Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Вадим Степанцов

* * *

Дни струятся ручьем,Молодость позади.Не сожалей ни о чемИ ничего не жди.

Пусть уплывает жизнь,Пусть ты совсем одинок –Ни за что не держись,Всё отпусти в поток.

Приобретенья – ложь,Всегда плачевен итог,Но как ты легко вздохнешь,Всё отпустив в поток.

* * *

Я знаю – много у меня хвороб,Но не спешу их обуздать леченьем,Ведь всяким о здоровье попеченьямПределом служит неизменно гроб.

Я не хочу расстраивать зазноб,Быть для родных обузой и мученьем –Влекусь беспечно жизненным теченьем,Покуда смерть мне не прикажет: “Стоп!”

Припомните: я был в пиру не лишним,Не портил крови жалобами ближнимИ скрытно боль в самом себе носил.Да, мне, как всем, была страшна могила,Но сила духа мне не изменила,И лишь телесных недостало сил.

* * *

От пьяных бессонниц вконец ошалев,Сижу у воды, словно каменный лев,И вижу, как сплошь по простору прудаВ неистовстве серая пляшет вода.

Бегут дуновенья от края небес –Шагами расплёсканы кроны древес;Бегут, зарываются наискось в пруд –И в страхе, как суслики, волны встают.

Над парком покровы тучнеющих тучРассек оловянный безжизненный луч –В открывшихся безднах, клубясь на ходу,Гряда облаков настигает гряду.

Беззвучны ристания облачных силВ тех далях, которые ум не вместил, –Беззвучны и мне изначально чужды,Ведь я только холмик у серой воды.

Кто в небе гряду громоздит на гряду –Тот вряд ли во мне испытает нужду.Угрюмые светы он льет с вышины,Такие, как я, ему вряд ли нужны.

Лишь серый – лишь цвет отторженья вокруг,И в небе провал закрывается вдруг,Останутся всплески и ветра рывкиДа цвет отторженья и тусклой тоски.

* * *

Предвкушение праздника вновь обмануло,Мы ведь запросто праздник любой опаскудим,А расплата за то – нарушение стула,Истощение нервов и ненависть к людям.

Разговоры суетные, шутки пустые,Поглощение литрами пьяного зелья –Таковы, как известно, причины простые,Приводящие к смерти любое веселье.

Но порой подмечал я с невольною дрожью:Собутыльники словно чего-то боятся,И уста их недаром наполнены ложью –Так о главном не могут они проболтаться.

Нечто главное тенью в речах промелькнуло,А быть может, в случайном затравленном взгляде,И опять потонуло средь пьяного гула,И опять затаилось, как хищник в засаде.

И опять потянулись дежурные брашна,И опять замелькали нелепые жесты,Но нащупывать главное было мне страшно –За известной чертой человеку не место.

Если что-то извне к этой грани прильнуло,Не надейся, что с ним ты сумеешь ужиться.Предвкушение праздника вновь обмануло,Но иначе не может наш праздник сложиться.

* * *

Стал пятнисто-прожильчатым вид из окнаИ в ветвях производит волненье весна,И светящейся дымкою запорошёнДальний дом – обиталище лучшей из жен.

Плоть полна расслабленья, а сердце – тепла:Мне судьба неожиданно отдых дала.В самом деле – к чему этой жизни возня,Если в светлый тот дом не допустят меня?

Безнадежность легка и бесцельность мила –Мне без них не заметить прихода тепла,Не качаться, не плавать в воздушных слояхНа стремительно сохнущих вешних ветвях.

Сколько песен звучит у меня в голове?Можно точно сказать – не одна и не две.Как частенько бывает у сложных натур,По весне в голове моей – полный сумбур.

В светлый дом не смогу я войти никогда,Но весной превращается в благо беда:Лишь навек отказавшись от цели благой,Можно песни мурлыкать одну за другой.

Пусть соперник в ту цель без труда попадет,Но моя-то любовь никуда не уйдет:Я ее без ущерба в себе обрету,Улыбаясь чему-то на вешнем свету.

* * *

В гуще лога тропинка петляет,Над тропинкой цветы розовеют.Волны звона над ней проплывают,Разноцветные бабочки реют.

Прорывая скрещённые стебли,Не ослабла тропа, не заглохла,И я вижу с подъема на гребнеВодомоины сочную охру.

В водомоину врос розоватый,В серебристых лишайниках камень.Я встаю на него – как вожатый,Надзирающий за облаками.

Открывается выгон пространства,Где, как пастырю, явится взоруЦеликом его кроткая паства –Облака, острова и озера.

* * *

Весь день по сторонам тропинкиВисит гудение густое.Березки, елочки, осинкиУвязли в гуще травостоя.

Лениво блики копошатсяВ стоячем ворохе скрещений,И в строе травяном вершатсяМильоны мелких превращений.

За чернолесною опушкойУгадывается трясина,И неустанно, как речушка,Весь день шумит листвой осина.

А ветер волочится сетью,По ширине ее колебляУсеявшие луг соцветья,Обнявшиеся братски стебли.

Гуденья звонкая завесаЗа этой сетью увлечется.Тропа уже подходит к лесу,А там с дорогою сольется,

Которая, как вдох и выдох,Легко меняет все картины,И при меняющихся видахВо всех лишь целостность едина.

* * *

Не о тебе я нежно пою,Но ты целуешь руку мою –Руку мою, превозмогшую дрожьИ разделившую правду и ложь.

Нет ничего святого в руке,Но ты целуешь ее в тоске.Бледные пальцы, сплетенье вен –Но ты в слезах не встаешь с колен.

Я слез восторженных не хотел –Они мешают теченью дел,Когда, подрагивая слегка,Песню записывает рука.

Лишь от любви ты к правде придешь,Но и в любви есть правда и ложь.Правда – лишь проблеск во тьме сыройИ неправдива совсем порой.

В руке ничего высокого нет,Но вдруг на душу падает светИ ты целуешь мои персты,А значит, любила в жизни и ты.

* * *

Никчемными мне кажутся слова,Когда, прошита блещущею нитью,Невыразимо легкая листваГотова к беспечальному отплытью.

И вязь листвы стройнее вязи строк,И лепку крон не пролепить поэтам,И беспечальной смерти холодокВдруг прозмеится в воздухе прогретом.

Не передать сиянья рыжий мехИ как луны истаивает льдинка.Листва у ног – как сброшенный доспехВ конце проигранного поединка.

Чтоб шевеленье в лиственной резьбеНевнятностью не принесло страданья,Всего-то нужно превозмочь в себеПозыв к вмешательству и обладанью.

Быть просто гостем в парке золотом, –Под шепот, растекающийся нежно,Почувствовать отраду даже в том,Что наше пораженье неизбежно.

Под общий шорох не спеша курить,Рассеивая в волоконцах дымаЖеланье то постичь и повторить,Что непостижно и неповторимо.

* * *

Коль должен конь ходить под ярмом,Ему на шкуре выжгут тавро –Так я с малолетства снабжен клеймом,Незримым клеймом пассажира метро.

Ступени вниз покорно ползут,В дверях вагонных – покорность шей,И вид бродяг вызывает зуд, –Бродяг, покорно кормящих вшей.

Грохот в глотку вбивает кляп,Виляют кабели в темноте,Схема, как электрический краб,Топырит клешни на белом листе.

По предначертанным схемой путямВ людских вереницах и я теку,В вагон вхожу и покорно тамС толпой мотаюсь на всем скаку.

И к лицам тех, кто едет со мной,Неудержимо влечется взгляд.Я знаю: мы породы одной,Но вслух об этом не говорят.

И от взглянувших навстречу глазЯ взгляд свой прячу в темном окне.Покорность объединяет нас,И чувствовать общность так сладко мне.

* * *