Граница и люди. Воспоминания советских переселенцев Приладожской Карелии и Карельского перешейка - Коллектив авторов

ни смерти будет», да. А Мария побо­ялась высыпать. Не брала, говорит, долго. А тетка плачет, что возьми и всё. То она до сих пор инвалидом осталась, Мария. Что, вот, жива, ой... Говорит, сунула в кармаи это вещество и ходила. Как подходит двенадцать часов ночи, вот, ломает ее. Хоть ложись на дорогу, идешь, дак, так. Тело всё в буграх в каких-то синих стало. Дак, вот, это­го... дескать, кровь заговорена была. К какой-то бабке она куда-то ездила, кровь разговорили, а это, говорит, ничего не сделать, так. Эта бабка, старуха, уехала. Ну, сколько, там, вот. Я и не знала. И вот, она ходила, два года в больницу ходила, у нее ничего не при­знавали. Все... даже в Ленинград возили, да. Ничего не найти. Ана­лизы хорошие. А человек болеет, ничего не может делать. И по­том уже дошло, что позвоночник разрушился, да, вот, только увидали.

И Но мужу она не подсыпала?

С Нет. Не подсыпала. Отцу сказала. Да отец... бросили в печь это, дак, думали, что печь-то разорвет. Надо было бросить-то в речку, что бы по воде куда-то ушло. А они в печку, да. Ну, так, и до сих пор. Вот, сейчас она уехала в Череповец, там живет, так. Замуж она так и не вышла. Всё больная. Пять лет лежала в санатории, в гипсе, да.

И Дак, а это, вот... А говорили, что у белорусов есть такие бабушки?

С Да, говорили.

И Говорили?

С Да, что, вот, это. Еще, говорит, до дому не дойти, так к этой бабке заходила, ночевала. А она откуда знала, что эта бабка делала-то Она еще, говорит, мне сказала. «А ты, матушка, не ходи в больницу, все равно тебе никто не поможет, ничего не сделают». А мы же не знали, что это она делала. Вот. Чего-то Авдотья два раз ходила Пер вый раз на водку, видно, сделано. Дак, этому... отцу принесла Мариину, что «придет Иван, дак, напойте его», так. А он в это время дол­го не приходил, дак, дядя выпил сам. То ни один месяц то плакал, то песни пел. [Смеется]. Это., ну, вот. А потом, вот, это было сде­лано, так, вот, и... видать, кто-то умели. А у нас, вот, эдаких не было.

№ 462 [НАБ]

И А те <бабушки> которые, вот, например, детей <лечили>?

С Здесь знаете чего было, вот, наши же русские были колдуньи Вот, я хотела рассказать. Вот, у меня у старшего <сына> была как-то щетина называлась. Не у старшего, а у второго, второго, сорок чет­вертого <года> родила. Вот, там в поселке жила бабушка, дак, мы носили три раз к ней. Не спал все, все... [Нрзб]. Так потом она все же такое тесто сделала, так помазала так, по спине. И тесто было, видать, черные все были. Очень было... старушек, грыжу за­говаривали. Каждый, кто по какой болезни, были старушки такие.

И Это здесь были?

С Здесь были. Из вологодских были, из белорус были. Мы к бело­руске бабушке носили.

№ 463 [ПНП]

И А кроме этой бабушки, которая лечила? Были такие люди, ко­торые?..

С Были.

И А расскажите. [смеется]

С Она тоже теперь умерла, эта бабушка. Вот, у меня у дочки, вот, на этом месте сел такой водяной волдырь. У старшей у дочки. Она теперь умерла. Вот, сел этот волдырь. Я поехала к хи­рургу. Хирург в Куркиёках приезжал... в определенные дни приез­жал в Куркиёки. А мы жили в Корписаари. Вот, он это ей разре­зал. Оттуда вытекла как водичка. Ну и тут так оно все и присох­ло. Разрезал, водичка эта вышла... дал примочку какую-то. Зажи­ло. Несколько время прошло, у нее образовался такой волдырь на этом же... на другом месте, вот, здесь. Вот, такая же тоже. Я опять пошла в этот... в больницу. А меня встретила одна женщина, там, вот, рядом с больницей жила. Он... муж у нее работал председате­лем сельсовета. Как же ее? Н-овна. H-на... Анны Н-вны-то... дак мать еенна. Вот, она и говорит: «Вера, не ходи ты, — говорит, — к врачам. Иди, — говорит, — к бабке». Вот, она мне и сказала, к ка­кой бабке идти. Вот, я ее завернула в одеяло. Она маленькая еще была. Еще годика два, наверное, ей было. Побежала... в одеяло завернула ее и понесла к этой бабке. Принесла. Она ее поглядела и говорит: «Вот я, — говорит, — дам тебе соли». Дала щепотку соли. На эту соль она перед иконами чего-то говорила. «Вот, — говорит, — запоминай. Писать, — говорит, — нельзя. А запоминай!» Ну, где же там запишешь, если она говорила там целые пятнадцать минут? Где же тут запомнишь? Если б несколько раз это... мне б там, сходить, да это все, дак... это. У нее дочка была, и то не могла научиться. Дочка была, дак, и то не могла научиться. Вот. Вот, она на эту соль нашептала Всего щепотка, вот, так, вот, соли. Эта соль куплена в Великий четверг перед Паской. «Вот этой солью, — говорит, — придешь, разведешь в кипяточке маленько. Поставь, — говорит, — ее на порог. Чтоб половницы[133] были...». Вот, не помню или поперек порога, или вдоль порога. Вот, так. Вот, не помню уж этого. Но у нас как раз, наверное, поперек порога, в комнате-то у нас, поперек порога там. На кухне-то так, а в комнате так, поперек поро... вот, так, вот, были. Вот, так — порог, и вдоль порога и половницы. «И на этом пороге, — говорит, — прямо так, в чем она и есть, эту водичку и вылей на нее». Я вылила, и у нее все прошло, и только тогда, вот, такая вмятинка осталася. Она и до сих пор у нее была, пока не умерла.

И А что шептала, вы не помните?

Нет-нет, ничего не по... только помню, «чиста, как рыбная кость». Вот, одно только запомнила: «чиста, как рыбная кость». Больше ни­чего не запомнила. «A повторять я, — говорит, — не могу. Вот, за­поминай, — говорит, — с одного раза. Я, — говорит, — Аську свою... Аськой дочку у нее зовут... — все, — говорит, — учу, но никак, говорит, не может научиться».

И И перед иконами она это делала?

С Перед иконами, угу. Перед иконами. Это не с нечистой числой <sic!> — перед иконами. Некоторые имеют связь с нечистой си­лой, а эта — перед святым.