Брант "Корабль дураков"; Эразм "Похвала глупости" "Разговоры запросто"; "Письма темных людей"; Гуттен "Диалоги" - Себастиан Брант

Петр Тупп, лиценциат богословия, магистру Ортуину Грацию желает здравствовать

Посколь отписали вы мне однажды, досточтимый муж, что премного удивляетесь тому, какое ныне множество в Кельне славных докторов, а равно и мужей, кои не имеют еще степени, но уже почти что магистры наши, и как много превосходнейших богословов, и помянули магистра нашего Якова Гохштратена, и магистра нашего Арнольда Тонгрского, и магистра нашего Ремигия, и магистра нашего Валентина Гельтерсгеймского, и магистра нашего Петра, каковой в мое время начальствовал в бурсе Кнек, и лиценциата Рутгера, и многих других, ныне сопребывающих в Кельне, а равно Иоанна Пфефферкорна, коий, хоть и не есть духовная особа, и не учен семи свободным искусствам, и никогда не бывал в християнской школе, и не учил грамматики или логики, однако, как вы пишете, имеет глубокий ум и просвещенную душу. Ведь и апостолы были неучены, однако знали все. И вы полагаете, что Дух святой может преисполнить упомянутого Иоанна Пфефферкорна всеми теми священными познаниями, яко сказано в Писании. Помянули вы также в Майнце двоих магистров наших, соборного проповедника Варфоломея Цеендера и священника Петра Бертрама. И во Франкфурте — достопочтенного Петра Мейера, каковой несравненен в проповедях своих и хочет — заставляет людей смеяться, а хочет — плакать, и проповедями своими творит чудеса. Соответственно желаю, дабы все вы были заодно и заставили смириться законников и светских поэтов либо же заткнули им рты, дабы впредь не дерзали таково писать. А буде восхотят чего сочинить, первым делом показывают пускай магистрам нашим и получают от них дозволение печатать. А ежели магистрам нашим сие не покажется, то надобно не печатать, но сжечь. И еще должны магистры наши постановить, дабы ни один законник или поэт ничего не сочинял богословского и не вводил в священное богословие новую сию латынь, подобно как Иоанн Рейхлин и, слышал я, еще некто, прозываемый Пословиц Эразмовый{780}, ибо не имеют в сем основательных познаний и, полагаю, ни разу не соучаствовали в открытых диспутах и не составляли силлогизмы, как следовает. Они дерзают занести серп свой на чужую жатву, но богословам не должно сего попустить. И того ради прошу, чтоб попросили вы тех ученейших мужей, о коих пишете, дабы приготовились диспутировать супротив новых сих латынщиков и сокрушить их. А ежели станут говорить, что знают по-гречески и по-еврейски, вы им делайте возражение, что оные языки богословам безо всякой надобности. Ибо Священное писание изрядно уже переведено и другие переводы не потребны. А опричь того для посрамления жидовинов и греков не должны мы изучать ихние языки. Ибо жидовины, узревши, что учим ихний язык, скажут: «Вон християне учат премудрость нашу и без нее не могут отстоять свою веру». И будет великое поругание християнству, а жидовины утвердятся в вере своей. Греки же отпали от церкви, стало быть, их также надобно считать злопыхательными и ихнюю ученость не можно использовать християнам. Душевно желаю, дабы вы по сему поступили, а после отписали мне, что воспоследовало. Пребывайте во здравии. Писано в Гальберштадте.

Иоанн Арнольди магистру Ортуину Грацию желает здравствовать на множество лет

Предузреваю, что известны вы и от многих наслышаны, что в недавнем времени я во благом побуждении подвигнулся на зиждительное странствие ко граду Риму, в курию, уповая исхлопотать себе бенефицийку, либо пребендишку{781}, либо же какой ни на есть приходец, дабы отныне и до скончания дней моих имел я, откуда снискать еду да прикрыть наготу, ежели будет на то милость господня. По каковой причине, ей-же-ей и ей-же-богу, должно вам почасту мне посылать дружелюбно писанные письмеца, в коих милостиво и премилостиво сообщать о вашем душевном и телесном здравии, и об том, каков есть фатум судьбы вашей, предуготованный от бога предвечного, как говорит Лактанций{782}, изученный недавно мною с великим усердием, когда о нем читали здесь, в Школе мудрости, соответственные лекции. А еще побывал здесь один человек, посетивший Кельн и северные земли германские, и привез для вручения письмена из разных мест, в коих сказано, что выпустили вы в печатном виде книжку, имеющую сию или оную титлу: «Письма темных людей магистру Ортуину Грацию», в которой книжке, или сборнике, как растолковал мне сей человек, содержатся все письмеца, писанные вашими друзьями и знакомцами с братской любовью, где поместили вы мое также письмо, и я превесьма удивлен, что удостоился таковой чести и присносущной славы. За что приношу вам всеконечную свою благодарность. А еще сообщаю, что предался доскональному изучению поэтического искусства, и посему слог мой уже не тот, что прежде{783}. Пребывайте в вековечном здравии. Писано из Рима.

Брат Георгий Овен магистру Ортуину Грацию

Смиренно молю за вас бога и пребываю верным рабом вашим, господин и магистр Ортуин. Посланную от щедрот ваших книгу Иоанна Пфефферкорна под титлой «Защита Иоанна Пфефферкорна противу клеветнических» получил. И как просите вы, показал ее всем магистрам нашим в Париже, а равно и богословам из ордена нашего, и все они единогласно сказали: «Восхищения достойны германские богословы. Ежели неуч такое мог написать, то как же должны писать ученые и степенью облеченные?» А один спросил, оказывают ли также и князья в Германии должное почтение Иоанну Пфефферкорну? Я сказал, что в некотором роде — да, в некотором же — нет. И что он преданный и приближенный к императору попечитель в деле о еврейских книгах и приумножении веры Христовой. И сколь много жаловал его приснопамятный епископ Майнцский и обещался споспешествовать ему во всем елико возможно; и когда отправлялся он в путь по делу веры, то щедро отпустил ему денег на дорожные расходы. А богослов тот сказал: «Стало быть, Иоанн Пфефферкорн много радеет о сем деле?» Я же отвечал по отписанному от вас наущению, что именно так, ибо неутомимо объехал всю Германию, покинувши супругу и чад своих, коих ему надобно питать и растить. Однако во время его отлучки богословы много благодетельствовали оной супруге, оказуя ей всяческое утешение, ибо ведали, что супруг поглощен делом веры. Также и некоторые из нашей монастырской братии посещали ее и говорили: «Жалостно нам видеть, сколь вы одиноки». На что она отвечала: «Приходите же меня навестить, ибо я, можно сказать, вдова, и утешайте меня». Однако нынешний епископ Майнцский{784} не благосклонен к Иоанну Пфефферкорну, а все оттого, что некоторые его советники благосклонны к Иоанну Рейхлину и люто ненавидят богословов. И епископ сей не пожелал допустить пред себя Иоанна Пфефферкорна, когда он хотел поднести ему свою «Защиту противу клеветнических», о чем писано в письме вашем. И все сие я рассказал. Он же спросил: «А кто таков оный Пфефферкорн?» Я ответил, что прежде был жидовином, ныне ж благополучно окрещен и есть муж достойный и из колена Неффалимова{785}. Он сказал: «Воистину благословение, ниспосланное Неффалиму, перешло на Иоанна Пфефферкорна. Ибо говорил Иаков сыну своему Неффалиму, Бытие, XLIX: «Неффалим — серна стройная; он говорит прекрасные изречения». И после того многие магистры наши, и лиценциаты, и иные богословы прочли в книге сей всякую страницу, а на странице — всякую строчку, а в строчке — всякое слово. Однако есть тут один человек из Оберланда{786}, который учит греческий. Он во все сует нос и говорит, что неправда, будто Пфефферкорн — приближенный императора, и никогда он им не был, и что император написал его святейшеству и вступился за Рейхлина, желая, дабы богословы не притесняли его верного и преданного советника. Также и Яков Фабер из Этапля{787}, о коем вы уже много наслышаны, открыто благоволит Рейхлину, хоть богословы и пытались его от сего отвратить. И говорят даже, что он написал в одном письме в Германию, что парижские богословы обошлись с Иоанном Рейхлином, как жидовины с Христом. Но пускай говорит, что угодно, а по большей части парижане за нас, ибо блюдут честь университета и ненавидят законников. Веселитесь же, радуйтесь и ликуйте. И до века пребывайте во здравии. Писано из Парижа.

Симон Хрякохрюкий магистру Ортуину Грацию желает здравствовать на множество лет

«Дивно для меня{788} ведение Твое, — высоко, не могу постигнуть его!», Псалтирь. Сии слова можно прямо отнести ко мне, когда пытаюсь я уразуметь учение вашей милости, с коим недавно ознакомился по книге под названием «Речи магистра Ортуина»{789}. Боже правый, сколь высоко вы вознеслись и каким соделались великим человеком, а ведь были некогда у меня малоуспешным школяром, и вот ныне стали выше своего учителя, хоть и сказано в Писании: «Ученик не выше учителя». И когда увидел я сию книгу, воскричал громким голосом: «О Ортуин, дивно для меня ведение твое, — высоко, не могу постигнуть его!» И воистину оно «дивно», ибо никогда не поверил бы, что мог выучить вас столь искусному и преславному сочинительству: ибо я, благодарение богу, был вашим учителем и наставником; ныне же безмерно вами горжусь. И воистину, «высоко», ибо раньше не было учение ваше столь успешным, а теперь возвышено наитием Духа святого, просветившего вас. А прежде (уж не прогневайтесь) вы отнюдь не желали учиться и не единожды я вас сек за то, что не знали, какой падеж будет «тебе» или «мене», и какое время «писал, писали», и часто повторял вам стих: