Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Вадим Степанцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Я спал в своей простой обителиИ вдруг увидел страшный сон –Как будто входят три грабителя:Немцов, Чубайс и Уринсон.
Едва завидев эту троицу,Упала ниц входная дверь,И вот они в пожитках роются,В вещах копаются теперь.
Немцов с натугой мебель двигает,Чубайс в сортире вскрыл бачок,И Уринсон повсюду шмыгаетСноровисто, как паучок.
Чубайс шипит: “Как надоели мнеВсе эти нищие козлы”, –И, не найдя рыжья и зелени,Мои трусы сует в узлы.
Дружки метут квартиру тщательно,Точнее, просто догола:Со стен свинтили выключатели,Забрали скрепки со стола.
Всё подбирают окаянные,И мелочей в их деле нет:Чубайс, к примеру, с двери в ваннуюСодрал обычный шпингалет.
Добро увязывает троица,А я лишь подавляю стонИ размышляю: “Всё устроится,Окажется, что это сон”.
С вещичками моими жалкими,Таща с кряхтеньем по кулю,Все трое сели в джип с мигалкамиИ с воем унеслись к Кремлю.
С меня и одеяло сдернули,Как будто помер я уже,Но только съежился покорно яВ своем убогом неглиже.
С ритмичностью жучка-точильщикаЯ повторял: “Всё это сон”, –Когда безликие носильщикиВсю мебель понесли в фургон.
С ночными вредными туманамиРассеются дурные сны,Ведь быть не могут клептоманамиРуководители страны.
Они ведь вон какие гладкие,Они и в рыло могут дать –Уж лучше притаюсь в кроватке я,Чтоб сон кошмарный переждать.
Но утро выдалось не золото,Хошь волком вой, а хошь скули.Проснулся я, дрожа от холода,Ведь одеяло унесли.
Хоть это сознавать не хочется –Ничто не стало на места.Квартира выграблена дочистаИ страшно, мертвенно пуста.
И на обоях тени мебелиВысвечивает чахлый день,И, осознав реальность небыли,Я тоже шаток, словно тень.
Ступают робко по паркетинамМои корявые ступни.Увы, не снятся парни эти нам,Вполне вещественны они.
Вздыхаю я, а делать нечего –Не зря я бедного бедней,Поскольку думал опрометчиво,Что утро ночи мудреней.
* * *
Коль приглашен ты к меценату в гости,Забудь на время про свои обиды,Утихомирь в душе кипенье злостиНа тупость человечества как вида.
Приободрись, прибавь в плечах и в росте,Привыкни быстро к модному прикиду,В гостях же не молчи, как на погосте,Будь оживлен – хотя бы только с виду.
Блесни веселостью своих рассказов,Но успевай изысканной жратвоюПри этом плотно набивать утробу,Предчувствуя час сумрачных экстазов –Как поутру с больною головоюТы на бумагу выплеснешь всю злобу.
* * *
Я миру мрачно говорю: “Ты чрезвычайно низко пал,Свои дела обстряпал ты исподтишка, когда я спал.Когда же я открыл глаза и начал понимать слова,Ты быстро вынул сам себя, как джокера из рукава”.
Да, этот мир в игре со мной не полагается на фарт,Я наблюдаю, как порой меняются наборы карт,Я наблюдаю, – но при том правдив всегда с самим собой:Я изначально проиграл при комбинации любой.
Я миру мрачно говорю: “Пусть суетятся все вокруг –Не позабавлю я тебя азартом и дрожаньем рук.Есть козыри и у меня: едва засну – и ты пропал,И вновь начнутся времена, когда я безмятежно спал”.
* * *
На автостанции валдайскойДавно я примелькался всем.В столовой не доели что-то –Я непременно это съем.
Не оттого, что размышляю,Я тупо под ноги гляжу:Окурки подбирая всюду,Порой я мелочь нахожу.
И если где-то стырят что-то,То бьют всегда меня сперва,Ведь для того, чтоб оправдаться,Я не могу найти слова.
Я утираю кровь и сопли,А те воров пошли искать,Но хоть со страху я обдулся –К побоям мне не привыкать.
Я бормочу: “Валите, суки!” –И вслед грожу им кулаком,Но стоит им остановиться,Чтоб прочь я бросился бегом.
А иногда, когда под мухой,Заговорят и рупь дают.Меня, наверно, даже любят –Конечно, любят, если бьют.
* * *
Мои стихи до того просты,Что вспоминаются даже во сне.До крайней степени простотыНепросто было добраться мне.
Мне темнота теперь не страшна,И я спокоен в ночном лесу –Душа моя ныне так же темна,И тот же хаос я в ней несу.
Всё, что в уме я стройно воздвиг,Было в ночи нелепым, как сон.Я понимания не достиг,Был не возвышен, а отделён.
Всё, что умом я сумел создать,Зряшным и жалким делала ночь.Простым и темным пришлось мне стать,Чтоб отделение превозмочь.
Немного проку в людском уме,Ведь только тот, кто духовно прост,Тепло единства чует во тьме,Сквозь тучи видит письменность звезд.
* * *
Приозерный заглохший проселок,В колее – водоем дождевой,Розоватая дымка метелокНад вздыхающей сонно травой.
Серебром закипая на водах,На ольхе вдоль озерных излук,Ветер плавно ложится на отдыхНа звенящий размеренно луг.
На пригорке, цветами расшитом,Этот отдых безмерно глубок –Словно в звоне, над лугом разлитом,Дремлет сам утомившийся Бог.
В толще трав, утомленный работой,Честно выполнив свой же завет,Отдыхает невидимый кто-то,Чье дыханье – сгустившийся свет.
* * *
Тесовая стена коробится слегка,От старости пойдя серебряной патиной,И в пустоте висят три пурпурных комка,Развешаны листву осыпавшей рябиной.
Под мертвенным окном, под сединой стеныУсыпана листва проржавленной листвою,Но бьет холодный луч сквозь тучи с вышиныИ льется по стеклу свеченье неживое.
Ветшает деревце, меж пурпурных комковПоследние листы беззвучно осыпая,И бьет холодный луч в просветы облаков –Картина четкая, холодная, скупая.
А в сгорбленной избе заметны в полумглеВ оцепенении застывшие предметы –Портреты на стене, клеенка на столе,На окнах пузырьки и ржавые газеты.
Паденьем ржавчиной покрытого листаТеченье времени рябина отмечала,Но листья кончились – осталась пустота,И время кончилось – и не пойдет сначала.
* * *
Друг мой, невидимый друг, если глаза я закрою –В облаке радужных искр я тебя вижу тогда.
Друг мой, невидимый друг, если лежу я на ложе –Я за тобою бегу, не уставая ничуть.
Друг мой, невидимый друг, если мне всё удается,То на чудесных крылах прочь ты плывешь от меня.
Друг мой, невидимый друг, если приходит несчастье,То возвращаешься ты и заслоняешь крылом.
* * *
Терракота откоса в кротком свете закатных лучей,Выше – медные сосны, как рать исполинских хвощей,Выше – хвойная зелень, которая блещет, как лак,А над ней в синеве чертит стриж свой прерывистый знак.
Далеко над водою разносятся всплески весла,И ответные всплески застывшая гладь донесла.Благородным вином под лучами играет вода –Это есть, это было и это пребудет всегда.
В ожиданье застыли вдоль врезанных в гладь береговВсе узоры несчетные листьев, травинок и мхов.Замерла, словно сердце, рябины набрякшая гроздь,И вплывает в пространство благой, но невидимый гость.
Не дано моим чувствам постигнуть его естество,Но пришествие вижу и тихое дело его,Ибо тайны полно и великого стоит трудаТо, что было, и есть, и останется впредь навсегда.
* * *