Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Вадим Степанцов

* * *

Телеведущий не ходит пешком,Ибо, увы, он отнюдь не герой.Знает, бедняга, что смачным плевкомВстретит в толпе его каждый второй.

Раз выделяешься статью в толпеИ неестественно честным лицом,Как тут не ждать, что подскочат к тебеИ назовут почему-то лжецом?

Телеведущий не лжет никогда –Могут ли лгать этот праведный взор,Речь, то журчащая, словно вода,То громозвучная, как приговор?

Он повторяет: развал и разбродЕсть принесенный из прошлого груз.Что ни пытается делать народ,Вечно выходит лишь полный конфуз.

В голосе телеведущего дрожь –Как не устать, постоянно долбя:“С этим народом и ты пропадешь,Умный сегодня спасает себя”.

И холодок понимания вдругГде-то в желудке почувствую я:Телеведущий – мой истинный друг,Мне преподавший закон бытия.

Тот суетливый, неряшливый сброд,Злой, с отвратительным цветом лица, –Это и есть ваш хваленый народ,Коему гимны поют без конца?

Телеведущего лишь потомуЭтот народ до сих пор не зашиб,Что не догнать даже в гневе емуТелеведущего новенький джип.

Я же бестранспортное существо,Я угождаю народу покаИ критикую слегка своегоТелеучителя, теледружка.

И раздраженье невольно берет:Сам-то уехал, а мне каково?Дай только мне объегорить народ –Там и до джипа дойдем твоего.

* * *

Всё то, что было под землей,Весь наш подземный древний бытИ даже облик наш былой –И тот до времени забыт.

В любую щель могли пролезтьТе наши прежние тела.Прилизанная влагой шерстьС нас нечувствительно сошла.

В свой час через волшебный лазМы вышли в гомон площадей.Теперь лишь красноватость глазНас отличает от людей.

С людьми мы сходствуем вполне –Лишь странная подвижность лицНас выделяет в толкотнеИ мельтешении столиц.

Мы презираем всех людей –Весь род их честью обделен,А мы несем в крови своейПодземный сумрачный закон.

Мы долго жили под землей,Но вышли миром овладеть,И разобщенный род людскойУже приметно стал редеть.

Так человек и не постигНаш главный козырь и секрет –Попискивающий язык,Оставшийся с подземных лет.

Сказал бы ваш погибший друг,Коль был бы чудом воскрешен,Что тихий писк – последний звук,Который слышал в жизни он.

* * *

От гнева удержись,Ведь, как актер – без грима,Без опошленья жизньС большим трудом терпима.

Чтоб вещество душиС натуги не раскисло,До плоскости стешиВсе жизненные смыслы.

Пусть ищет правды дух,Но не за облаками,А так, как жабы мухХватают языками.

Уверен и речист,Решатель всех вопросовСегодня журналист,А вовсе не философ.

Теперь духовный светИ духа взлет отрадныйНам дарит не поэт,А текстовик эстрадный.

И отдыхает дух,Но все-таки чем дальше,Тем чаще ловит нюхОсобый запах фальши.

Догадка в ум вползлаИ тихо травит ядом:Жизнь подлинная шлаВсё время где-то рядом.

* * *

Нет у меня в Барвихе домика,Купить машину мне невмочь,И рыночная экономикаНичем мне не смогла помочь.

Коль к рынку я не приспособился,Не рынок в этом виноват.Я не замкнулся, не озлобился,Однако стал жуликоват.

Глаза, в которых столько скопленоТепла, что хватит на троих,Живут как будто обособленноОт рук добычливых моих.

В труде литературном тягостномПодспорье – только воровство,И потому не слишком благостнымТорговли будет торжество.

Вы на базаре сценку видели:Как жид у вавилонских рек,“Аллах! Ограбили! Обидели!” –Кричит восточный человек.

Он думал: жизнь – сплошные радости,Жратва, питье и барыши,Не ведал он житейской гадостиВ первичной детскости души.

Пускай клянет свою общительностьИ помнит, сделавшись мудрей:Нужна повышенная бдительностьСреди проклятых москалей.

У русских всё ведь на особицу,У них на рынок странный взгляд:Чем к рынку честно приспособиться,Им проще тырить всё подряд.

Пусть вера детская утратится,На жизнь откроются глазаИ по щеке багровой скатится,В щетине путаясь, слеза.

Торговец наберется опыта,Сумеет многое понять,Чтоб мужественно и без ропотаПотерю выручки принять.

Он скажет: “Я утратил выручку,Но не лишился головы;Жулье всегда отыщет дырочку,Уж это правило Москвы”.

А я любуюсь продовольствием,Куплю для виду огурцовИ вслушиваюсь с удовольствиемВ гортанный говор продавцов.

Вот так, неспешно и размеренно,Ряды два раза обойдуИ приступить смогу уверенноК литературному труду.

О люд купеческого звания!Коль я у вас изъял рубли,То вы свое существованиеТем самым оправдать смогли.

Я в этом вижу как бы спонсорство,И только в зеркале кривомМы принудительное спонсорствоСочтем вульгарным воровством.

* * *

Недавно на дюнах латвийского взморьяКлялись умереть за культуру отцовЛатвийский поэт Константинас Григорьевс,Латвийский прозаик Вадимс Степанцовс.

Вокруг одобрительно сосны скрипелиИ ветер швырялся горстями песка.Латвийские дайны писатели пели,Поскольку изрядно хлебнули пивка.

Сказал Степанцовс: “Эти песни – подспорье,Чтоб русских осилить в конце-то концов”.“Согласен”, – сказал Константинас Григорьевс.“Еще бы”, – заметил Вадимс Степанцовс.

Сказал Степанцовс: “Где Кавказа предгорья –Немало там выросло славных бойцов”.“Дадут они русским!” – воскликнул Григорьевс.“И мы их поддержим!” – сказал Степанцовс.

“Все дело в культуре!” – воскликнул Григорьевс.“Культура всесильна!” – сказал Степанцовс.И гневно вздыхало Балтийское море,Неся полуграмотных русских купцов.

Казалось, культурные люди смыкалисьВ едином порыве от гор до морейИ вздохи прибоя, казалось, сливалисьС испуганным хрюканьем русских свиней.

* * *

К Чубайсу подойду вразвалку я,Чтоб напрямик вопрос задать:“Как на мою зарплату жалкуюПрикажешь мне существовать?

Где море, пальмы и субтропики,Где сфинксы и могучий Нил?Не ты ль в простом сосновом гробикеМои мечты похоронил?

Где вакханалии и оргии,Услада творческих людей?Всего лишенный, не в восторге яОт деятельности твоей”.

В порядке всё у Анатолия,Ему не надо перемен,Тогда как с голоду без соли яГотов сжевать последний хрен.

Я говорю не про растение,Собрат-поэт меня поймет.В стране развал и запустение,И наша жизнь – отнюдь не мед.

“Дай мне хоть толику награбленного, –Чубайса с плачем я молю. –Здоровья своего ослабленногоБез денег я не укреплю.

Ведь ты ограбил всё Отечество,Но с кем ты делишься, скажи?Жирует жадное купечество,А не великие мужи.

Коль над Отчизной измываешься,То знай хотя бы, для чего,А то, чего ты добиваешься,Есть лишь купчишек торжество.

Поэты, милые проказники,Умолкли, полные тоски,А скудоумные лабазникиВсё набивают кошельки.

Твое правительство устроилоПростор наживе воровской,Но разорять страну не стоилоДля цели мизерной такой”.

* * *