Тавриз туманный - Мамед Ордубади

______________ * Молла, сопровождавший шаха в его путешествии по Европе. ** Временный брак, узаконенная шариатом проституция.

Пока мы стояли там, нам пришлось выслушать рассказы и о других случаях из путешествий Шахи-Шэхида.

Оказалось, что и Николай II был сыном Шахи-Шэхида. Во время путешествия во Францию, шах гостил у Александра III, супруга которого забеременела от Шахи-Шэхида. Родившийся у нее сын и стал Николаем Вторым. Вот почему он привел войска в Иран и настаивает на своих правах, требуя своей доли в отцовском наследстве. Покойный Музафферэддин-шах еще при жизни выделил своему единородному брату Николаю его долю. Оказывается, Шахи-Шэхид перед смертью завещал своему сыну Николаю Решт, Гилян и тавризскую провинцию, но конституционалисты не согласились с этим, не захотели отдать человеку его законное достояние. И теперь русские пришли получить принадлежащее их царю наследство.

- Сударь, это их право, мы же этого не отрицаем.

Согласно этой внедрившейся в сознание невежественных масс сказке, оказывалось, что и английский король оккупировал южный Иран, как наследство, оставленное ему его отцом Шахи-Шэхидом.

Тут новое происшествие привлекло всеобщее внимание. По улице, громко распевая, шел какой-то человек. Все оглянулись назад, а часть толпы побежала за ним.

- Кер*-Аскер, Кер-Аскер! - послышались голоса.

______________ * Слепой.

Все на разные лады повторяли одно и то же.

- Ты только послушай, как он поет.

- Он сам слагает эти песни?

- Ну, конечно, сам.

- Он все поет по памяти.

- Он совсем неграмотный.

- Это дар аллаха.

Кер-Аскер подошел и стал у нагруженных имуществом Саттар-хана грузовиков. Его вел за руку мальчик, голова которого была вся покрыта паршой.

Слепой распевал памфлеты на революцию:

Погонщики ослов теперь - сардары.

От каменщиков терпим мы удары.

Ганбар-красилыцик, зеленщик-Гулам

Весь нищий сброд готовится к боям.

Как много в жизни перемен,

Весь разгромили Энджумен!

Когда уличный певец кончил свою песню, офицер бросил ему серебряный рубль. Слепой удалился, вознося молитвы за здоровье императора. За ним двинулись ценители его поэзии - ученики мучтеидов и чалмоносные шпионы царя.

- Тавризцы любят новизну, - сказал я Алекперу. - Всякую новизну, если даже она задевает их религию, веру, независимость.

Имущество Саттар-хана было вынесено. Когда, покончив с этим, царские погромщики принялись взрывать само здание, мы вместе с толпой удалились.

По дороге к Нине мы стали невольными свидетелями чинимых карательными отрядами насилий.

Было еще рано - Нина не могла вернуться из консульства, и мы решили продолжать свой путь.

До нас донесся вдруг страшный грохот; то взрывали дом человека, некогда доставлявшего немало хлопот царскому Петербургу и шахскому Тегерану. Дом героя революции Саттар-хана был разрушен. Этот грохот заставил одни сердца забиться радостью, другие - наполнил печалью.

Зайдя к Нине, мы застали ее дома.

- Под предлогом болезни я оставила работу и поспешила домой, - сказала она. - Садитесь, положение очень серьезно. Намечаются крайне суровые карательные меры. В телеграммах, отправленных в Тегеран и Петербург, консул требует для Тавриза такого наказания, которое послужило бы уроком для всего Ирана. Пока что я принесла список лиц, подлежащих аресту.

Нина достала небольшой список.

1. Сигатульислам.

2. Шейх-Салям.

3. Зия-уль-Улема.

4. Садикульмульк.

5. Оба сына Али-Мусье.

6. Купец Ага-Магомед, кавказец.

Имен аптекаря Гаджи-Али и других участников революции в списке не было.

Я поспешно собрался уходить.

- Куда ты? - спросила Нина.

- Надо предупредить Сигатульислама. Быть может, он еще успеет скрыться.

- Поздно! - удрученно покачала головой Нина. - Сядь. Сигатульислам и все остальные уже в руках военно-полевого суда.

- Откуда ты это знаешь?

- Сигатульислам был вызван в консульство, где ему предложено было подписать документ, в котором утверждалось, что Тавриз был занят царской армией в результате длительного упорного боя. "Я должен подумать!" - заявил Сигатульислам и отказался дать свою подпись. Тогда его объявили арестованным и вместе с другими направили в распоряжение военно-полевого суда. Этот документ нужен царскому правительству для того, чтобы оправдать захват Тавриза. Подписать документ было предложено и тавризскому воинскому начальнику Аманулла-Мирзе.

- И он подписал?

- Нет, отказался. Тогда к гробнице Сеид-Хамзы, где он засел, был послан эскадрон казаков, чтобы захватить его, но Аманулла-Мирза поступил, как подобает военному; он предпочел покончить с собой, но не сдаться.

- Что поделаешь? - проговорил я с горечью. - Всем им было предложено оставить Тавриз, но они не послушались. Они не сумели должным образом оценить колонизаторскую политику царя. Они не представляли, что это есть политика виселиц, крови, казней, арестов и грабежей.

- Верно, - подтвердила Нина - Вопрос вовсе не в виновности или невиновности заключенных. Царь намылил веревки, и ему нужны головы. Кому они будут принадлежать, - безразлично. В этом отношении русский царь мало чем отличается от латвийских феодалов. Чем, например, отличается царствующий в XX веке Николай Второй от древнего латвийского феодала, который приказал вздернуть на виселицу ни в чем неповинного случайного прохожего только потому, что настоящему преступнику удалось бежать. Если бы даже все революционеры скрылись из Тавриза, царские палачи не стали бы бездействовать. Положительная сторона этой расправы над мирным населением заключается в том, что она усилит единство масс, крепче сплотит их вокруг всеобщей борьбы и вызовет в них чувства гнева и ненависти к царизму и его образу правления. Гораздо страшнее английская колониальная политика. Если царские колонизаторы, откровенно и беззастенчиво попирающие свободу народов, возбуждают гнев и ненависть масс, то английские хищники, являющиеся к ним с лицемерным лозунгом свободы народов завоевывают симпатии невежественных масс Востока, представляя им английского короля как покровителя угнетенных и слабых народов. Вот почему надо особенно усилить борьбу с английской захватнической политикой. В борьбе с царизмом нам помогает политика самого царя.

Я не мог усидеть на месте, меня все тянуло на улицу, хотя там было не совсем безопасно. Вместе с Алекпером мы обошли многие районы и, наконец, очутились у кладбища Девечи. На кладбище было большое скопление народа, как это обычно наблюдалось только по четвергам.

Теперь же большей частью тут были солдаты, казаки и офицеры. Здесь было немало и молл, сеидов и купцов, переодетых в длиннополые одежды, чтобы сойти за молл.

Солдаты, словно баранту, гнали на кладбище собранных с улиц чалмоносцев; упиравшихся били прикладами, им угрожали штыками. Этих людей гнали к окружавшим кладбище рвам и выгребным ямам во дворах для извлечения из них трупов русских солдат.

По распоряжению консульства, половину привлеченных к этой работе составляли жители Девечинского района и прилегающих к нему улиц. Это были те самые контрреволюционные сеиды и моллы, которые с таким нетерпением ожидали вступления в город русских войск. Самое удивительное было то, что они все еще продолжали верить в консула, объясняя производимое над ними насилие неведением консула.

- Конечно, господин консул не имеет об этом понятия, - говорили они взволнованно.

- Ну, как же? Конечно, не имеет. Если господин генерал узнает, он не оставит это безнаказанным.

- Господа, это невозможно: ни в одном государстве не разрешается оскорблять духовных особ. Надо пойти и стать под защиту английского консульства.

- Были, ходили, все ворота на запоре. Говорят, приема нет.

- Если так, то конец вере.

- Скоро пришествие имама.

- Только пришествие святого избавит нас от них. В

се эти разговоры ни на кого не действовали. Раздевшись, они вынуждены были приняться за извлечение трудов. Некоторые с ног до головы были выпачканы в нечистотах.

С минаретов доносились звуки азана, призывая правоверных к молитве.

Усиленно жестикулируя и указывая в сторону муэдзина, пригнанные моллы пытались объяснить офицерам, что наступило время молитвы.

Один из них, подойдя к казачьему офицеру, поднес руки к ушам, затем воздел лицо к небу, потом, нагнувшись, приложил ладони к коленям и, поднявшись, снова воздел руки к небу, желая этими движениями, принятыми во время молитвы, объяснить офицеру о необходимости идти на молитву.

- Господин офицер, время молитвы, - умолял другой. - Разрешите пойти помолиться господу богу.

Офицер зажал нос от невыносимого запаха нечистот и, пнув моллу в живот, крикнул:

- Ступай в нечистоты, вонючка!

Моллы, когда-то оравшие во все горло перед зданием контрреволюционной организации "Исламие": "Император - оплот и защита ислама!", сегодня впервые познакомились с императорскими "защитниками ислама".