Дыхание в унисон - Элина Авраамовна Быстрицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соня молча выкладывает пятьдесят два рубля и молча уходит домой. На семейном совещании единогласно постановили: надо возвращаться в Литву, там все привычнее.
Сказано — сделано. А прошло время — и Петрик стал студентом. В Москве, как Соня когда-то мечтала.
И снова жизнь свистит в ушах с переменным успехом. Дом-работа, дом-работа — долгосрочный безотказный метроном.
Плановый, незначительный рост по служебной лестнице или малосущественное отсутствие этого роста. Приватные похвалы начальства и экзекуции доверием: «Никто не сделает это так хорошо, как вы, возьмите на себя, пару часов сверхурочно — и все издательство (весь спортклуб, вся больница) будут вам благодарны» — и как откажешься, даже если на это время были совсем другие планы?
Восхитительные, но очень коротенькие перебивки на отдых — как тот незабываемый вечер на реке Березине, июльский поздний закат, трудяги-бобры, серебряный перезвон рыбацких бубенцов у крутого берега, никак не мешающий песне косарей на другом, пологом берегу у костра. И палатка под крученой березой, густо обвитой стеблями повилики. Разве забудешь?
Надежные, испытанные друзья понемногу разъезжаются, сначала пишут часто, потом понемногу затухают, как фонари к рассвету. А новые не заводятся, как жить?
И в этой круговерти бегут, катятся, уходят в никуда дни, месяцы, годы. Проходит жизнь.
Вадим уже давно директорствует в спортивной школе, готовит олимпийский резерв, привычно гордится своими учениками, а они его обожают.
Петрик уже давно стал Петром, успешно лечит людей, и когда возвращается с работы, от него пахнет, как когда-то от Авраама, карболкой, люголем — медициной. У него замечательная жена, красивая и практичная, преданная еврейская жена, а рядом две малышки, красотки-доченьки. Повторяется путь деда?
Так что Дима и Соня теперь уже дедушка и бабушка, хотя сами себя стариками не считают, наоборот, еще полны ожиданий.
Лина стала настоящей звездой, недели не проходит, чтоб о ней не писали восторженных статей в прессе, и Соня, бывая в столице, всякий раз убеждается: сестра выбрала правильный путь, зря родители ее отговаривали. Были бы живы — радовались бы сейчас. Соня любит приезжать ненадолго в Москву. Театральные спектакли, совсем другой ритм жизни, совсем другие отношения между людьми. Более пылкие проявления как дружбы, так и вражды. Все же балтийские ритмы — школа сдержанности. И все же здесь, у сестры, пусть все иначе, чем дома, но столько сестринской любви и взаимной преданности, и еще вдобавок здесь всякие вкусности — муж Лины по дороге с работы обязательно заскакивает в кондитерскую или в гастроном, приходит увешанный пакетами. Любит угощать, любит рассказывать. Много знает — поездил по миру.
Соня любит приезжать к ним. Она при любой возможности выкраивает хоть два-три дня навестить сестру. Удобный скорый поезд Вильнюс — Москва: вечером выехал — утром на месте, обратно так же.
Но жизнь полна неожиданностей, и в один совсем не прекрасный день, как гром с ясного неба, обрушивается на Соню сообщение сестры:
— Мы разводимся. Приезжать не надо. Трагедий, пожалуйста, не делай. Я решила.
И так всегда, как решила, так и сделала. Каждый кует свое счастье, как умеет.
Судьбоносное решение
Расскажи кто-нибудь Соне, что общественная жизнь в стране может как-то существенно сказаться на ее семье, на ее решениях, никогда бы не поверила. А именно так и вышло. В Литве бушует «Саюдис» — общественное движение, гремучая смесь свободолюбия и национализма. С горы понятно, впереди крутые дороги. У Сони в издательстве активист «Саюдиса», он же зам. главного редактора, созывает общее собрание по совершенно фантасмагорическому поводу: якобы поступила куда-то «в верха» анонимка на него, серия обвинений, надо рассмотреть в коллективе, вынести вердикт. Знающие люди говорят: фикция, сам себе цену набивает. Весь коллектив, включая дворника, уборщиц, курьеров, собирается в цокольном этаже здания издательства, в конференц-зале. В президиуме, кроме собственного руководства, представитель города — то ли из райкома, то ли из «Саюдиса», то ли от обоих в одном лице. Кафкианский сюжет. Несмелая от природы Соня вдруг теряет всякую осторожность и, как только объявляют повестку дня, встает со своего места и деловито идет к выходу.
— Минуточку, вы куда, что случилось?
— Ничего не случилось. Меня всю жизнь учили, что анонимка — это грязь, позор, рассмотрению не подлежит. Вы как хотите, я не участвую, — и она скрывается за дверью.
Собрание все же провели, но кое-как, резолюции не последовало, как и наказания для Сони.
А она, вернувшись на свое рабочее место, сидит в одиночестве, вспоминает, как еще в белорусском издательстве, не находя повода ее уволить, начали безмолвно выдавливать. То есть в издательство она исправно каждый день приходит, а загрузки не дают. Сиди целый день, смотри, как другие трудятся, может, добровольно уйдешь или просто сбрендишь. Вот она сидит, какую-то книжку читает, кажется, что-то из Агаты Кристи, притом на украинском языке. И тут звонок от главного редактора.
— Говорят, вы там на рабочем месте романы читаете, принесите мне, может, интересно, я тоже почитаю?
И в этот момент Соня чувствует необыкновенную легкость во всем теле и в мыслях, нет ни страха, ни униженности, ответ складывается сам собой:
— А что, вам тоже, как мне, работы не дают, делать нечего? Я не жадная, поделюсь.
Тогда как раз подоспела история со сломанным об антисемитский выпад стулом, вернулись в Литву.
Чего ждать теперь?
А ждать и не пришлось. Сын пришел с женой, с детьми и с напряженным ожиданием в глазах. Попили кофе — благо дело было утром, в выходной. Поговорили, как всегда, о том о сем — цены, погода, последняя публикация в «Новом мире», «Огонек» Коротича… А потом Петр, как с вышки в воду нырнул: