Моя идеальная - Настя Мирная

Если бы я знала… Я и сама ничего не понимаю, поэтому прижимаюсь к нему ближе и шепчу:

— Понимаю, что это невозможно, но… Если всё же это было на самом деле, то я сказала тебе, что никогда не умру ради тебя.

Любимый шумно выдыхает и продолжает:

— Я буду ради тебя жить.

Глава 37

Начать сначала

— Артём, хватит меня на руках таскать. Я не калека. — смеюсь, когда Северов вытаскивает меня из машины и несёт в подъезд.

— Знаю, — бурчит парень, — но это не у меня артерия штопаная.

Понимаю же, что он прав, но не могу смириться с тем, что и ему не слабо досталось, а о себе любимый вообще не думает.

— Тём, пожалуйста. — выбиваю жестче, когда Егор открывает дверь подъезда.

Северов опускает на меня взгляд, тяжело выдыхает, но на ноги меня ставит только в лифте. Продолжает крепко прижимать к торсу, снимая упор с левой ноги, которая неприятно ноет и то и дело простреливается болезненными импульсами, будто кто-то автоматную очередь по нервным окончаниям запускает, хотя я и не перестаю делать вид, что со мной всё в порядке, чтобы Артём не зацикливался на моём состоянии ещё больше.

Не хочу, чтобы он винил себя в том, что со мной произошло. В памяти свежи слова Антона о том, что Тёма решил меня от всего защищать. Сейчас же понимаю, что он будет вешать всех собак на себя, потому что не смог этого сделать.

— Чувствуйте себя как дома. — выбивает Северов младший, открывая дверь квартиры и жестом приглашая нас внутрь.

Когда дверь за нами закрывается, Егор уходит, указав направление кухни, и возвращается уже с аптечкой.

— Братиш, давай я тебя заштопаю пока. — режет, глядя на Артёма.

— Чёрта с два я тебя к себе подпущу. — обрубает он, занимая стул и паркуя меня к себе на колени.

Вот почему он такой упёртый?

Цепляю его пальцы и занимаю более выгодное положение, чтобы иметь возможность установить зрительный контакт.

Сердце замирает в груди, когда снова вижу его избитое, уставшее, осунувшееся и хмурое лицо, на котором нет и тени улыбки. И пусть кровь он смыл, когда мы останавливались в последний раз, она всё равно продолжает сочиться из раны над бровью.

Поднимаю руку и осторожно обвожу вокруг этой раны пальцами.

— Родной, прошу тебя, пусть Егор зашьёт её. Ради меня.

Наверное, это единственный аргумент, который он готов принять, потому что ради себя он никогда этого не сделает.

Он отпускает глухой выдох и прижимает мою ладонь к своей щеке, легко касаясь губами.

— А ты не боишься, что мой брат сделает из меня Франкенштейна?

Не могу не улыбнуться на его замечание, и любимый отзеркаливает мою улыбку.

— Вообще-то я третий год на медицинском и с такой пустяковой раной справлюсь за пару минут. — бурчит Егор, копаясь в аптечке.

— Окей. Но если ты, блядь, накосячишь, то я тебе руки повыдёргиваю.

— Тёмыч, не выёбывайся, ладно? — рычит молчавший до этого Антон.

После того, как Артём ушёл с отцом, попросив Арипова остаться со мной, мы перекинулись буквально парой фраз. Вообще не помню, чтобы когда-то видела его таким серьёзным и сдержанным.

— Блядь, Тоха, и ты туда же? — бросает Тёма, прожигая его тяжёлым взглядом.

— Мы все туда же, — отбивает он, — потому что ты упёртый до тупости. Вспомни, к чему это привело в прошлый раз.

На кухню опускается гробовая тишина, потому что всем, кроме Северова младшего, есть что вспоминать. Если бы Артём в день Х сказал мне правду, куда и зачем он едет, или хотя бы ответил на звонок, то всё могло быть иначе.

Нет, я не виню его в том, через что мне пришлось пройти, но хватает и того, что любимый сам это делает.

Делаю несколько глубоких вдохов-выдохов, успокаивая разбушевавшееся сердце, и обвожу глазами всех находящихся за столом.

Артём выглядит мрачнее тучи. На скулах ходят желваки. Руки сжаты в кулаки с такой силой, что на них снова проступают бордовые капли.

Егор замер над набором для зашивания ран и тоже бегает взглядом от Тёмы на Антона, потом на меня и так по кругу.

Антон поджимает губы и отводит взгляд в сторону, явно понимая, что упоминание об этом было самой большой его ошибкой.

Знаю, что кто-то должен хоть что-то сказать, но никто этого делать явно не собирается, поэтому сгребаю всю свою решимость и спокойствие и выпаливаю:

— Егор, а где у тебя ванна? Я бы хотела помыться и, если можно, дай что-нибудь переодеться. Меня уже тошнит от этого маскарадного костюма.

Сжимаю пальцами ткань сорочки и выпячиваю её вперёд, чтобы все поняли, о чём я говорю. Нет, они, конечно, и так догадались, но мне необходимо привлечь всё внимание к себе, поэтому ещё и брезгливо кривлю лицо, давая понять, что тошнота — не шутка.

— Ванна справа по коридору. Полотенца на стиралке. Шмотки какие-нибудь накопаю. — выходит из оцепенения парень, так похожий на моего любимого мужчину, но в то же время совсем другой. — Только там замок сломан, так что не закрывайся, иначе дверь придётся выламывать. И если нужна помощь, — растягивает рот в улыбке, указывая на моё загипсованное запястье, — то я к твоим услугам.

Тёма напрягается, но вразрез с окаменевшим телом его тон ровный и спокойный:

— Потом, братик, к твоим услугам будет травматолог.

— Тёма! — буркаю, легко стукнув его по плечу.

— Да я же просто пошутил. — бубнит Егор, выставляя ладони перед собой и строя оскорблённую невинность, чем вызывает улыбку не только у меня, но и у хмурых Артёма и Антона.

— Ой, зря ты так шутишь, Егорыч. — высекает Арипов. — Тёмыч на Настюхе помешан, так что не советую так делать. Мне один раз чуть глаза не вырвал за то, что я на неё не так посмотрел. А уж когда увидел, как мы обнимаемся… — бросает многозначительный взгляд на друга.

— Не настолько всё плохо. — сипит любимый пристыженно, явно вспомнив момент, когда я, не зная о том, что пришёл Тоха, выперлась к ним в халате, который даже задницу не прикрывает. И о сцене ревности, которую устроил нам за дружеские объятия.

Они ещё о чём-то спорят и переговариваются, но я уже не слушаю. Быстро целую Артёма и иду в сторону ванной. Уже у двери он меня перехватывает, поймав руками за талию. Прижимаюсь всем телом и откидываю голову ему на плечо, зацепив встревоженный взгляд.

— Ты чего, Тём?

— Точно справишься сама, маленькая? — хрипит тихо, опуская