Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков

Очередной пленум, как и было предусмотрено, открылся вечером 17 января 1925 года. Первым взял слово Сталин, чтобы разъяснить задачу, которую предстояло разрешить членам ЦК. И коротко рассказал о положении, сложившемся в партии после выхода «Уроков Октября» Троцкого. Пояснил: наркомвоенмор пытался ревизовать ленинизм и добиться коренного изменения партийного руководства. Завершая выступление, сообщил: есть три проекта резолюции. Первый предлагает исключить Троцкого из партии. Второй — снять с поста председателя РВСР СССР и вывести из ПБ. Третий — лишь снять с Реввоенсовета, но условно оставить в ПБ.

В пользу последнего, как тут же выяснилось, выступили представители крупнейших парторганизаций страны — Москвы, Ленинграда, Урала, Украины. Это же предложение поддержали и почти все выступавшие. Даже секретарь Ленинградского губкома Г. Е. Емельянов, верный сподвижник Зиновьева. Иначе поступил только Раковский. Заявил, что следует остановиться на одном из двух. Либо признать Троцкого действительно «повстанцем против партии» и вывести его из ЦК, либо оставить в ПБ, отказавшись от такой характеристики.

Резолюция пленума, принятая всеми, кроме двух, постановила: «1. Сделать Троцкому самое серьезное предупреждение», потребовав «полного отказа от какой бы то ни было борьбы против идей ленинизма. 2…. Признать невозможным дальнейшую работу т. Троцкого в РВС СССР. 3. Вопрос о дальнейшей работе т. Троцкого в ЦК отложить до очередного партийного съезда»416.

4.

Зиновьеву пришлось не только смириться с волей остальных членов руководящей группы («семерки») относительно Троцкого, но еще отказаться на пленуме от своей прежней стратегии — уповать на победу мирового пролетариата. Признать, что революционной ситуации ни в Европе в целом, ни в Германии в частности нет и что она даже не предвидится в ближайшее время. Следовательно, придется «строить социализм», вернее — поднимать экономику страны только своими силами.

Выступив на пленуме чуть ли не самым последним, чтобы не выпячивать кардинальную смену курса партии, Зиновьев попытался объяснить причины новых задач, вставших перед СССР.

«Можно было бы, — объяснял он, на этот раз делая акцент не на ожидании революции на Западе, а на угрозе нападения капиталистических стран, — сформулировать такой закон: по мере роста советского хозяйства в нашей стране, упрочения первой советской республики и усиления влияния Коминтерна приближается момент, когда международная буржуазия получит новый импульс, новый мотив для войны… А при нынешнем положении мы должны держать курс на затяжку, на большую осторожность, на то, чтобы получить более широкий (коминтерновский — Ю. Ж.) фронт»417.

Вряд ли кто-либо из участников пленума мог понять более чем странную логику такой мотивации: почему империалистические страны не нападают на СССР, пока он слаб, а обязательно начнут войну тогда, когда он восстановит свою промышленность, укрепит обороноспособность? Но никакого другого объяснения завуалированного отказа от подталкивания мировой революции Зиновьев измыслить пока не мог.

Отважился на честное объяснение только Сталин. 24 января, уже после окончания работы пленума, в «Правде» была опубликована его короткая заметка под явно надуманным предлогом — необходимость ответить некоему «Д-ву».

«Допустим, — писал Сталин, — что в течение пяти-десяти лет существования советского строя в России не будет еще революции на Западе… Думаете ли вы, что за эти пять-десять лет наша страна будет заниматься толчением воды, а не организацией социалистического хозяйства? Стоит поставить этот вопрос, чтобы понять всю опасность отрицания победы в одной стране (выделено мной — Ю. Ж.)»418.

К тому же — к не очень приятной, по сути, ревизии учения уже не только Маркса, но и Ленина обратился и Зиновьев на Четырнадцатой партконференции, открывшейся 27 апреля 1925 года. Ему пришлось еще раз мужественно признать: его прогноз о скорой победе революции в Германии, которая и разрешит все экономические проблемы России, оказался ошибочным. Несостоятельным. Но новую характеристику будущего, в отличие от Сталина, он прикрыл игрой слов, раздвоением привычного всем термина «революционная ситуация».

Зиновьев в докладе предложил рассматривать революционную ситуацию, во-первых, как «вообще», и во-вторых, как «непосредственную». Заодно поступил также и с понятием «стабилизация капитализма». Понимать под ней «стабилизацию вообще» и «частичную». Поспешил пояснить это не его личным мнением, а решением только что прошедшего Пятого расширенного пленума ИККИ.

Лишь затем Зиновьев перешел к иному. Изложил своими словами то, что было написано Сталиным. Ссылаясь на Ленина, напомнил делегатам: «построение социализма в такой стране, как наша», вполне осуществимо, но лишь при условии «если мы будем обеспечены от международного вмешательства». Однако добавил уже свое, личное, что «окончательная победа возможна только в международном масштабе… Без международной революции наша победа непрочна и неокончательна». И с привычным оптимизмом заключил: «Нашу страну с ее патриархальщиной, обломовщиной, полудикостью можно переделать в социалистическую»419.

Необходимость самим заниматься собственной экономикой ни у Зиновьева, ни у других делегатов конференции возражений не вызвала. К сложившемуся положению за последние полтора года уже привыкли. Зато неявное обсуждение вопроса — как это делать, каким путем пройти ближайшее десятилетие — показало, что большинство в руководящей группе все еще остается на старых позициях. Пока исключает необходимость индустриализации. Их же мнение выразил Каменев. Сказал, открывая конференцию: «Социалистическое общество мы начали строить, мы его строим, мы его, несомненно, построим»». Как, за какой срок — объяснил, сославшись на Ленина: «Десять-двадцать лет правильной политики по отношению к крестьянству и победа в мировом масштабе обеспечена»420.

И все же благостное единомыслие на политическом Олимпе оказалось обманчивым. В действительности руководство продолжали раздирать противоречия. Еще до начала партконференции из Харькова, тогдашней столицы Украины, в Москву поступила служебная записка, подписанная всеми членами политбюро ЦК и президиума ЦКК компартии Украины. Ей ЦК РКП информировали о следующем: «Как нам стало известно из случайных источников (в значительной мере комсомольских), трещина, которая выявилась на прошлом пленуме ЦК РКП (имелись в виду расхождения в вопросе о выводе Троцкого из состава ПБ — Ю. Ж.), не только не сгладилась, но расширилась, причем уже совершенно определенно говорят о “сталинцах” и “зиновьевцах”.

Вместе с тем, нам стало известно, что уже после пленума имели место некоторые действия тт. Каменева и Зиновьева, которые являются серьезной угрозой для единства партии, причем эти действия имеют отношение к решению вопроса пленума ЦК о Троцком.

Только по приезде в Москву нам стало ясно, что речь идет не о практических разногласиях, которые могут быть разрешены в товарищеском порядке, а что тт. Зиновьев и Каменев вокруг этого решения развивают теорию о большевиках и полубольшевиках (полутроцкистах) и что вокруг этого вопроса идет групповая работа, которая при дальнейшем развитии грозит неизбежным созданием двух фракций внутри ленинского (антитроцкистского — Ю. Ж. ) большинства партии.