Моя идеальная - Настя Мирная

— Я и не думала, — бурчу тихо, — просто…

— Что "просто", Насть? — сипит Север, опускаясь на колени рядом с ванной и, сжимая пальцами мой подбородок, вынуждает посмотреть на него.

— Просто я скучала, Артём. — отбиваю едва слышно.

Не знаю, как можно скучать по человеку, находясь в коме, но чувство такое, что каждая секунда, когда его не было рядом, растянулась на года.

— Я тоже, маленькая. — шепчет так же тихо, опуская ладонь мне на шею и подтягивая к себе, сам подаётся навстречу, пока наши губы не соприкасаются. — Я был уверен, что потерял тебя навсегда. Когда позвонил этот уёбок и сказал, что сначала, — тяжело сглатывает, на секунды отводя взгляд, — изнасиловал тебя, а потом убил, я просто…

Запечатываю его губы своими, потому что не могу слышать боль и отчаяние в дрожащем голосе.

Ему звонил Должанский? Когда? Зачем? Господи… Вашу мать! Значит, всё это время у Артёма были причины думать, что я умерла, а перед этим ещё и… Пиздец, блядь!!! Через что же ему пришлось пройти? Мои мучения закончились в ту же ночь и возобновились только вчера, а мой любимый девять дней жил с этим дерьмом.

Цепляюсь пальцами в его плечо и толкаю назад, пока не встречаемся глазами.

— Мне жаль, Тёма, что я заставила тебя пройти через всё это, но, — прикладываю ладонь к его губам, когда собирается что-то сказать. — я уже говорила, что он не сделал ничего такого, с чем нельзя было бы жить. Я всё расскажу тебе, как только закончу мыться и собираться с мыслями. Дай мне ещё полчаса, и ты всё поймёшь.

Вот бы мне ещё быть самой в этом уверенной. Я убеждаю Севера со спокойствием, которого во мне нет и грамма. Но я понимаю, что иначе не смогу не только успокоить любимого, но и саму себя.

— Если не готова, Насть…

— Ты столько лет носил в себе свою боль, Артём, а я так не могу. Я понимаю, что пока ты не узнаешь всей истории, то не сможешь принять то, что изнасилования не было. Поэтому дай мне закончить купание.

Он молча кивает и берёт с полки гель для душа, наливая его на ладонь.

— Тёма, может я лучше сама? — выбиваю сипло, когда скользит рукой от шеи и плеч к груди.

— Расслабься, родная. — отсекает хрипом, вынуждая меня встать в ванне и продолжая намыливать моё тело.

Я бы и не против это сделать, вот только бугор в его штанах и узел в животе не дают этого сделать.

Когда начинает втирать гель во внутреннюю сторону бёдер, резко подаюсь назад. Упираясь спиной в кафель, тяжело гоняю воздух. Взгляд в его потемневшие глаза, и мы оба сжимаем зубы.

— Хватит. — бросаю дрожью.

— Сама дальше справишься? — цедит сквозь челюсти, сползая взглядом от груди и треугольнику между ног, а я чувствую себя настолько неловко из-за того, что уже десять дней не делала эпиляцию.

Выдыхает так тяжело, что его дыхание задевает соски и разгонятся мурашками по коже. — Блядь. — рычит, отводя глаза в сторону, и тут же повторяет. — Блядь!

Понимаю, что он только сейчас заметил красный рубец, но ничего не говорю. Вечно прятать его всё равно не удастся.

Север проводит пальцами над шрамом, и я слышу, как скрипят его зубы. Перехватываю запястье и шепчу:

— Всё нормально, Артём. Затянется.

Он отрывает отяжелевший взгляд от раны и переводит на лицо.

— Я убью его, Насть. Ты же понимаешь, что этого я ему никогда не прощу? Даже если загремлю за решётку, так просто не оставлю.

Я понимаю. Прекрасно сознаю, что он сейчас чувствует, но спокойно обрубаю:

— Не убьёшь, Артём. — ловлю ещё один хмурый взгляд. — Потому что я сама это сделаю. За себя. За тебя. За нас. За всё, через что нам пришлось пройти и пережить, его жизнь я оборву своими руками.

Парень шумно вздыхает, и я уже готовлюсь к спору, но он только качает головой и, подаваясь вперёд, прижимает меня к обнажённому торсу. Кожа к коже, и я захлёбываюсь от счастья. Это непередаваемые ощущения.

По моему телу скатываются капли воды, намочив не только его грудную клетку и рельефный пресс, но и штаны, но, кажется, его это совсем не волнует.

— Вместе. — всё, что выдаёт, а потом молча выходит за дверь.

И как это, мать вашу, понимать? Что мы вместе убьём его? Будем по очереди втыкать в него нож? Бред.

Я, конечно, не собираюсь искать Должанского, но если он ещё раз появится в нашей жизни, то без раздумий всажу в него не только нож, но и единственную пулю, просто потому, что не смогу спокойно жить, пока не буду уверена в том, что мы не дышим с ним одним воздухом. Как я буду ходить по улицам, не выискивая в каждом лице свой ночной кошмар и не оборачиваясь, ожидая увидеть, как он идёт за мной по пятам?

Я даже не понимаю, чего боюсь больше: Должанского или того, что Артём не будет просто сидеть и ждать, пока тот объявится, а сам займётся поисками? Понимаю же, что он не сдастся, пока не отомстит за меня. Северову хватило всего одного укуса и нескольких синяков, чтобы у него появилась причина убить, а сейчас…

Блядь, даже думать об этом боюсь.

После того, как он увидел не только шрам, но и расплывшиеся по левой стороне грудины и рёбер чёрно-жёлтые пятна, такие же, как и на лице, то сейчас Тёма едва держится, чтобы не сорваться. Я должна что-то придумать, чтобы не дать ему этого сделать, иначе навсегда потеряю любимого человека.

С трудом, но достаточно быстро заканчиваю купание и выползаю из ванны, заматываясь в полотенце.

Одежду мне так и не дали, а натягивать обратно больничную сорочку никак не тянет, поэтому сильнее стягиваю узел и выхожу в коридор.

— Сейчас не время, Ди. Потом поговорим. — долетает голос Егора вместе со сквозняком из распахнутой входной двери.

Не успеваю остановиться, когда ловлю на себе одновременно растерянный и злобный взгляд брюнетки, стоящей в дверном проёме.

— Привет. — здороваюсь с улыбкой, но вместо ответа мне, прилетает Северову младшему. Пощечина.

— Ненавижу тебя, мудак! — кричит девушка и убегает.

— Блядь! — рычит Егор, опуская голову.

И тут до меня доходит, что я только что натворила. Настолько погрузилась в себя, что выперлась в полотенце в коридор и поздоровалась, судя по всему, с его девушкой, как ни в чём не бывало. Что она должна была подумать, увидев меня в