Брант "Корабль дураков"; Эразм "Похвала глупости" "Разговоры запросто"; "Письма темных людей"; Гуттен "Диалоги" - Себастиан Брант

Иоан Пивнепивец магистру Ортуину Грацию

В недавнем времени написали вы мне письмо весьма порицательное и укоряли меня, что не пишу, как обстоит дело веры супротив Иоанна Рейхлина. И, прочитавши сие письмо, очень я рассердился и сказал: «Для чего пишет ко мне так, когда я уже написал ему два письма тому менее чем полгода?» Видно, гонцы их не вручили. Но разве я здесь повинен? Верьте слову, что описывал вам досконально и обстоятельно все, об чем сам я ведал. Однако может вполне статься, что гонцы не вручили моих писем. И в особенности писал про то, что, едучи верхом из Флоренции в Рим, повстречал дорогой преподобного отца нашего и брата Якова Гохштратена, магистра нашего и инквизитора еретического окаянства, шествовавшего из Флоренции, где предстоял он перед французским королем за ваше дело. Я обнажил пред ним голову и сказал: «Преподобный отец, вы ли это?» Он же ответил: «Я есмь сущий»{804}. Тогда я сказал: «Вы господин магистр наш Яков Гохштратен, инквизитор еретического окаянства?» И он ответил: «Да, говорю вам»{805}. Я же протянул ему руку и говорю: «О господи, для чего же шествуете вы стопами? Ведь это стыд и срам, что такой муж шествует стопами по дерьму и грязи». Он же ответствовал: «Иные колесницами{806}, иные — конями, а мы именем господа бога нашего». Тогда я ему говорю: «Но ведь дождь льет и хлад преужасный». Тогда он воздел длани свои к небу и сказал: «Кропите, небеса, свыше{807}, и облака да проливают правду». Я же помыслил про себя: «Ах, господи, вот несчастье, что сего славного магистра нашего постигла столь тяжкая судьба. Два года тому я видел, как он въехал в Рим о трех конях, теперь же идет стопами». И сказал: «Не угодно ли вам взять мою лошадь?» Он же отвечал стихом:

«Кто дать пожелает, об том не спрошает».

Тогда я сказал: «Видит бог, достойнейший магистр, мне никак нельзя упустить бенефиций, и оттого должен я поспешать, ежели б не это, я беспременно отдал бы вам свою лошадь». И с тем от него отъехал. Итак, теперь ведаете вы, как обстоит дело. И разумеете, что сей магистр наш пребывает в великой нужде, а потому добудьте для него денег, иначе все дело пропало. Ибо ходатай Иоанна Рейхлина Иоанн фон дер Вик{808} много усердствует и всюду находит кривые пути. Недавно он сочинил столь яростный извет против магистра нашего Якова, что удивляюсь, как бог не поразил его за то чумой. И еще он недавно поносил магистра нашего прямо в глаза, говоря: «Я тебя выведу на чистую воду, ты у меня издохнешь в сраме, и в разорении, и в скорби, а Иоанн Рейхлин восторжествует. И пускай сие увидят все богословы и лопнут от злости». Из чего для меня явствует, что оный Иоанн Вик не скрывает ненависти своей к богословам и исполнен дерзости и невиданного безрассудства. Я слышал, как магистр наш Яков сказал: «Если б не он, я добился бы приговора в свою пользу, сразу как прибыл в Рим». И сие истинная правда, ибо когда магистр наш Яков впервые прибыл к римской курии, был он столь грозен, что все куриалы его боялись. И никакой ходатай не брался хлопотать за Иоанна Рейхлина, убоявшись сего магистра нашего, и Яков Квестенберг, тоже друг Рейхлина, искал ходатая по всему Риму и не мог сыскать, ибо все с готовностью соглашались ему служить в чем угодно, но не в деле веры, оттого что боялись, как бы магистр наш Яков не отправил их на костер. Таковы были обстоятельства, когда явился сей доктор (ежели только он достоин так называться) Иоанн Вик и сказал Якову Квестенбергу: «Я предлагаю свои услуги в деле супротив сего злобесного монаха». А магистр наш Яков прямо ему угрожал, говоря: «Погоди, ты у меня раскаешься, ежели хоть слово скажешь за Рейхлина». И я слышал о ту пору из собственных его уст, что, когда добьется осуждения Рейхлина, тотчас учинит розыск над сим доктором Виком и объявит его еретиком: ибо в словах его усмотрел еретические мысли. Теперь же все обернулось противуположным образом. И верьте моему слову, что дело плохо, ибо ныне на десять приспешников Рейхлина не сыскать и одного сторонника богословов. И после разбора дела богословами{809} стали подавать голоса: восемнадцать было за Рейхлина и только семь за богословов. Однако и эти семеро даже не высказались твердо, что «Глазное зеркало» надобно сжечь, а лишь сделали оговорку. И посему не имею благой надежды. Должно вам сделать все возможное, дабы умертвить сего Иоанна Вика, ибо через него дела Рейхлина идут хорошо, дела же богословов окончательно плохи. А ежели б не он, сего не было бы отнюдь. Кажется, теперь все отписал вам в подробности, и более не станете меня корить. На том пребывайте во здравии. Писано при римской курии.

Магистр Сильвестр Гриций магистру Ортуину Грацию

Понежелику клялся я клятвенно стоять за свой факультет и неотступно печься о его благе, отпишу вам досконально, кто тут держит сторону богословов, а кто Иоанна Рейхлина, дабы вы рассказали о сем богословам и они могли бы тем руководствоваться. Во-первых, в здешней гостинице «Корона» столуются некие люди, беспрестанно чинящие всякие пакости магистрам нашим и братьям проповедникам, и потому никто в сей гостинице не подает проповедникам милостыни. Имена некоторых мне известны: один прозывается магистр Филипп Кейльбах и всегда расхваливает Рейхлина, ему однажды задал хорошую трепку магистр наш Петр Мейер, священник из Франкфурта. Другой — Ульрих Гуттен{810}, превеликая бестия, этот говорил, что ежели б братья проповедники обошлись с ним столь же несправедливо, как с Иоанном Рейхлином, он стал бы ихним заклятым супостатом и где бы ни повстречал монаха сего ордена, тотчас отрезал бы ему нос и уши. И многих имеет друзей, приближенных к епископу, каковые также благоволят Иоанну Рейхлину. Однако ныне он (слава богу), отъехал отсюдова, дабы выучиться на доктора, и не будет его целый год, Но пускай бы диавол его и вовсе побрал. А еще есть тут два брата из благородиев, Отто и Филипп Бок, изрекающие на богословов всяк зол глагол. И когда магистры наши учиняли в Майнце святое деяние{811} над «Глазным зеркалом» и магистр Яков Гохштратен данной ему властью пожаловал индульгенции всем, кто имел в сем деле участие, оные два брата купно с иными кромешниками играли в кости на сии индульгенции при богословах, стоявших в гостинице. И еще есть тут один, прозываемый Иоанн Гуттих, также ваш неприятель. И другой, недавно произведенный в доктора законоведения, именем Конрад Вейдман; он благоволит всякому, кто чинит вам досаждение. И еще есть один доктор, а прежде — магистр искусств нового направления; имя ему Евхарий. И еще Николай Карбах, что читает лекции о поэзии. А также Генрих Бруманн, соборный викарий, что не худо играет на органе. Я ему всегда говорю: «Играли бы себе лучше на органе, богословов же оставили бы в покое». Но главное дело, почитай все каноники стоят за Рейхлина и, опричь того, многие магистры, коих имен не упомню. Теперь же отпишу вам про друзей и благожелателей. Есть у вас здесь один друг, муж зело достойный, и прозывается Адулар Шван; сам он из благородиев, и на щите у него изображен кубок; отец же его лил колокола. Он весьма искусно диспутирует в духе Скота и выдвигает превосходные аргументы; и говорит, что тотчас одолеет Иоанна Рейхлина, ежели станет с ним диспутировать. И еще есть другой достойнейший ваш благожелатель — Генрих Кур, зовомый также «Звонарем», потому как более всего на свете любит звонить в колокола. Сие муж изощренный, ума замечательного и мудрости столь глубокой, что трудно поверить, и любит также диспутировать; а диспутируя, непременно смеется и, смеясь же, одолевает противника. Он как узрел еретические положения Иоанна Рейхлина, сразу сказал, что даже за единое из оных Рейхлин заслуживает костра. И еще есть среди споспешников ваших одно молоденькое благородие и человек военный — Маттиас Фалькенберг: он зело отважен и всегда является конно и оружно; за стол же непременно садится с краю; и говорит, что ежели сядет не с краю, а посередке и вдруг учинится бранное дело, не сможет тотчас вскочить и разить врагов. К тому же он искусно аргументирует по старой методе; и говорит, что ежели Рейхлин не образумится, он поспешит к вам на подмогу о ста конях. И еще один горожанин из Майнца, именем Виганд Сольмс. Сей вьюноша столь учен, что не уступит даже магистру нашему; и говорит, что не пожалел бы десять флоринов, только бы иметь случай диспутировать с Рейхлином. И недавно на диспуте взял верх над Иоанном Гуттихом, да столь твердисловно, что тот не знал, как и ответить. За вас также и господин Вернер{812}, несравненный знаток Аквинатовой «Суммы против язычников», выучивший, опричь того, на память Скотовы разновидности{813}. Он говорит, что не будь уже магистр наш Гохштратен при курии, он сам отправился бы туда и одолел Иоанна Рейхлина. Сии упомянутые друзья ваши всякую неделю собираются на дому у достославного мужа магистра нашего Варфоломея, который магистр всем вашим друзьям голова; и там толкуют о предметах зело умственных. И спорят промеж собой, — один отстаивает мнения Рейхлина, прочие же на него ополчаются, и бывают у них знатные диспуты. А о других здешних ваших споспешниках ничего не ведаю, ибо не сделал с ними знакомства. Но как узнаю, тотчас вам отпишу. Покуда же храни вас господь. Писано в Майнце.