Социализм. История благих намерений - Александр Монович Станкевичюс

высшем уровне это не всегда было так и абсолютное русское большинство установилось только с течением времени. В 1917–1919 гг. доля притока русских в высшую партийную элиту составляла всего 44,4 %. Но во время войны и в целом в 1940-е гг. эта доля выросла до 93 %, хотя чуть позже снизилась. В 1960–1969 гг. она составляла 69,6 %, а к концу 1980-х – 75 % [55]. Интересно, что на VI съезде РСДРП(б) в 1917 г. из 264 делегатов русские составляли 53 %, евреи 16,9 %, латыши 9,9 %, поляки 4,7 %, малороссы 3,5 %, грузины 3,5 %, литовцы 2,3 % и т. д. [232]. В последующем съезды партии имели куда большее русское «ядро», что усиливало русские националистические тенденции в РСФСР, с которой и начался полномасштабный распад СССР. Дело в том, что русские за все время существования СССР так и не получили не только русской национальной республики, но и отдельной компартии для многонациональной РСФСР (у остальных союзных республик она была). Большевики не допускали такого положения дел осознанно, понимая, что в этом случае во всесоюзной партии будет доминировать российское отделение. Неудивительно, что даже на уровне государственных, а не партийных, должностей, когда в 1990 г. появилась должность президента СССР, Михаилу Горбачеву пришлось делить власть именно с президентом (а прежде председателем Верховного Совета) РСФСР Борисом Ельциным, и в итоге последний оказался ключевой фигурой в вопросе расформирования Союза.

В-третьих, погасла вера в социализм. СССР слишком явно отставал от «капиталистического» мира, и это прекрасно понимали партийные элиты, имевшие возможность видеть вживую достижения Запада и сравнивать их со своими собственными. Это было заметно не только в самом СССР, но и у его сателлитов в Восточной Европе, где советским войскам приходилось подавлять рабочие протесты и восстания (Польша и Венгрия 1956 г., Чехословакия 1968 г.). Усугубляли ситуацию восстания и протесты советских рабочих. Одно из самых известных, но не единственных, – это расстрел в Новочеркасске 1962 г. До Новочеркасска в 1961 г. произошли волнения в Муроме, а после этого – летние забастовки рабочих в Одессе, Иванове, Донецке (1962), бунты и забастовки в Сумгаите и Кривом Роге (1963), в Бронницах и Ставрополе (1964), во Фрунзе, Чимкенте, Степанакерте, Прилуках, Слуцке, Туле (1967), в Нальчике (1968), Кишиневе (1969), Днепродзержинске (1972), Рубцовске (1974), в Новомосковске и Каунасе (1977), в Тарту (1980), Орджоникидзе (1981) и Лениногорске (1984). Основные причины народных волнений сводились к повышению цен и беспределу милиции. Регулярные конфликты такого рода старались замалчивать как могли, но они в любом случае деморализовали и элиты, и силовиков, и, конечно же, рабочих. Изначальной установкой единственно верного учения Маркса-Ленина было улучшение уровня жизни рабочего класса при социализме и переход к коммунизму. Казалось бы, развитие техники и социального обеспечения должно было этому способствовать. Не было больше частной собственности, которая порождала несправедливость, не было капиталистической эксплуатации. Но люди видели совершенно иную картину: сытую жизнь номенклатуры, отставание от «капстран» и подавление инакомыслия.

В 1961 г. опубликован довольно странный для коммунистов «Моральный кодекс строителя коммунизма», вошедший в Устав и новую программу КПСС. В своеобразной преамбуле к кодексу говорится следующее: «Отвергая классовую мораль эксплуататоров, коммунисты противопоставляют извращенным эгоистическим взглядам и нравам старого мира коммунистическую мораль – самую справедливую и благородную мораль, выражающую интересы и идеалы всего трудящегося человечества. Простые нормы нравственности и справедливости, которые при господстве эксплуататоров уродовались или бесстыдно попирались, коммунизм делает нерушимыми жизненными правилами как в отношениях между отдельными лицами, так и в отношениях между народами. Коммунистическая мораль включает основные общечеловеческие моральные нормы, которые выработаны народными массами на протяжении тысячелетий в борьбе с социальным гнетом и нравственными пороками. Особо важное значение в нравственном развитии общества имеет революционная мораль рабочего класса. Коммунистическая мораль в ходе строительства социализма и коммунизма обогащается новыми принципами, новым содержанием» [4]. Уже этой «преамбулы» было бы достаточно, чтобы профессиональные революционеры-большевики прошлого схватились за голову, так как в документе признавалась общечеловеческая мораль, создаваемая веками, которую коммунисты не только не отвергают, но, напротив, они фактически возвращаются к ней, поскольку «при господстве эксплуататоров» она «уродовалась и попиралась». Противоречивость формулировок («обогащение новыми принципами и содержанием» при универсальности и даже консервативности нравственных принципов) лишь доказывает постепенный отход от ортодоксального марксизма-ленинизма, ибо «в марксизме-ленинизме общечеловеческие ценности признаются выше классовых интересов пролетариата лишь в конечном счете, лишь когда в ходе развития исчезнут классовые различия. Невозможно отрицать… что Маркс, Энгельс, Ленин пытались доказать исторически преходящий характер нравственных норм, на которых держался современный им гражданский порядок. Им представлялись утопичными и реакционными социальные учения, построенные на вечных началах нравственности. “Всякую такую нравственность, – говорил Ленин, – взятую из внечеловеческого, внеклассового понятия, мы отрицаем… Мы говорим, что наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата”. Что же касается морали, стоящей выше классовых противоречий и интересов, действительно человеческой морали, то она, по мнению основоположников марксизма, должна была возникнуть лишь на такой ступени развития общества, когда противоположность классов была бы не только преодолена, но и забыта в жизненной практике» [189].

Новая революционная пролетарская мораль, которую пытались насадить в 1920-1930-е гг., словно бы была забыта. Теперь советские нравственные принципы основывались на гуманизме, честности, правдивости, нравственной чистоте, простоте и скромности в общественной и личной жизни, взаимном уважении в семье и заботе о детях, непримиримости к несправедливости и т. д. [4]. Казалось бы, еще один шаг назад и два шага вперед, и коммунисты смогли бы даже смириться с идеей естественного права, христианской системой ценностей и даже с частной собственностью.

Было бы странно сказать об этом и не прийти в итоге к тому, что такие шаги были сделаны. Несмотря на застойные годы Брежнева, советское общество постепенно менялось и всё больше забывало истоки советской партийной государственности, где партия (авангард пролетариата) узурпировала функции государства. Происходили деградация и отмена, собственно, социалистического начала и тихое возрождение национального и религиозного самосознания, которое всё больше проникало во все сферы социально-экономических отношений. Это стало вполне очевидно в эпоху правления последнего советского руководителя Михаила Горбачева. В 1985 г. общественные активисты объявили 24 мая Днем славянской культуры и письменности. В январе 1991 г. Президиум Верховного Совета РСФСР признал этот праздник официально. Но самое впечатляющее событие произошло в 1988 г., когда с помпой, в присутствии свыше 1500 журналистов и 211 делегаций из 89 стран, СССР отпраздновал 1000-летие Крещения Руси. Михаил Горбачев назвал это событие «знаменательной вехой на многовековом путы развития отечественной истории, культуры и русской государственности» [39]. Ряд религиозных деятелей были награждены государственными наградами, Русской Церкви были переданы Введенская Оптина пустынь, Толгский монастырь, часть Киево-Печерской лавры и