Дневник великого князя Дмитрия Павловича, 1906–1907 гг. - Дмитрий Павлович Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
8 апреля. Суббота
Ну и здорово, кажется, около двух недель, что я не писал мой дневник. Пасхальные праздники мы провели довольно скучно, один довольно веселый день, и то только потому, что был фокусник, это 6-го апреля. Но надо рассказать с самого начала праздников, вот как все было: в субботу вечером были на заутрени, я был в форме второго батальона, так хотел дядя Ники (я желал быть в мундире конной гвардии, но дядя Ники приказал мне одеть другой мундир). Я, конечно, ничего ему об моем желании не говорил, но просто спросил, ну и хорошо, пошли мы на заутреню, которая продолжалась с лишком два часа. Надо сознаться, мне вдруг стало нехорошо, потом я опять почувствовал себя молодцом. Мария, которая до заутрени еще имела страшную головную боль, все время садилась вместе с Ольгой, которая, что меня очень поразило, садилась, т. е. скорее сидела, хотя читают Евангелие, что, по-моему, немножко того. Как я уже сказал, служба продолжалась очень долго и мне под конец стало очень скучно, грешный человек.
После обедни мы поехали с Тётей (она этот раз тоже была) разговляться в Александровском дворце. Как было приятно покушать масло и попить молоко после огромного 7-дневного поста. Ха! Ха! Ха! Еще гораздо раньше Пасхи Г. М. поднял разговор про то, христосоваться ли мне с представителями второго батальона или нет. Когда я это сказал Государю, то он сказал, что я слишком мал (это, я уверен, Тётя нашептала), и Г. М. послал сказать Дельсалю, который спрашивал это, что я не буду. Но когда Тётя приехала, то Г. М. говорил про это с Тётей, а она сказала Государю, и в конце концов последний позволил. Вот что значит, когда Г. М. начнет говорить. В первый день Пасхи я с ними похристосовался. В первый день нам было не очень весело, мы, кажется, катались, но я уже забыл, так что описать не могу. На второй день Пасхи мы ничего особенного не делали, на третий тоже, но на пятый мы ездили (все маленькие дети императрицы и мы двое) в Павловск. Здесь начали разговоры (т. е. этот день) про то, как будут проводить 6-е апреля. Тётя предложила искать подарки, как делают на Пасху, но это была такая гадость, что Мария запротестовала, и кончилось тем, что был фокусник, и даже два, вот это было очень весело, а потом мы играли в маленькие игры, это было поскучнее. Гадань, Дельсаль и Ольга (только привела 4-х), каждый привел по два офицера.
Гадань привел Беню и Бюцева — очень милые офицеры. Дельсаль привел Башкирова и Галиндо, тоже очень милые, и Ольга привела 4-х, но таких гадких, что не стоит об них говорить. Карловы были, Гейдены были, потом все Константиновичи, Мейндорф, Трепова и вот офицеры, в общем, нас было 40 человек, здорово. Тётя совсем не так меня давила, как я думал, она даже позволила поздороваться с караулом при ней, уж это я совсем не думал. Чёрт знает, что делается в Сан-Франциско, там такие ужасные потери, 30 тысяч человек погибло, ужасно прямо. Погода у нас чудная, лёд совсем не держит, мы откопали из-под льда наши прежние детские плоты, и Г. М. на нем сегодня провалился до вертлужной кости, страшно смешно было. Скоро, 17 апреля, 50-летие моего батальона. Я дарю каждому офицеру мой портрет в хорошей рамке, и поэтому я снимался у Бюсона в парадной форме, и в таком виде я ехал через Петербург, но, к счастью, в закрытой карете, по случаю дурной погоды. Утром я здоровался (как раз перед отъездом) с моими стрелками, которые делали репетицию парада и мокли, бедные, под дождем, который шел почти весь день. Вчера Тётя уехала обратно в Москву, она нам сказала, что мы останемся здесь до лета и прямо отсюда поедем в Ильинское. Я так доволен, что мне стоило больших усилий сдержаться и не показать ужасную радость на лице, когда Тётя мне это сказала. Тётя мне разрешила ездить на воздухе верхом. Ура, вот это весело, и сказала, что я могу даже ездить с Константиновичами. Это ужасно, я ни одного урока не приготовил за праздники, так что завтра придется их всех приготовить. Не могу писать, потому что начал Г. М. читать, и это страшно мешает, но что делать, я довольно пописа́л. 7 часов.
9 апреля. Воскресенье
Ах, черт, вот ужасно, мне предстоит идти 17-го впереди батальона с вынутой шашкой, мне так страшно, что сказать нельзя. Я должен буду делать репетицию и это будет ужасно. Ружейные приемы начнутся послезавтра, что будет очень весело. 9 часов 50 минут.
11 апреля. Вторник
Судьба моя решилась. Я должен идти впереди батальона с вынутой шашкой. Послезавтра для меня специально будет репетиция и я, наверное, спутаю. Вечером восемнадцатого Государь меня берет с собой на обед в батальон. Это тоже очень страшно, потому что мне, наверное, придется провозглашать тост. Одним словом, все, что делается на этой неделе и на будущей, все ужасно страшно. Я каждый день репетирую с шашкой все приемы, какие я должен буду делать. Я даже их делал при м. Вельтер., что заставило нас обоих страшно смеяться. Вечером мне попало от Г.М за то, что танцую Reuк Уок, в шутку, конечно. Г. М. говорит, что это страшно вульгарно (Татин разговор напоминает, потому это и вульгарно, как я не знаю что). Мы сегодня с м. Вел. ходили в собственный сад, в маленькую ферму. Это так странно видеть, всё то, с чем некогда играли. Я собираюсь поправить железную дорогу, т. е. шпалы одни, это очень легко сделать, одно трудно — это снять рельсы, не портя их, это вот немножко трудно. Ружейные приемы будут на будущей неделе. 9½ часов.
13 апреля. Четверг
Сегодня была первая репетиция, ужас, как страшно было, но только пока я не вынимал шашки, но только, как я вынул ее, мне сразу стало хорошо, а когда я пошел, то такой подъем духа стал, что я готов был идти Бог знает куда. Я четыре раза прошел, и последний раз было очень хорошо. Я не знаю, почему, но мне казалось, что все как-то особенно кланяются. Мне сейчас вызвали караул, и я должен был им кланяться и махать, чтобы они ушли. Сегодня был парад
