Брант "Корабль дураков"; Эразм "Похвала глупости" "Разговоры запросто"; "Письма темных людей"; Гуттен "Диалоги" - Себастиан Брант

Положение десятое

Рейхлинист утверждает: Пфефферкорн сызнова оскорбляет величество, так как открыто облыгает императора и епископа Кельнского. Ибо говорит, что некий инквизитор, преследующий ересь, будучи назначен от его императорского величества с одобрения епископа Кельнского, сжег в Кельне «Глазное зеркало», а сие есть совершенная ложь, ибо ни его императорское величество не назначал, ниже епископ не одобрял. Если бы император дал означенному инквизитору означенное назначение, то не стал бы себя утруждать и заступаться за Рейхлина перед папой, пишучи, что должен защитить своего советника от завистливых и лицемерных богословов. Следовательно, Пфефферкорн совершает явственный подлог, ибо подделывает, или облыгает императорские определения.

Возражаю: об епископе Кельнском и говорить нет нужды, ибо он преставился. Об императоре же Иоанн Пфефферкорн пишет определенно, подразумевая первоначальное императорское намерение. Ибо поначалу, когда Иоанн Пфефферкорн взялся за сие похвальное деяние в деле веры, начавши с того, что велел сжечь все еврейские книги, император, как явствует, имел намерение сжечь все книги, противные вере Христовой. Книга же Иоанна Рейхлина именно такова; следовательно, император, как из сего явствует, намерен был и ее сжечь. Следовательно, Пфефферкорн написал то, что положил соделать император, но подразумительно, а не открыто или же прямословно. Ибо полагал достаточным прежнее императорское повеление об еврейских книгах, под которое подпадают также и книги еретические. Ибо я слышал, что ежели бы император остался при сем достохвальном решении, богословы учинили бы розыск у книготорговцев повсеместно в Германии и все скверные книги сожгли, а особо — писанные сими новоявленными богословами и не зиждимые на учении Доктора Святого, Доктора Изощренного, Доктора Серафического и Альберта Великого. Сие было бы похвально и зело пользительно, и уповаю, что будет еще впредь. Дай то всемогущий господь, владычествующий над всем, и вся, и во веки веков. Аминь.

Валтасар Виниус, в полные бакалавры богословия произведенный, магистру Ортуину Грацию желает здравствовать

Шлю вам благодарение великое, бездонное, невыразимое, неисчислимое, несравнимое, неисторжимое за присылание книги достойнейшего Иоанна Пфефферкорна, именуемой «Защита Иоанна Пфефферкорна противу клеветнических». Я столь возликовал, получив ее, что скакал, как козел, на радостях. И верую непоколебимо, что это об Иоанне Пфефферкорне пророчествует Иезекииль, IX: «И призвал он человека, одетого в льняную одежду, у которого при поясе прибор писца». Ибо Иоанн Пфефферкорн всегда носит при себе таковой прибор и записывает за проповедью и при иных людских стечениях речи и слова, внимания достойные, а после и сам составляет подобные же. Вы даруете мне многие радости, когда присылаете книги его, ибо они написаны столь искусно, что диву даюсь. И в Вене ко мне зело почтительны, что имею знакомство с ним; а когда поминаю его, говорю так: «Друг мой Иоанн Пфефферкорн». Из сей же книги уразумел, что средь богословов есть разномнения касательно «Глазного зеркала», ибо одни приговорили книгу сию к сожжению, как в Париже и в Кельне, другие же — к повешенью, как магистр наш Петр Мейер, каковой, узрев «Глазное зеркало», воскричал громогласно: «На виселицу, на виселицу!» Но необходимо надобно всем вам блюсти единодушие, тогда будет вам одоление над оным еретиком. Когда я сие прочел, устрашился и сказал: «Ежели отныне средь богословов не будет согласия, диавол возрадуется». Однако уповаю, что впредь обретете согласие. Хотя мыслю я, что магистр наш Петр не прав и не правы его споспешники, полагающие, что «Глазное зеркало» надобно вздернуть на виселицу. Ибо книга сия еретическая, а еретичество изничтожается через костер. Ведь еретиков всегда сжигают, вешают же воров. Хотя, может статься, они полагают, что «Глазное зеркало» равно погрешно и в воровстве. Ибо Иоанн Пфефферкорн сказал, что в сей книге Иоанн Рейхлин украл у него честь, которую он не продал бы и за двадцать флоринов: ведь два жидовина, которые тоже похитили у него честь, уплатили ему за то тридцать флоринов. Как бы ни было, но хочу, чтоб содеялось промеж вас согласие. А тут у нас ничего нет нового, разве только вот поэт Иоахим Вадиан, из рейхлинистов, стал ректором университета. Да истребит господь все скопище поэтов и законников, «не оставив мочащегося к стене»{776}. Я помыслил даже, уж не выйти ли из университета: что делать мне там, где ректором ставлен поэт? И рейхлинисты здесь столь множественны, как ни в одном более университете: именно, ректор Иоахим Вадиан{777}, и Георгий Коллимитий Танштеттер, ныне медик, а прежде математик, и Иоанн Куспиниан, служитель и советник императора, и еще некто прозываемый Фома Реш, и Симон Лазий, соотчич Иоанна Рейхлина, и многие прочие. Но магистр наш Гекман{778} стоит за нас; и он сказал, что будет держать сторону богословов до скончания дней своих. И велел кланяться вам и Иоанну Пфефферкорну. Пребывайте во здравии. Писано в Вене. И еще раз пребывайте во здравии до тех пор, покуда Пфефферкорн останется христианином.

Магистр Генрих Ситотрясий магистру Ортуину Грацию желает здравствовать

Достопочтенный магистр, перво-наперво и напредки да будет вам ведомо, что проиграл я дело уже дважды, а ежели проиграю и по третьему разу, то пропади все пропадом. Чего весьма опасаюсь, ибо один аудитор мне сказал: «Видит бог, на вашем месте я не стал бы подавать на обжалование, ибо дело ваше не правое». И не знаю, как быть. Имею опасение, что нынешний год для богословов не благоприятствует. Ибо даже борения преславного магистра нашего Петра Мейера супротив франкфуртских каноников зело малоуспешны, которые каноники великое учиняют досаждение достойному и благочестивому сему священнику. Имею, однако, таковую мыслю, что каноники стараются в угоду Иоанну Рейхлину, коего жалуют за его стихи. И посему, желая сделать ему удовольствие, ополчились на достойного сего священника, ибо он люто ненавистен Иоанну Рейхлину, и не диво, коль скоро он стоит за свой факультет. Ибо Иоанн Рейхлин — супостат богословам, магистр же наш Петр — богослов; следовательно… Стоять же за свой факультет право имеет всякий. Равно и достопочтенному Якову Гохштратену, магистру нашему и инквизитору еретического окаянства, не было благоприятствия в деле веры. Ибо ныне все члены курии норовят выйти в поэты, а посему чинят обиды богословам и на них ополчаются. Уповаю, однако, что мало им будет через сие выгоды, ибо господь призрит на рабов своих и подаст им спасение. Слышал я недавно, что император послал письмо папе, в коем вступился за Иоанна Рейхлина и написал, что ежели его святейшество не положит конец сему делу и не вынесет приговора, он самолично озаботится, как оборонить своего советника. Но что с того? Ежели папа за богословов, я ничего не опасаюсь. Слышал также я от одного важного мужа и официала курии таковые слова: «Что нам до этих писем? Ежели у Рейхлина есть деньги, пускай сюда присылает. Ибо в курии необходимо быть при деньгах; иначе ничего не можно достичь». А другой тайно поведал мне, что магистр наш Яков снова поднес мзду некоторым из референдариев. А посему, когда они встречают его, то приветствуют с великим почтением и разговаривают с ним дружественно. Стало быть, ныне можно нам уповать. Ежели этот бенефиций так от меня и уплывет, то, как вам ведомо, попытаюсь получить викариат{779} в Нейссе. Ибо ходатай мой сказал мне, что я в своем праве. Но вот еще что я вспомнил: недавно побывал здесь один человек и сказал, что Эрфуртский университет намерен отменить свое постановление или решение супротив Иоанна Рейхлина. И ежели так будет соделано, то скажу, что все тамошние богословы предатели и лжецы, и всегда буду их срамить, ибо они не постояли за свой факультет и не вступились за ревностнейшего мужа Якова Гохштратена, каковой есть светоч богословия, и ученье его и мнения светят, яко звезда, во славу католической веры. И ежели бы нагрянули на нас еретики или же турки, он вышел бы против них диспутировать, и одолел бы их своею умственностью, и обратил бы во христианскую веру. Ибо сему богослову нет равных. Недавно он премудростно диспутировал здесь в школе мудрости. И сказал один итальянец: «Вот никогда б не поверил, что в Германии бывают таковые богословы». Однако другой утверждал, что он не довольно тверд в священных текстах и не понимает с должной глубиной Иеронима и Августина. Я сказал: «Боже правый, что говорите вы? Сей доктор все таковое давно уже предузрел и занят иным, много более умственным». Дай ему бог не сойти с правых путей, и тогда будет нам верх и одоление, и мы искореним поэзию по всей Германии. И заткнем рты законникам, дабы не шли супротив богословов: ибо возымеют страх, что к ним пришлют инквизитора и сожгут их как еретиков, что ныне, уповаю, с помощью божией, постигнет Иоанна Рейхлина, коего нам дано судить. Подобно тому как мирские ратники защищают правое дело на земле, так мы защищаем Церковь на диспутах и в проповедях. Однако извиняйте мою многоречивость. И пребывайте во здоровии. Писано при римской курии.