Современный грузинский рассказ - Нодар Владимирович Думбадзе

придется скручивать. Знаете, одни верят во влияние семьи, другие полагаются на школу, третьи надеются на организации, кто-то — на силу коллектива, для кого-то верное средство — побои и бог весть что еще, я же считаю — мой карцер-люкс самое надежное средство, спасение одно: берем нашего юного бездельника и помещаем в карцер-люкс, одного, разумеется. Он начнет ошалело озираться — окна зарешечены, двери заперты… Снаружи его стережет какой-нибудь Клим, устроившись на стуле с книгой на коленях, а наш молодой герой оглядывает стол, стул, книжные полки, пока без всякого интереса, не Спеша подходит к чистой постели, растягивается и глазеет на все вокруг, потом взгляд его цепенеет, и он засыпает. Родителям его уже сообщено, конечно: «Не беспокойтесь, пожалуйста, ваш сын посажен в карцер-люкс». — «Хорошо, дорогой, хорошо, только б перестал околачиваться на улице, отучился б, а там хоть…» Молодой человек просыпается, тупо смотрит на потолок, потом чувствует — проголодался… «Что вам принести поесть? — спрашивает из-за двери какой-нибудь Клим. — Чай, молоко, какао?..» — «Давайте какао, а почему меня посадили?..», но тот Клим на вопрос не отвечает, а говорит совсем другое: «Сколько положить сахару?» — «Четыре ложки, за что меня посадили?», а тот Клим: «Какой вы любите сыр — имеретинский, сулгуни?» — «Сулгуни, за что меня посадили?», но тот Клим молча протягивает ему завтрак, юнец принимается за еду, намазывает хлеб маслом, чистит яйцо и какое-то время занят едой. «Не нужны ли сигареты?» — «Да, хорошо бы!» — «Мзиури», «Колхиду», «Люкс», что угодно?» А развлечений — никаких! Ни радио, ни телевизора, ни телефона — эта комната не только «люкс», но и «карцер», между прочим… И наш юнец дымит, уставившись в потолок… А потолок расписан алфавитом: а, б, в, г, д… Хорошая идея, правда, Клим?

Что скажет Клим? — разумеется: «Замечательная!»

— Потом подходит время обеда… Первое блюдо, второе, третье. «Вам салат с подсолнечным маслом, с уксусом или без?..» — «Почему меня посадили, почему!» А ему: «Не твое дело!», и если юнец начнет тут шуметь, стучать ногами и руками, надо цыкнуть на него, и он примется за обед. Поев, снова начнет глазеть на потолок, а на потолке — одни буквы, и вот тогда-то тот Клим скажет ему небрежно: «Можешь полистать какую-нибудь книгу, с той вон полки…» И молодой человек возьмет книжку, сначала это будет детская, с крупными буквами, яркими картинками, скажем, «Про козла и Гиглу», «Лиса и перепелка», прочтет по своей охоте, хорошо, а нет — приставленный к нему Клим категорически заявит: «Будешь сидеть, пока не перечитаешь все книги в шкафу и на полках».

— Но это же насилие! — говорит руководитель. — Конкретная личность по своей инициативе должна выбирать то или иное из общественных меро…

— Я пока говорю о юнцах-бездельниках, дорогой, — поясняет респондент. — Ну, какое я имею право хватать, скажем, безобидного химика и помещать… — Но вдруг, глубоко задумавшись, заключает: — А вообще говоря, и необразованному химику не помешало бы, черт побери…

11

— Хм! — руководитель нервничает, он явно сбит с толку, проводит ладонью по щеке, подбородку — проверяет, выбрит ли, взгляд его падает на Клима. — Хорошо, но чем провинился тот некий Клим, он-то за что осужден целый день стеречь бездельника и прислуживать ему?

— Во-первых, я упомянул о раскрытой книге на коленях у того Клима, а во-вторых, всегда можно занять себя каким-нибудь невинным развлечением.

— Каким, например?..

— Ну, хотя бы игрой в слова.

— В слова?

— Объясню вам. Возьмем, допустим, Тамаза нашего. Кем он у вас числится?

— Младшим научным сотрудником.

— Превосходно. А кем был прежде?

— Лаборантом.

— А-а… и вы повысили его?

— Да.

— Ага! Следовательно, в данном случае перевод в «младшего» означал повышение?

— Совершенно верно.

— Так вот, мы получили примечательное выражение: «возмладшенаучсотрудникнули».

И тут мой руководитель третий раз хмуро покосился на меня.

— Теперь возьмем обратный пример. Предположим, Тамаза понизят — снова переведут в лаборанты. Как он выразит это сам?

— Я опять стал лаборантом, — за меня отвечает руководитель.

— Нет, не годится, не выражено понижения.

— Понизили, перевели в лаборанты.

— Покороче.

— Перевели в лаборанты.

— Еще короче.

— Понизили.

— А где «лаборант»? Одним словом надо выразить, одно-единственное слово должно содержать и факт понижения и должность.

— Одним словом невозможно.

— Почему же?..

— Попытайтесь сами, если возможно.

И респондент говорит:

— Великолепное получим слово: «повлаборантили»! Видите, возможно, оказывается. Вот так и коротал бы время, играя в слова, некий Клим.

А Клим: «Браво, маэстро, замечательно!»

Ах, руководитель…

В четвертый раз метнул он в меня хмурый взгляд.

Молчим. Клим восторженно взирает на респондента, респондент задумался, задумался о своем и руководитель, один я не знаю, чем заняться, тереблю галстук и повторяю ужасное, страшное слово: «Повлаборантили…» Надо же было нарваться нам на такого… Что мне стоило пройти мимо… Но откуда было знать… А теперь поздно, руководитель заинтересовался им, хотя, по-моему, и сам раскаивается, что явился сюда, и все же продолжает — волевой, энергичный:

— А как бы вы подбирали литературу?..

— Вначале — как угодно, каждый сам бы мог выбирать, начать с чего захотел бы, хоть с Сименона, хоть с подшивки нашего «Крокодила» — «Нианги», но вообще лучше всего с Жюля Верна, главное — научиться сперва сидеть с книгой за столом — удобно вытягивая ноги или скрещивая их под стулом, научиться листать книгу, проглядывать содержание, а уж после — предложим ему… Ну-ка, Клим… Да, «Трех мушкетеров», Марка Твена, которого лично я, что делать — хоть убей не люблю, О. Генри, потом познакомим с более серьезными писателями. Клим, подскажи двух. Отлично — с Джеком Лондоном и, разумеется, с прозой Гюго, называемой романтической и не очень-то легкой для чтения, затем мы дадим небольшую передышку — подкинем «Всадника без головы», «Айвенго», например… А после этого, Клим, давай одарим его радостью встречи с теми великими писателями, которые так удивительно легко читаются!.. Да, да, Мериме, Чехов… Еще одного! Правильно, правильно, дадим читать Мериме, Чехова и Мопассана, а