам останется чистым». Только поэтому рабочие с ним не связывались и жаловаться на него не ходили. До начальства доносились кое-какие разрозненные слухи, но фактов против Погорелова не было, и он второй год держался на хорошей должности.

— Так о чем ты думаешь? — повторил свой вопрос Копылов и с насмешкой посмотрел на Скворцова. — Лицо у тебя злое какое-то… Необычное…

— О разном, Павел Константинович… О разном, — ответил, как и прежде, Скворцов и продолжал думать. Каска у него упала и валялась у самых ног. Скворцов не замечал этого.

«Ну и проныра, ну и прохвост! Целую неделю вынюхивал, выспрашивал, и вот тебе — «готовые эскизы». Я ведь подсказал ему идею, набросал на бумаге. Начальник разве знает об этом? Нет, конечно! За свои выдал, идиот!.. Разбойник!.. Кровопийца!..»

Скворцов был нерешительный, малодушный человек, с покладистым характером. В жизни стремился все решить добром и миром. Хотя бы вспомнить такой случай, как однажды в институте дал в долг одному студенту последние пятьдесят рублей и тот не вернул деньги.