Наброски пером (Франция 1940–1944) - Анджей Бобковский

русско-немецкая, все остальные — статисты в кровавом спектакле, и ничего больше. Мы с К. обсуждали это сегодня и пришли к выводу, что нет причин питать иллюзии. А через несколько лет «die gelbe Gefahr» Вилли{51} станет действительно актуальной. К. прав. Он сказал мне сегодня: «Самое большое преступление Гитлера — предательство белой расы и развязывание братоубийственной войны между нами». И добавил: «Да, пан Анджей, с Европой лучше попрощаться. Видите ли, при Франце Иосифе…» И мы начали смеяться с горечью людей, которые понимают и видят реальность.

25.3.1942

Англичане вернулись и бомбят заводы в пригородах Парижа. На стенах все новые плакаты, приглашающие на работу в Германии. На самом свежем из них изображен грустный безработный, смотрящий из окна своей бедной избы вдаль, где на горизонте можно увидеть большой завод, солнце и свет. Надпись: «Если хочешь больше заработать, приезжай работать в Германию». На многих плакатах дорисованы самолеты и падающие с них бомбы на завод на горизонте. С таким дополнением надпись «если вы хотите больше заработать…» приобретает дополнительный и ободряющий смысл. Другие плакаты с надписью: «Приезжай работать в Германию — твоя семья будет счастлива» дополнены припиской: «а ты будешь рогоносцем» (Allez travailler en Allemagne — votre famille sera heureuse — et toi cocu).

26.3.1942

Сегодня мы были в «нашем» кино. Французский фильм «Мамзель Бонапарт», действие которого происходит во времена Второй империи. Если со всеми отраслями производства во Франции серьезные проблемы, то киноиндустрия процветает. Немецкие фильмы наводняют рынок и идут везде, но французы не сдаются, почти сравнявшись с немцами по количеству, а по качеству вообще опережают их. Почти все французские фильмы, снятые уже после перемирия, хорошие, а если и не очень хорошие, то в любом случае их можно смотреть. Они свежие, по-настоящему французские, в них утонченность и подход, деликатность и изящество сочетаются с человеческой правдой.

Последний фильм Паньоля «Дочь землекопа» отличный. Полон остроумия, совершенно особого и непонятного, если не знать хотя бы немного Францию; полон добродушия и солнца Прованса, жизни там, на юге, которая имеет совершенно особый цвет и тон. Другой фильм из французских Альп «Убийство Деда Мороза» — сказочная история, постоянно балансирующая на грани фантазии и реальности на фоне жизни маленькой деревушки, засыпанной и погребенной в снегах Верхней Савойи. «Le Joueur»[523] по мотивам Достоевского с Пьером Бланшаром, полный демонического настроения, света и прекрасных образов, пробирающих до костей. «Фортепианный» фильм «Декабрьская ночь» с тем же Пьером Бланшаром хоть и не совсем востребованный, но, безусловно, хороший. Говорят, последний фильм, о жизни Берлиоза, в музыкальном плане гораздо лучше. Возвращение к 1820–1850 годам, возвращение уставшей и одуревшей от новой Европы публики к вкусам старой и одной из самых красивых Европ. Билеты на «Даму с камелиями» с Эдвиж Фёйер{52} в театре «Эберто» распроданы на три недели вперед, в фильме «Герцогиня де Ланже» по мотивам Бальзака она в главной роли, и в сегодняшнем фильме «Мадемуазель Бонапарт» тоже она. Это вариант «Дамы с камелиями», и публика валом валит. Немецкие фильмы идут принудительно и не «трогают». Только фильмы Вилли Форста имеют успех, «Милый друг» шел очень долго, но ведь и Вилли Форст почти французский мастер, потому что австриец. Родство культур, наиболее близких друг другу, действует на французского зрителя автоматически.

Сегодня мы устроились в кинотеатре поудобнее и после просмотра фронтовых киножурналов, во время которых у публики обычно обостряются простуда и кашель, а при виде отдельных «личностей» начинается прямо коклюш и такой хрип, что все харкают, погрузились в эпоху Наполеона III. Фильм хороший, интересный, но на самом интересном моменте зажегся свет, воздушная тревога. Прилетели англичане. Все стали выходить, задерживаясь, дискутируя с билетершами и шутя. Но когда выяснилось, что билеты следует спрятать и завтра можно прийти на продолжение с теми же билетами, толпа спокойно разошлась. На светлых, посеребренных светом луны улицах тишина и спокойствие. Ночь для любви и для авианалета идеальная. И завтра мы идем на продолжение. Пусть кто-нибудь мне скажет, что жизнь не прекрасна.

27.3.1942

Процесс в Риоме провалился окончательно. Результат был совершенно другим, чем предполагалось. Ничего не поделать, они не учились в Москве. Оккупанты сходят с ума. Сегодня уже открыто спрашивают: si c’est un procès de la France ou un procès français[524]. А из этого процесса следует, что Даладье и Гамелен были героями и людьми чести. Хотя и знали, что Франция не готова, объявили войну, чтобы сдержать слово и соблюсти союзные договоры. Теперь уже во всеуслышание говорят, что процесс прекратят. Все равно, так или иначе — вранье. Однако отдельные показания свидетелей интересны. Один полковник со всем французским темпераментом охарактеризовал французскую армию 1940 года как un troupeau et non les troupes[525]. Обыкновенное наступление без оружия, поскольку оружие осталось в тылу и не успело дойти до линии фронта. Кое-какая правда там прозвучала, и будет жаль, если закончится эта оперетта.

29.3.1942

Ночью с 27 на 28 марта англичане напали на Сен-Назер по всем правилам десантного искусства. À la Зебрюгге времен предыдущей войны. Они даже высадились на берег, несколько часов сражались, вошли в город, уничтожили портовые сооружения для подводных лодок, закрепили знамя на мэрии и отправились обратно в Англию. Сенсация. На эту тему появилась тысяча сплетен. Ясно одно, что население Сен-Назера помогало англичанам и что теперь на весь Сен-Назер наложат серьезные штрафные санкции. А в газетах пишут, что Сен-Назер доказал, что французские берега sont inexpugnables[526]. Совершенно верно.

4.4.1942

Второго и третьего апреля два раза подряд тяжелые бомбардировки. Где-то под Парижем слышен страшный взрыв бомб, гремит зенитная артиллерия, англичане летают над Парижем и жужжат, как бешеные осы, а по крышам звенят осколки снарядов. На этот раз они стерли в порошок предприятия «Матфорда» в Пуасси в дальних пригородах Парижа.

5.4.1942

Пасха. Мы сидим дома и по-праздничному объедаемся. Мадам П. уехала в Бретань, и у нас спокойствие. Сегодня мы идем к Лёле, завтра небольшой прием у нас, это значит, что к нам придут Лёля и Янка. Это уже четвертая Пасха в Париже. Я сижу в кресле и в четвертый раз в жизни пытаюсь прочитать целиком «Войну и мир» Толстого.

(Четыре часа утра, с 5 на 6 апреля.)

Тревога. Прилетели англичане. Уже полчаса сплошной непрерывный грохот. Глухие звуки, доносящиеся издалека, низкие и тяжелые, как гром, — это серия бомб. Короткие и быстрые, отрывистые — это «FlaK»{53}. В моменты тишины слышно