Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Вадим Степанцов

* * *

В чертополохе и бурьяне,Где свалки мокнут и гниют,Пристанище отпетой пьяни,Ее естественный приют.

Напившись алкогольной дряни,Пьянчуги всякий раз поют –Про май, про айсберг в океане,И слезы искренние льют.

Их примет мир эстрадных песен,Который до того чудесен,Что невозможно не икать.Вино – не прихоть их утробы:Вино необходимо, чтобыВ мир песен мягко проникать.

* * *

Осмысливать протекшей жизни звеньяБез надобности крайней не моги.Отказывая нам в повиновенье,Воистину спасают нас мозги.

Разумно ль открывать причины рвеньяИ всех поступков наших рычаги?Для человека эти откровеньяОпаснее, чем худшие враги.

Необходимое самодовольство,В значительность свою слепая вераРассеются однажды – и с тех порОстанутся тоска и беспокойство,И личность, словно хищная химера,Сама себя пожрет за свой позор.

* * *

Все думают: “Стихи родятся сами,Готовыми являясь в голове” –И резкими своими голосамиТолкуют о покупках и жратве.

И я не управляю словесами,Внимая сей навязчивой молве,И восклицаю с горькими слезами:“Услышь меня, всеслышащий Яхве!

Глупцов, мешающих созданью песен,Внимающих лишь собственному брюху,Не вразумляй – не внемлют нам они.С лица земли сотри их, словно плесень,И поручи блюсти всю землю духу,Которому я сызмальства сродни”.

* * *

Полнолуние. Шорохи ветра в ушах –Или живность на промысел вышла ночной,И хрустит по щебенке крадущийся шагНа обочине белой дороги лесной.

Порождается в жабах, гадюках, мышахРоковое томление бледной луной;Стонет море, ворочаясь на голышах,Словно чувствуя зло студенистой спиной.

Но и море из глуби несет и несетВспышки, словно сплетенные в танце цветы,Повинуясь призыву, что послан луной;И я чувствую, как напряженье растетВ той земле, на которой столпились кресты,За кладбищенской белой от света стеной.Что-то хочет восстать и уже восстаетИз камней, из корней, из сухой темноты,Чтобы в лунной ночи повстречаться со мной.

* * *

Монотонно течение летнего дня,И душа наполняется смутной тоской.Дрожь от ветра, как будто по шкуре коня,Пробегает местами по ряби морской.

Колыхнется под ветром сверчков трескотня,Словно некий звучащий покров колдовской,И опять – только кур в огороде возняИ покоя лишающий полный покой.

Как оно монотонно, течение лет,Уносящее этот глухой хуторок!Дни идут вереницей, ступая след в след,И приносят один неизменный итог:На житейских дорогах спокойствия нет,Так же как и поодаль от этих дорог.

* * *

Иногда до безумия можно устатьДелать вид, будто жизнь интересна тебе.Перестань притворяться – и новая статьТебя выделит враз в человечьей гурьбе.

Ты поймешь, что всегда предстоит возрастатьТвоему отчужденью, духовной алчбе,Ибо рядом с тобою немыслимо статьНи единой душе, ни единой судьбе.

Ты своим равнодушьем посмел оскорбитьТо, что братья твои обретают в борьбеИ затем неизбежно теряют, скорбя;Рассуди, как же можно тебя полюбить,Не питать неприязни законной к тебе,Не лелеять мечту уничтожить тебя.

* * *

Как флейты, голоса цикадЗвучат в темнеющем просторе.Отстаивается закат,И гуща оседает в море.

Легко колышется напевФлейт переливчатых древесныхИ тихо всходит звезд посевВ полях тучнеющих небесных.

Луна уже плывет в зенит,Заката хлопья отгорели,А флейта легкая звенит,Бессчетно повторяя трели.

И неподвластно смене летНочного бриза колыханьеИ ввысь летящее из флейтВсё то же легкое дыханье.

И та, которая близка,Перекликается со всеми,И беззаботна, и легка,Поскольку презирает время.

* * *

Всё море – выпуклая стезя;По ней, неспешные, как волы,Уничтожаясь, вновь возносяГребни над зыбью, текут валы.

Им уклониться с пути нельзя,Пеной не хлынуть на волнолом –Валы текут и текут, сквозяЗеленым, синим, серым стеклом.

Переплавляет солнечный светВ сочные отблески зыбь волны,И чередою пенных кометКатятся гребни на валуны.

Чайка, подладив к ветру полет,Смотр производит сверху валам;Облака тень лениво ползетПо облесённым дальним холмам.

Ветер подхватывает напев,Прежний еще не успев допеть.В будничной жизни не преуспев,Здесь я сполна сумел преуспеть:

Всё разглядеть, и ветер вдохнуть,И безо всяких мыслей и словСердцем постигнуть великий Путь –Путь неуклонных морских валов.

* * *

Когда приблизится старость,Матрос припомнит с тоской,Как трепетом полнит парусУпругий ветер морской.

Когда приблизится старость,Стрелок припомнит в тоске,Как встарь ружье оставалосьВсегда послушно руке.

Рыбак припомнит под старость,Не в силах сдержать тоски,Как рыба в лодке пласталась,Тяжелая, как клинки.

Всегда побеждает старость,Поскольку смерть за нее,И долго ль держать осталосьШтурвал, гарпун и ружье?

Приошли все стороны светаСтрелок, рыбак и матрос,Но им не дано ответаНа этот простой вопрос.

Наполнен тоскою ветер,Вздыхают лес и вода,Не в силах найти ответаНа главный вопрос: “Когда?”

К ним тоже жестоко Время,Сильнейшее всяких сил –Нельзя им проститься с теми,Кто так их всегда любил.

* * *

К побережным горам прижимается лес,Словно скрыться пытаясь от ветра ползком,И плывут безучастно эскадры небесВ переполненном ветром пространстве морском.

Металлический свет прорывается вкосьИ лудит кочевое качанье валов,И не счесть уже, сколько ко мне донеслосьВ беспорядке, как птицы, мятущихся слов.

То, что шепчет, сшибаясь, резная листва,То, что глыбам толкует глубин божество, –Стоит слухом ловить только эти слова,Остальные слова недостойны того.

* * *

Тополь – словно горянка в черном платке,Над ним одиноко стоит звезда;Одинокий фонарь горит вдалеке,И под ним асфальта блещет слюда.

Оживленно нынче в небе ночном –Тень волоча по кровлям жилья,Облака пасутся, и серебромПодсвечены призрачно их края.

Месяц гуляет среди отар,Горят и меркнут уклоны крыш.То видишь явственно тротуар,А то и бордюра не различишь.

Все очертанья гор и дерев,Светил вращенье, облачный ход –Всё составляет один напев,Общий безмолвный круговорот.

И кажется – кружится кровь моя;Стоило бросить тепло и сон,Если в кружение ночи яХоть на мгновенье был вовлечен.

* * *

Прекрасен темный кипарисНа фоне жгучей синевы;Прекрасно с кручи глянуть вниз,Где волны прядают, как львы.

Прекрасен дымный океан,Прочерчен ходом корабля,Но мне милей земля славян,Моя угрюмая земля.

Славяне прячутся в лесах,Ведь нелюдимость – их черта,Угрюмый вызов в их глазах,А чаще – просто пустота.

Они выходят из лесов,Когда кончается еда,И подломить любой засовНе составляет им труда.

Над их лесами хмарь плыветС утра до вечера все дни,И по краям глухих болотТорчат славяне, словно пни.

Но к морю ласковому лезтьНет смысла для таких мужчин:На пляже в девушке подсестьНе может мрачный славянин.

Кавказец может, и семит,И неотесанный тевтон,А славянин чуть что хамитИ в драку сразу лезет он.

Но злобность этих мужиковНе составляет их позор:Она – от ясных родниковИ от задумчивых озер.

Она – из чистых тех глубин,Где дух таинственно живет.За бездуховность славянинЛюбому сразу в рыло бьет.

Свой мир славяне отстоят,Скрутив охальника узлом –Чащобы вдоль гранитных гряд,Мочажины и бурелом.

А с пиний всё течет смола,И вновь магнолии цветут,И женщин смуглые телаМелькают дерзко там и тут.

Но где-то за хребтом лежитЗемля неласковая та,Где у мужчин свирепый видИ пахнет водкой изо рта.

Я вправе нежиться в тепле,Но должен размышлять при томО милой сумрачной землеТам, за синеющим хребтом.

* * *