Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Вадим Степанцов

* * *

Хоть я невыносим в быту,Хоть много пью и нравом злобен,Но я к раскаянью способенИ в нем спасенье обрету.

Коль снова выход злобе дамИ нанесу бесчестье даме –Я бью затем поклоны в храмеИ по полу катаюсь там.

Рву на себе я волосаИ довожу старух до дрожи,Когда реву: “Прости, о Боже!” –Меняя часто голоса.

Струятся слезы из очей,Рыданья переходят в хохот,И создаю я страшный грохот,Валя подставки для свечей.

Господь услышит этот шумВ своем виталище высокомИ глянет милостивым оком,Недюжинный являя ум.

Ведь он подумает: “ГреховНа этом человеке много,Но он, однако, мастер слога,Он создал тысячи стихов.

Я, Бог, терплю одну напасть –Вокруг лишь серость и ничтожность,А в этом человеке сложностьМне импонирует и страсть.

Ишь как его разобрало,Весь так и крутится, болезный”, –И спишет мне отец небесныйГрехов несметное число.

О да, я Господу милейНичтожеств, жмущихся поодаль –И сладкая затопит одурьМеня, как благостный елей.

И я взбрыкну, как вольный конь,И прочь пойду походкой шаткой,Юродивого пнув украдкойИ харкнув нищенке в ладонь.

* * *

В клубе, скромно зовущемся “Бедные люди”,Очень редко встречаются бедные люди –Посещают его только люди с деньгами,За красивую жизнь голосуя ногами.

Здесь с поэтом обходятся крайне учтивоИ всегда предлагают бесплатное пиво,А к пивку предлагают бесплатную закусь.Здесь не скажут поэту – мол, выкуси накось.

Понял я, здесь не раз выступая публично:Доброта этих скромных людей безгранична,А когда они к ночи впадают в поддатость,Доброта превращается в полную святость.

Здесь любые мои исполнялись желанья,И казалось мне здесь, что незримою дланьюСам Господь по башке меня гладит бедовой,Наполняя мне грудь как бы сластью медовой.

И не мог я отделаться от ощущенья,Что сиянием полнятся все помещеньяИ что слышат в ночи проходящие людиПенье ангельских сил в клубе “Бедные люди”.

* * *

Сказал я старому приятелю,К нему наведавшись домой:“Что пишешь ты? “Дневник писателя”?Пустое дело, милый мой.

Поверь, дружок: твой труд по выходеДурная участь будет ждать.Его начнут по вздорной прихотиВсе недоумки осуждать.

Сплотит читателей порыв один,Все завопят наперебой:“Из тех, кто в этой книге выведен,Никто не схож с самим собой!”

Имел ты к лести все возможности,Но все ж не захотел польстить.Ты их не вывел из ничтожности,А этого нельзя простить.

Все завопят с обидой жгучею,Что твой “Дневник” – собранье вракИ что в изображенных случаяхСлучалось всё совсем не так.

Своею прозой неприкрашеннойТы никому не удружилИ, откликами ошарашенный,Ты вроде как бы и не жил.

В литературе нет традиции,Помимо склонности к вражде.Как мины, глупые амбицииВ ней понатыканы везде.

Ты вышел без миноискателяВ литературу налегке,За это “Дневником писателя”Тебе и врежут по башке”.

* * *

Поэтов, пишущих без рифмы,Я бесконечно презираю,В быту они нечистоплотны,В компании же просто волки.

При них ты опасайся деньгиНа место видное положить,А если все-таки положил –Прощайся с этими деньгами.

С поэтом, пишущим без рифмы,Опасно оставлять подругу:Он сразу лезет ей под юбкуИ дышит в ухо перегаром.

Он обещает ей путевки,И премии, и турпоездки,И складно так, что эта дураЕму тотчас же отдается.

Поэтов, пишущих без рифмы,И с лестницы спустить непросто –Они, пока их тащишь к двери,Цепляются за все предметы.

Они визжат и матерятсяИ собирают всех соседей,И снизу гулко угрожаютТебе ужасною расправой.

С поэтом, пишущим без рифмы,Нет смысла правильно базарить:Он человеческих базаровНе понимает абсолютно.

Но всё он быстро понимает,Коль с ходу бить его по репе,При всяком случае удобномЕго мудохать чем попало.

Чтоб стал он робким и забитымИ вздрагивал при каждом звуке,И чтоб с угодливой улыбкойТвои он слушал изреченья.

Но и тогда ему полезноНа всякий случай дать по репе,Чтоб вновь стишки писать не вздумалИ место знал свое по жизни.

И будут люди относитьсяК тебе с огромным уваженьем –Ведь из писаки-отморозкаСумел ты сделать человека.

* * *

Когда я гляжу на красоты природы,Мое равнодушье не знает предела.Ваял я прекрасное долгие годы,И вот оно мне наконец надоело.

Черты красоты уловляя повсюду,Я создал несчетные произведенья,Теперь же, взирая на всю эту груду,Постичь не могу своего поведенья.

Вот взять бы кредит, закупить бы бананов,Продать их в Норильске с гигантским наваром,И вскорости нищенский быт графомановКазался бы мне безобразным кошмаром.

А можно бы в Чуйскую съездить долину,Наладить в столице торговлю гашишем,Но главное – бросить навек писанину,Которая стала занятьем отжившим.

Ты пишешь, читаешь, народ же кивает,Порой погрустит, а порой похохочет,Но после концерта тебя забываетИ знать о твоих затрудненьях не хочет.

При жизни ты будешь томиться в приемных,За жалкий доход разрываться на части,Но только помрешь – и масштабов огромныхДостигнут тотчас некрофильские страсти.

Твою одаренность все дружно постигнут,Ты вмиг превратишься в икону и знамя,Друзья закадычные тут же возникнут,Поклонники пылкие встанут рядами.

И ты возопишь: “Дай мне тело, о Боже,Всего на минуточку – что с ним случится?Мне просто охота на все эти рожиС высот поднебесных разок помочиться”.

И вмиг я почувствую ноги, и руки,И хобот любви – утешенье поэта,И сбудется всё. Как известно, в наукеКислотным дождем называется это.

И, стало быть, нет ни малейшего чудаВ том, как человечество ослабевает –Недаром плешивые женщины всюду,Мужчин же других вообще не бывает.

Подумай, юнец с вдохновеньем во взоре,А так ли заманчива доля поэта?При жизни поэты всё мыкают горе,И вредные ливни всё льют на планету.

* * *

Когда мы посетили то,Что в Англии зовется “ZОО”,Придя домой и сняв пальто,Я сразу стал лепить козу.

Коза не думает, как жить,А просто знай себе живет,Всегда стараясь ублажитьСнабженный выменем живот.

Я понял тех, кому коза,А временами и козелМилей, чем женщин телеса,Чем пошловатый женский пол.

Но, вздумав нечто полюбить,Отдаться чьей-то красоте,Ты это должен пролепить,Чтоб подчинить своей мечте.

Чтоб сделалась твоя козаНе тварью, издающей смрад,Не “через жопу тормоза”,А королевой козьих стад.

Протокозы янтарный зракГосподь прорезал, взяв ланцет,Чтоб нам явилась щель во мрак,В ту тьму, что отрицает свет.

Простой жизнелюбивый скот,Видать, не так-то прост, друзья:Напоминанье он несетВ зрачках о тьме небытия.

Коза несет в своем глазуНачало и конец времен,И я, кто изваял козу, –Я выше, чем Пигмалион.

* * *