Дыхание в унисон - Элина Авраамовна Быстрицкая

Да и теперь что плохого! Лина уже свою учебу закончила, вернулась домой, стала работать в русском драмтеатре и почти сразу жилье получила, в самом центре как раз дом сдали, вот ее как молодого специалиста и поселили. Соня, конечно, за сестру рада, не перестает удивляться:

— Ну и везет же тебе, не успела начать работать — и уже квартиру дали!

— Везет тем, кто везет, — назидательно парирует старшая. — Я с начала сезона четыре роли репетирую, все главные. Значит, что-то для города значу! И уж ты-то первая должна радоваться.

— Я и радуюсь, разве не видишь.

— Тем более, что, сама понимаешь, мой дом — твой дом, дорога не заказана. Приходи, когда хочешь.

Приглашение существенно облегчает Соне жизнь: в крайнем случае можно у сестры перекусить. Правда, у нее на хозяйстве какая-то вредная тетка появилась, она Соню на дух не переносит и охотно на нее ябедничает, но чтоб не дать поесть — такого не было.

Вот только гостевать особо не получается, времени свободного совсем нет, учиться надо. Дома, конечно, тихо, удобно, но пособий под рукой нет. В университетском читальном зале есть все, только чаще всего нет места. Зато как здорово в библиотеке Академии наук на улице Врублевского! Туда и ходит чаще всего Соня, даже знакомится поближе с молодой библиотекаршей Астой. Выясняется, что живут они на одной улице, и вскоре девушки становятся закадычными подругами на долгие годы. Соня любит приходить к Асте на работу в читальный зал, а та всегда рада помочь — подготовить вовремя заказ, помочь найти нужные материалы, а потом еще попить вместе чайку с пряниками и поболтать о своем девичьем. Однажды в таких посиделках Соня что-то упомянула о своем военном детстве. Аста слушала, суховато поджав губы, а потом сурово сказала:

— Не самый страшный вариант, бывает хуже. Послушай, что в те же годы было со мной. Сиротой я осталась совсем маленькой девочкой, родителей убили в коллективизацию. Осталась с бабушкой и дедушкой. Потом их пришли раскулачивать. Они меня оставили соседям, отдали им все, что имело хоть какую-то цену, — и больше я их не видела, увезли моих стариков в ту же ночь. Эти наши соседи сразу переселились в наш дом, даже на наших простынях спать стали и с наших тарелок есть. Скот частью успели забить и мясо засолить или продать, более хилый в колхоз отдали. А через полгода я заболела скарлатиной. Меня определили в больницу, а оттуда сразу в детдом. Там я школу окончила и потом пошла в библиотечный техникум. Если хочешь, расскажу, как было в детдоме, но лучше не надо.

При этом у Асты становится такое лицо, что Соня добровольно соглашается: не надо подробностей, и так все ясно.

На самом деле для Сони все настолько неясно, что она несколько ночей не спит, все думает, пытается вспомнить, откуда она знает этот распространенный сюжет именно в связи с этим именем — Аста. И в конце концов вспоминает: это же к матери старик такой ветхий приходил, молочник, пан Болек, кажется. Рассказала подруге — все совпало, ее деда звали Болеслав, а отца, которого она совсем не помнит, — Вацек, Вацлав. Посидели, поплакали, стали друг другу еще ближе, ведь у Асты совсем ни души близких, выходит, Соня — уже как бы родня. И неудивительно, что всякую свободную минуту девушки стараются провести вместе, в будни и в праздники. Ближайшим праздником оказалось Седьмое ноября, годовщина революции. Аста позвала Соню на вечер в свою библиотеку, Соня согласилась. Могла ведь отказаться, и жизнь тогда сложилась бы совсем по-другому! Но она не отказалась, пошла на вечер 7 ноября — и вот он, праздник, который она никогда не забудет.

У каждого свой ноябрь

Поздравления, концерт и танцы под оркестр. Ах, как Соня любит танцевать! Совсем в раннем детстве, еще до школы, ее учила Лина — как руки держать, как голову. И, видно, правильно учила — сама ведь ходила в балетную студию. Потом в пионерском лагере в Валакампяй, когда готовили самодеятельность, Соню всегда ставили первой в цепочке хоровода-ланцугелиса. Потом еще в школе на переменках — «Рио-Рита». Когда папа бывал в отъезде, мама под хорошее настроение вспоминала, как она в юности мазурку танцевала, Соня сразу представляла себе юбку с кринолином, было смешно, но все равно волшебно. А тут — ничего волшебного. Соню сразу пригласил какой-то парень с густыми бровями и белозубой улыбкой. Все равно смотреть не на что, совсем не похож на героя фильма «Первая перчатка», в которого все девочки влюблены, и тем более не похож на красавчика с их улицы, которого она каждый день встречает на автобусной остановке. Его старший брат на их факультете учится, а сам он, кажется, балерун в Оперном, Валерием зовут. Но танцует этот ее кавалер замечательно, приходится молча признать, лучше, чем Соня. Двигается мягко, как кошка, и держит ее крепко, надежно. Вот только руки у него странные — ладони в таких жестких и глубоких мозолях, шахтер, что ли? Или, может, землекоп? Оказалось, просто гимнаст, на турнике мозоли натер; турник у них, гимнастов, называется перекладиной, только Соне это ни к чему, с физкультурой она еще со школьных лет на вы, спасибо учительнице, да и парень ей особо в душу не запал, даже не запомнила, о чем говорили. Запомнила только имя.

— Вадим. Можно Дима, только Митя не надо, — представился он в самом начале и потом до конца вечера танец за танцем все приглашал Соню.

На самом деле этот Дима совсем не ожидал от праздника ничего особенного. Просто выдался вечер свободный, девать некуда. Вот и пошел с приятелем, куда тот позвал. Но когда потанцевал с Соней, решил присмотреться. Во-первых, он не помнит, когда видел, чтоб девушка так жарко краснела от любого слова и даже взгляда. И вообще, она вполне ничего — глаза, коса и все такое, особенно этот румянец. Но самое главное —