Наброски пером (Франция 1940–1944) - Анджей Бобковский

30.4.1942

«Mémoires du Général Comte de Marbot»[542] великолепны. Несмотря ни на что, сколько джентльменства во взаимном убийстве. Английский способ ведения боя до сегодняшнего дня не изменился. Действия Веллингтона в Португалии — погрузка на корабли и отступление, когда французы атакуют, и высадка на побережье и наступление, когда французы добровольно отступают. При всем этом только португальцы по-настоящему сражаются и гибнут за англичан. По сути, боевые действия англичан в Португалии заключались в том, что рядом с марширующим корпусом маршала Массены{66} всегда находилось несколько английских офицеров, которые верхом на лошадях подъезжали очень близко, вытаскивали из кармана записную книжку и с расстояния в несколько сотен шагов подсчитывали и отмечали состояние корпуса. Их невозможно было поймать, потому что они ездили на чистокровных верховых лошадях, которых обычные лошади французской кавалерии догнать не могли. Все действия в Египте до сих пор — это веллингтоновские марши назад и вперед во главе почти исключительно иностранных подразделений.

3.5.1942

Несколько дней назад мне случайно удалось купить дамский велосипед. Сегодня утром мы пошли в Венсенский лес на первый урок. Обдуваемый легким ветерком солнечный весенний день. После того как я пятнадцать минут поддерживал Басю, она начала ездить сама, через час научилась самостоятельно садиться и слезать с велосипеда. Мы сели на солнце. Потом я поехал домой, взял хлеб, сыр, вино и вернулся в лес. Мы ели, прижавшись друг к другу, ветер стал холодным, а потом мы вместе катались по аллеям и дорожкам. И были очень счастливы.

4.5.1942

Теперь я скупаю самые разные запчасти для велосипеда, хочу обновить колымагу Баси. Нигде ничего не достать, нужно постараться, чтобы хоть что-нибудь найти. Сегодня заехал в один велосипедный магазин около «Порт-де-Версаль». В магазине было двое немецких солдат, один старый, второй, лет девятнадцати или двадцати. Они покупали электрический фонарик. Получалось это у них с трудом, они с французом не понимали друг друга, и когда продавец стал объяснять им, что лампочку он не продаст, потому что ее нет, они абсолютно не могли понять, о чем идет речь, и настойчиво требовали лампочку, не желая покидать магазин. Хотя я никогда этого не делаю, сегодня я спешил и решил положить конец этому бесконечному недоразумению. Я сказал им по-немецки, о чем идет речь, объяснил, что лампочек для их типа фонариков нет, но если они купят фонарик французского производства, то у них будут и фонарик, и запасные части. Они очень обрадовались, сразу купили самый дорогой фонарик, француз стал любезничать со мной, а они завели со мной разговор. Почему я так хорошо говорю по-немецки, я ведь не француз? Я поляк из Кракова, но родился в Винер-Нойштадте. Оба аж подпрыгнули. Старший обрадовался, схватил меня за руку и кричит: Dann sind Sie mein Landsmann. Ich bin ja auch aus Wiener-Neustadt und der Junge ist aus Baden[543].

Ей-богу, земляки. Стали говорить со мной про Вену, спросили, как я оказался во Франции, был ли в армии. Я говорю, что нет. Na, na sollen Sie glücklich sein…[544] Беседа становится все более откровенной, они спрашивают меня, не притесняют ли во Франции поляков. Я говорю, что пока нет, но, наверное, вы знаете, что происходит в Польше. «Ja — das ist ganz einfach schamlos[545], а вы думаете, в Австрии лучше? Все должны работать, даже немощных гонят на работу, его мать вынуждена работать, хотя она еле ходит, а он в армии. Schauen Sie sich das an…[546]» Он снимает пилотку и показывает мне свою седую голову. Ему 54 года. Он начинает ругать войну, Гитлера, всё. Und denken Sie wie viel das kostet, diese verrückte Spielerei… und wozu, warum… weil der sogenannte Führer von Anfang an ein Idiot wurde…[547] Я подмигиваю и, не желая вдаваться в дальнейшую дискуссию, быстро прощаюсь. Они на самом деле растроганы, тепло прощаются со мной. Я тоже.

После ужина едем кататься на велосипедах по благоухающим молодой зеленью аллеям, засыпающим в тишине подходящего к концу дня по немецкому времени.

Уже май, а немцы все еще тянут с наступлением. Великим и решающим.

5.5.1942

Утром атмосфера напряженная, чехарда слухов и комментариев. Англичане напали на Мадагаскар, десант в Диего-Суаресе. Это значит, что консьержки были правы. В вечерних газетах появились официальные сообщения о «трусливом покушении англичан на французскую недвижимость и о героической обороне гарнизона порта Диего-Суарес». Хотя бы так. Я уже опасался, что французы отдадут его японцам.

10.5.1942

Утром мы поехали на Марну. День теплый и солнечный, над Марной движение, как на набережной в Каннах. Работают все пункты проката лодок, байдарок, парусных лодок и каноэ, в прибрежных бистро и guinguettes[548] движение и шум, смешанный с граммофонной музыкой, на террасах и на дороге полно женщин и девушек в шортах, мужчин в белых брюках и толпы велосипедистов, едущих в обе стороны. Смех, пение, возгласы. Как в старые добрые времена. Мы поехали далеко по берегу реки Марны, сели напротив каких-то холмов и плотной массы зелени, темной, как на пейзажах Курбе, и опять нам было хорошо.

Потом мы возвращались, проезжая по маленьким пригородным городкам, таким провинциальным, будто они находились в сотнях километров от Парижа. Здесь отдыхается лучше, чем где-либо еще. Во Франции, даже в самом Париже, в воздухе нет нервозности. Воскресенье — это воскресенье, которое каждый пытается использовать как может, не заботясь о других. Хочешь жить, дай жить другим, и они дадут жить тебе.

Вечером Черчилль выступал с речью. Как обычно, оптимистичной, и только предостерег немцев от использования газов. В последнее время много говорится о газах, и может сложиться впечатление, что немцы захотят их использовать. Кроме того, он сказал, что в 1940 году положение Англии было критическим, но, конечно, с тех пор многое изменилось, что будет то, будет се, развернутые сметы, в которых на первом месте Америка, позволяющая японцам тем временем отбирать у нее все, что им нравится. Но нужно верить.

11.5.1942

Мой С., которому в январе в Санлисе присудили штраф, уже подал заявление о его аннулировании. Теперь снова в его полицейский участок пришли запрос и enquête[549]. Комиссариат прислал ему повестку, я был там с ним, и дело снова уплыло в тихий океан французской бюрократии. Поплавает два-три месяца и вернется, а потом я опять отправлю ее в очередное дальнее плавание.

После похода в полицейский участок