Наброски пером (Франция 1940–1944) - Анджей Бобковский

иллюзией в очень широком смысле. А все мы, уже привыкшие мыслить категориями рабов, категориями, хм, варваров, мы упрекаем их, видя один-единственный результат — их поражение. И с нашей варварской молодой и активной точки зрения, мы правы. Поражение Франции в избытке свободы. Может, свободы плохо понимаемой и напоминающей нашу «Золотую Свободу» периода перед разделами. Франция 1939 года с точки зрения морали и идеологии — это Польша в период саксонского правления. «При короле-саксонце ешь, пей и трать червонцы». Ну что ж? Я вкусил ее и знаю; и не могу забыть. Сегодня я чувствую то, чего не мог понять, приехав сюда. Через несколько недель после выхода из поезда на Северном вокзале я чувствовал себя здесь более свободным как иностранец, чем (о ужас!) как поляк в независимой Польше. Меня не пугало неопределенное будущее, не терзали черные мысли о том, что будет, я был свободен. Я мог поменять квартиру, мог переехать в другой город, мог делать что угодно, и даже сам комиссар полиции не интересовался моими планами. Вольтер писал, за что и в тюрьму попал ненадолго. Сегодня он бы сгнил без суда в одной из сотен Бастилий. Каждая его мысль и слово — кощунство. Гуманность, право, свобода, культура (уф-ф) — это ведь синонимы распада, разрушения, отсутствия воли, энергии и «благой силы». Не мысль, а идея. Не чувства, а инстинкты. Не люди, а стадо баранов с Панургом{27} во главе.

15.2.1942

Итак, в этом году война не закончится. Вчера англичане дали выйти из Бреста трем большим немецким кораблям, которые целыми и невредимыми продефилировали через весь Ла-Манш и благополучно причалили в одном из портов Германии. И теперь смеются над англичанами. И правильно, я бы тоже смеялся, если бы мне было смешно.

А вечером сам Черчилль, сам «whiskyseliger»[486] и «besoffener»[487] Черчилль, в коротком выступлении по радио уведомил мир, что Сингапур пал. Сплошные успехи. «Шарнхорст», «Гнейзенау»{28} и «Принц Ойген»{29} плавают по Ла-Маншу. Японцы получают «непокоренный» Сингапур, а ты, бедный гражданин новой Европы, должен верить. В Париже появился новый анекдот на эту тему. В чем разница между англичанами и Господом Богом? Ни в чем. И англичане, и Господь Бог незримы, но в них нужно верить.

18.2.1942

Три дня морозы. О температуре в комнате лучше не писать. Я весь день сижу в хорошо натопленном помещении, а Бася мучается ужасно. Все сейчас говорят об американском плане. Он заключается в том, чтобы отдавать японцам все, что они хотят взять, сосредоточить все усилия на Германии и разбить ее в этом году. На востоке и на Тихом океане притворяться, а на самом деле все силы направить против немцев. Прекрасный план… И хорошая пропаганда.

Зимнее наступление русских не приносит ожидаемых результатов. Как будто можно ожидать каких-то результатов. Я от этой войны жду только неожиданностей. Но люди утешают себя как могут. Кроме того, в Париже началась эпидемия оспы, и все должны делать прививки. Черная оспа в новой Европе. В Париже это звучит потрясающе. Чувствую, будто я попал в настоящее Средневековье и собираюсь встретиться в бистро с Квазимодо, Нарциссом и Златоустом? Я был бы не против заболеть оспой и когда-нибудь в старости рассказывать внукам: «Был 1942 год, и в Париже на стенах всех мэрий, на стенах домов висели плакаты о бесплатной вакцинации населения…» Не закончив, я свалился бы с кресла, сраженный бушующей чумой…

19.2.1942

Сегодня мы встречались с Б. и его подругой. Договорились о встрече в ресторане «Куполь» на бульваре Монпарнас. Мы пришли немного раньше, заказали сухари с джемом и чай. «Куполь» начал заполняться людьми, типичная для Монпарнаса публика: элегантные куртизанки, саркастичные «савантки»{30}, немного грязные и немного накрашенные, юноши с длинными волосами, одетые чересчур элегантно или артистически небрежно, с развязной походкой и смотрящие по сторонам только для того, чтобы никого не видеть и показать себя. Кое-где, забившись в угол диванчика, перешептывались парочки. Рядом с нами сел молодой человек, красивый и мужественный, с умным лицом, приятно отличающийся от этого rasta[488] окружения. Ждал… Вскоре пришла она, очень красивая и стройная, отлично одетая, в возрасте между девушкой и женщиной. Абсолютная уверенность в движениях, в глазах холодный оттенок, на губах постоянно блуждающая улыбка Лукреции Кривелли Леонардо да Винчи{31}. Мужчина оживился, и, несмотря на то что он сидел почти неподвижно, чувствовалось, что он весь дрожит и нервничает. Он наклонял голову и заглядывал ей в глаза с прекрасно замаскированным кокетством, становясь таким, каким он хотел ей казаться. Я наслаждался вместе с ним. Какое удовольствие, можно вдруг стать другим, можно нарисовать себя в глазах женщины размашистыми штрихами, уверенными, иногда смазанными… как идеальный эскиз. Она достала пачку сигарет, угостила его, закурила сама и, глядя вдаль, слушала. Может, она чувствовала игру… может, это забавляло ее… Мужчины так смешно похожи друг на друга в таких ситуациях. Когда такое случается со мной, мне хочется выть от жалости к себе. Поиск женщины, это, наверное, прежде всего желание найти себя в другом человеке, стремление к иллюзии и побег от однообразия собственной персоны. Это не с женщиной мне скучно, мне скучно с моим собственным образом на фоне этой женщины.

Пришла мадам А., Б. опаздывал. Мы говорили обо всем и ни о чем. Mадам А. спокойная, утонченная и скорее молчаливая. Прибежал Б., и все оживились. С лета прошлого года он у нас не работает, но в течение пяти минут успел рассказать мне все сплетни, причем такие, о которых я не знал. Кто с кем, когда, почему уже нет, что С. так целовался с мадмуазель Б. (муж в плену) на остановке метро «Одеон», что даже студенты кричали: Censure, censure[489]. Колюшки{32}, а не столица мира и большой город. За таким же занятием я застукал однажды Тайрона Пауэра с Аннабеллой{33} на башне Нотр-Дам. Те хотя бы думали, что хорошо спрятались.

Б. позвал официанта и заказал quatre coupes de champagne[490]. Мы решили пойти вместе ужинать. На бульваре Монпарнас было уже совсем темно. Мы ходили от ресторана к ресторану, читая при свете спичек вывешенные перед входом меню. Нищета. Нигде ничего не было. Только в маленьком ресторанчике, о котором Б. сказал нам, что там дают то, о чем не пишут, мы нашли похожий на правду ужин. Мидии и креветки, суп, хорошая