История Византии. Том 2. 518-602 годы - Юлиан Андреевич Кулаковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гнев императрицы имел роковые последствия для тех, кто навлекал его на себя. В летописях под 534 годом записано о невзгодах Приска, занимавшего пост комита экскувитов. За неуважительный отзыв об императрице он был подвергнут конфискации имущества, сослан в Кизик и заключен в тюрьму. Ему удалось бежать оттуда, но он был схвачен, пострижен в клир и проживал затем в звании дьякона в Никее.[106] Во дворце императрицы была своя особая тюрьма. В ней однажды отсидел 2 года и 8 месяцев заслуженный военачальник Буза за смелое слово во время тяжкой болезни Юстиниана о праве армии указать своего кандидата на императорский престол. Прокопий сообщает, что многие знатные лица побывали в этой тюрьме.[107]
Императрица принимала послов иностранных государств, делала им подарки, вела дипломатическую переписку от своего имени, посылая от себя подарки царственным особам.[108] Новое положение императрицы, как высочайшей особы наравне со своим супругом, было закреплено и упрочено в формуле присяги на верность, которую должны были приносить все чины, как предварительное условие назначения на должность. Они клялись «сохранить чистую совесть и верную службу» (καϑαρὀν συνειδός καί γνησίαν δουλείαν) «святейшим и благочестивейшим нашим владыкам Юстиниану и Феодоре, супруге его величества» (τῆ ὁμοζύγω τού αύτοΰ κράτους).[109]
Жизнь двора замкнулась при Юстиниане в сложный этикет, в котором многое прибавилось к старому наследию в соответствие с личными свойствами императора и императрицы. Один образованный и ученый современник, магистр двора Петр, составил целый трактат о придворных обычаях, в котором давал точное описание отдельных церемоний для руководства преемникам по должности. Константин Багрянородный в своем Обряднике Византийского двора сохранил отрывки из этого сочинения.
Назначения на высшие должности и звания происходили в торжественной обстановке царских выходов по строго выработанному церемониалу. В сохраненных Константином отрывках дано описание церемониала возведения в звание комита приемов, комита схолы, т. е. полка придворной стражи, куропалата, префекта Египта (августала), проконсула, силенциариев и других чинов. Другие назначения совершались во внутренних покоях (ἐν τῷ κουβικουλείω). О церемониях этого рода делались заранее объявления. Силенциарий во время назначения на эту высокую придворную службу получал из рук императора золотой жезл (βέργη). Если же он удостаивался чести быть избранным в число четырех, которые состояли при особе императрицы, то она на торжественном приеме повторяла передачу жезла. Получившие лично от императора дипломы на придворные звания падали ниц и лобызали стопы императора и императрицы. Зачисление в кандидаты, некогда рассадник офицеров, а теперь придворное звание, с блестящим мундиром, совершалось на кафизме ипподрома. Магистр, стоя направо от государя, подавал ему золотую цепь, держа ее на обеих руках. Получавший цепь новый кандидат падал на землю и целовал ноги императора. Кроме чинов и должностей, связанных с действительной службой, были также почетные, различавшиеся в окладе жалованья. Так, из числа референдариев два состояли при императоре, один при императрице, и только эти три получали оклад по должности; остальные были уравнены с трибунами нотариев.[110]
Самым точным образом был выработан церемониал приема послов от других держав. Прибытию посла предшествовал запрос от того двора, откуда он являлся, угодно ли будет его принять; а по приезде посол должен был предварительно повидаться с магистром двора. В сношениях с Персией, где было в обычае обмениваться щедрыми дарами, аудиенции предшествовали точный осмотр и регистрация подарков. Прием послов обставлялся с большой торжественностью. Сенат присутствовал во всем своем составе в парадных шелковых одеждах. В зале стояли кандидаты со своими пажами. Когда посол входил в зал, он повергался ниц перед императором и повторял это трижды, раньше чем предстать перед ним и облобызать его ноги. Лишь тогда начинался обмен любезностями. Император спрашивал о здоровье государя, приславшего посла, тот передавал подарки, которые принимали от свиты посла силенциарии. На этом обыкновенно кончался первый прием, и император милостиво отпускал посла отдохнуть, заявляя, что для обсуждения дел будет назначен другой день. Выражением благодарности со стороны посла заканчивался первый прием, и по команде магистра «transfer» декурион уводил кандидатов. Император поднимался с трона и удалялся во внутренние покои. Посол заходил в схолу магистра, куда являлся вскоре сам магистр и отпускал посла в отведенное ему помещение.
Жизнь двора осложнилась. Высочайшие выходы в тронный зал и ипподром имели характер великолепных и блестящих церемоний. Двор непосредственно участвовал во всенародных увеселениях, и кроме того имел свои торжества. Таковы были обеды, которые давались как по случаю пребывания послов дружественной державы, так и независимо от таких внешних поводов. Старый римский праздник Сатурналий превратился теперь в целый ряд обедов в самые короткие дни года. На них приглашались сановники, имевшие доступ ко двору, по очереди букв алфавита, с которых начинались их имена. Эти пиры требовали больших расходов. В знак траура они отменялись, и деньги шли на другое назначение. Так, по случаю тяжкого землетрясения в декабре 557 года обеды были отложены, и деньги были направлены на пособие пострадавшим от стихийного бедствия.[111]
Принимая империю в единоличное правление, Юстиниан ознаменовал это событие исповеданием веры в форме указа, обращенного ко всему населению империи. Изложив в краткой формулировке соборное учение о св. Троице, Богочеловеке и Богородице, император предавал анафеме учение Нестория, Евтихия и Апполинария, объявлял свою веру единой истинной и для всех обязательной, а всех разномыслящих — еретиками, подлежащими немедленной каре.[112] Забота о насаждении единого истинного богопочитания и вероучения была в сознании Юстиниана первою обязанностью императора перед Богом и людьми. Этому принципу он остался верен во все свое долгое царствование. Еще совместно с Юстином он издал указ о еретиках, в котором было выставлено следующее положение: «Справедливо лишать земных благ того, кто неправильно поклоняется Богу (τοῖς μή τον ϑεόν όρϑῶς προσκυνοΰσι καί τά των ανϑρωπίνων ᾀγαϑῶν έπέχεται)». В том же указе выражено твердое решение не только искоренить язычество и манихейство, но и всякую ересь вообще, а также иудейство и самаритянство. Законодатель заявлял, что он не будет довольствоваться существующими законами, но пойдет дальше в изыскании мер борьбы во славу апостольской церкви.[113] Всем еретикам был предоставлен трехмесячный срок на возвращение в лоно православной церкви, а все храмы еретических общин подлежали передаче православным. Исключение было сделано только в пользу ариан, эксакионитов, как их называли в Константинополе, ввиду соглашения с Теодорихом во время приезда папы Иоанна в 525 году, а равно и того обстоятельства, что арианство было национальным исповеданием готов, которые занимали первое место в составе