Правильный ход - Лиз Томфорд

— Конечно, шеф.

Мы с Вайолет выходим вслед за ней, и мой агент следует за мной по пятам, пока я продолжаю приводить в порядок кухню.

Сегодня мой пятый ужин в Luna's, ресторане шеф-повара Мейвена в Лос-Анджелесе. Консультируя, я обычно не нахожусь на линии, если только не отвечаю на звонки, но мне нравится проводить первые пару недель на новой работе прямо здесь, в гуще событий, выясняя, как они общаются и каково их принцип работы.

Это помогает мне адаптировать меню к их кухне.

— Вайолет, мы собираемся начать обслуживание, — напоминаю я ей, приводя в порядок свое место.

Моя стопка чистых полотенец для посуды лежит так, как я люблю, а ножи готовы и разложены в нужном порядке.

— Миллер, я хотела показать тебе статью Food & Wine. Мне прислали ее сегодня утром. Выглядит потрясающе, а фотографии фантастические. Все готово. Им просто нужно добавить ваше интервью, и оно будет отправлено в печать.

Вайолет снова уткнулась носом в свой iPad, просматривая электронную почту в поисках статьи.

— Ви, ты не могла бы показать мне позже? Сегодняшний вечер какой-то безумный из-за нового десерта, я не была готова представить до конца этой недели.

— Конечно, шеф.

Она прекращает свои поиски.

— Ты ела сегодня? Тебе нужно поесть для прилива сил.

Luna's каждый день перед началом работы готовит ужин для персонала. Я пока не смогла принять участие ни в одном из них, поскольку использую это время для интервью со всеми, кто хочет узнать частичку меня.

— Я что-нибудь возьму.

Но я не голодна и не могу вспомнить, когда ела в последний раз.

Я снова окидываю взглядом свое рабочее место, убеждаясь, что у Дженни и Патрика, двух поваров, отвечающих за десерты, все готово к сегодняшнему вечеру.

Помимо груши-пашот, которую нужно немного подогреть, мы готовы.

Через проходное окно я замечаю, как шеф-повар Мейвен выходит на позицию, подавая знак, что двери вот-вот откроются и начнется обслуживание.

— Вайолет, мне пора на работу.

— Хорошо. Твой телефон у меня. Где его оставить?

— Не могла бы ты оставить его на ресепшене? Сегодня мне он не нужен.

— У тебя получилось! Приятной работы.

— Вайолет.

Я указываю на свой телефон в ее руках. — Какие-нибудь важные звонки или сообщения?

Она колеблется. — Вообще-то, важное электронное письмо. Фотограф со съемки Food & Wine прислал по электронной почте изображение, которое не попало в редакцию журнала. Тебе стоит его посмотреть. Это прекрасно.

Мое сердце сжимается от разочарования. Еще один день без вестей от него.

— Я посмотрю позже. Спасибо.

— Мне нужны два омара болоньезе, — объявляет шеф-повар Мейвен в своей очереди. — Джереми, поменьше трюфельной пены на Болоньезе. Твоя начинка становится слишком густой.

— Да, шеф.

— Шеф Монтгомери, у вас наготове два суфле. Шестой и десятый столики.

— Да, шеф.

Я смотрю на дверцу духовки, проверяя количество выпекаемых блюд.

У «Maven» все в порядке, но в ее штате нет ни одного человека, который не был бы на высшем уровне.

Я выбрала этот ресторан, потому что мне не терпелось поработать здесь, поскольку они проводили семинар, когда я училась в кулинарной школе. Однако сегодня только вторая ночь, когда у меня есть шанс поработать бок о бок с ними.

Руководители проводят на своей кухни только две ночи в неделю, позволяя своему заместителю делать все остальное. Они работают над заказом, составлением меню и приготовлением блюд в течение дня, затем доверяют персоналу линию обслуживания ужина, а сами отправляются домой.

— Шеф Монтгомери, мне нужен один «Банан Фостер».

Впервые за сегодняшний день мое сердце замирает, а руки застывают на тарелке, над которой я сейчас работаю.

«Банановый Фостер» заказывают редко. Это вегетарианский вариант, не входящий в меню, обжаренный банан в соусе, похожем на карамель, и веганским мороженым со вкусом ириса.

И я не могу слушать, как его заказывают, не думая о Максе, потому что да, что-то такое простое, как бананы, заставляет меня скучать по нему и по нашим совместным дням на кухне.

Вот так просто я возвращаюсь к тому слезливому прощанию семь дней назад. Как больно было уезжать из Чикаго, оставив всех за пределами стадиона. Как маленькие голубые глазки Макса наполнились слезами, хотя он понятия не имел почему, только то, что увидел, как мы с его отцом плачем.

Я убеждена, что мое сердце вырвали из груди и бросили с двумя парнями за две тысячи миль отсюда, и единственное, что хорошо в том, что я так занята собеседованиями и сменами на производстве, это то, что по большей части я могла отключиться в это время и просто работать.

Залезая в карман поварского халата, я провожу пальцами по картону, который всегда ношу с собой. Открытка, которую они мне подарили, — единственная в моей жизни поздравительная открытка, эти два парня разрушили меня до такой степени, что я не только сохранила ее, но и держу как можно ближе к себе.

— Шеф Монтгомери? — спрашивает Мейвен, когда я не отвечаю на ее заказ.

Я вытаскиваю руку из кармана и быстро бегу к раковине, чтобы вымыть их. — Да, шеф. Извините, шеф.

Зачесав волосы назад и надев поварской халат, я пытаюсь сосредоточиться на текущей задаче — пережить эту смену. Затем повторить это завтра. С другой стороны, каждый последующий день я молюсь, чтобы эта тоска по дому начала ослабевать.

Перекинув полотенце через плечо, я начисто вытираю край тарелки и передаю заказ Мейвен, стоящему по другую сторону проходного окна.

— Прекрасно, шеф, — говорит она, бросая на меня быстрый взгляд, прежде чем я возвращаюсь на свое место.

Она не ошибается. Это потрясающе. Проблема больше не в том, что я не могу выполнять свою работу.

Проблема в том, что сейчас я этого не хочу.

Дом, который сняла для нас с Вайолет, расположен на Голливудских холмах, просторный и дорогой, с огромными окнами, так что все в долине внизу могут видеть, насколько я одинока.

Когда я возвращаюсь туда после очередной поздней ночи в ресторане, я включаю света ровно столько, чтобы принять душ и выпить стакан воды, хватаю телефон со стойки, прежде чем снова выйти на улицу и уснуть в своем фургоне, припаркованном на подъездной дорожке.

Этот дом, может быть, и прекрасен, но он пуст без игрушек Макса, разбросанных по гостиной, или посуды, громоздящейся в раковине. Он слишком первозданный. Слишком идеальный. Это делает слишком очевидным, как сильно я по ним скучаю.

В фургоне так же одиноко, но в нем так тесно,