Ген Огинского - Иво Залуский

Михал Клеофас возвратился в Варшаву, еще пребывавшую в полной эйфории от новой Конституции. Землевладельцы прислушались к увещеванию короля принять «городское гражданство», и в Варшаву съехалось много богатых «новых варшавян», готовых и желавших оказать как финансовую, так и моральную поддержку своей столице. Везде царил дух надежды и возрождения. В городских домах и дворцах проконституционно настроенных магнатов устраивались приемы и балы. Михал Клеофас пользовался здесь широкой популярностью благодаря своим музыкальным способностям, политическому статусу и общительному характеру. Его постоянно просили что-нибудь сыграть на фортепиано после ужинов и во время вечерних приемов.

Одним из любимых произведений варшавян был небольшой полонез, написанный Михалом Клеофасом в том году. «Мой первый полонез си-бемоль мажор, – говорится в его «Письмах о музыке», – пользовался большим успехом в варшавском обществе; его считали простым и вместе с тем очень выразительным. Кроме того, его достоинством была краткость: всего 20 тактов, включая трио. Слушатели отметили, что каждую часть полонеза и трио я заканчивал по-разному; избегая тем самым назойливого повторения последних двух тактов перед каждой репризой».

Тем временем король попросил Михала Клеофаса съездить в Вильно и провести там пропаганду за «городское гражданство». Литовские землевладельцы оказались в этом деле тяжелыми на подъем. Отчасти это объяснялось влиянием могущественных братьев Коссаковских. Юзеф Коссаковский, епископ Ливонии – принадлежавшей России территории, примерно соответствующей нынешней Латвии, – отличался шумным характером, его брат Шимон был генералом русской армии. Оба брата являлись честолюбивыми интриганами, которые везде искали себе выгоду и боролись с Конституцией любыми средствами – чистыми и грязными. Они тщательно помечали для себя, кто из землевладельцев планировал стать гражданином Вильно. Михал Клеофас и с ним примерно 50 землевладельцев нагрянули в Вильно и в массовом порядке, сопровождая это мероприятие празднествами, приняли городское гражданство. После этого Михал Клеофас устроил в своем дворце ужин на 500 человек, который превратился в настоящий кутеж и где в неосмотрительно крепких выражениях было предложено повесить Коссаковских. Михалу Клеофасу, увидевшему, что возбужденные гости уже готовы на самосуд, удалось унять собравшихся и не дать им полностью выйти из-под контроля; тем не менее он, как человек, пригласивший к себе в гости 500 раскольников и предателей, стал одним из первых претендентов на расплату (когда придет время) в специальном списке Коссаковских.

Время расплаты наступило в следующем году. Сейм 14 февраля 1792 года поддержал Конституцию. Екатерина пришла в ярость, и в марте русские войска двинулись в направлении литовской границы. В апреле революционная Франция совершила нападение на Пруссию, одной из целей которого было свержение монархии. 27 апреля Екатерина вызвала своих самых верных польских союзников – Северина Жевуского, Феликса Потоцкого и Ксаверия Браницкого – в Санкт-Петербург и обозначила перед ними свои идеи «спасения» Польши от Конституции. 14 мая укрощенные Екатериной магнаты собрались в местечке Тарговица на южной границе Речи Посполитой и провозгласили Тарговицкую конфедерацию, обратившуюся с просьбой к России направить войска, чтобы помочь подавить революцию. 18 мая русские и взятые ими «на буксир» новые конфедераты, так называемые тарговичане, вторглись в Южную Польшу.

Этим же летом 1792 года Польша впервые услышала о своих двух великих героях.

Юзеф Понятовский был племянником короля. Он родился в 176З году и сделал себе карьеру на службе в австрийской армии, потом вернулся в Речь Посполитую, получил чин генерал-майора коронных войск. 18 июня генерал открыл свой послужной список победой возглавляемого им польского корпуса над русскими под Зеленцами на Украине.

Портрет генерала Юзефа Понятовского. Художник Й. Грасси

Тадеуш Костюшко родился в 1746 году в Беларуси в фольварке Меречёвщина. В возрасте 19 лет он стал одним из первых кадетов Варшавской рыцарской школы – одного из реализованных начинаний короля. Дальнейшую военную и военно-морскую подготовку получил во Франции. В 1774 году на короткий период он вернулся в Польшу, а два года спустя пересек Атлантический океан, чтобы присоединиться к войскам Джорджа Вашингтона в борьбе за независимость Америки от Великобритании. Костюшко был харизматической личностью и, обладая природным талантом военного тактика, быстро проявил себя на полях сражений в Америке. Он стал легендарным героем войны за независимость, получил право американского гражданства и чин бригадного генерала. По возвращении в Речь Посполитую Костюшко через несколько лет смог вернуться в армию. 18 июля 1792 года он нанес победный удар русской армии под Дубенкой, на границе между Польшей, Литвой и Галицией.

Портрет Тадеуша Костюшко. Художник К. Швайкарт

Это явилось отличным стартом для поборников Конституции. Однако маленькое польское войско не могло долго противостоять закаленной в пятилетней войне с Турцией русской армии. 23 июля у короля не осталось иного выхода, кроме как поддержать тарговицких конфедератов в борьбе против собственной Конституции.

В это же время Михал Клеофас жил то в Варшаве, то в своем поместье в Соколове, с нарастающей тревогой следя за событиями. Все хорошо знали о поддержке им Конституции, кроме того, стараниями братьев Коссаковских стало известно о выходках его гостей в Вильно. Многие магнаты оставили поместья и, опасаясь за свою жизнь, сбежали за границу. У Михала Клеофаса дело еще не зашло столь далеко, хотя оснований для охватившей его депрессии было более чем достаточно. В отсутствие возможности принять полезное и деятельное участие в политике ему не оставалось ничего другого, как просто ждать и играть на фортепиано.

Когда плохих новостей стало больше, а чаша весов войны склонилась в пользу тарговичан, друзья Михала Клеофаса заметили, что его духовное состояние заметно ухудшилось, а депрессия усугубилась. Он попросил позволения короля тихо отъехать на воды в Альтвассер, в Пруссию, чтобы там все спокойно обдумать. Король не стал возражать. Вокруг последующего отсутствия Михала Клеофаса в Варшаве возник ореол таинственности. Появились даже слухи о самоубийстве Огинского, к ужасу его единомышленников. Был опубликован его новый полонез фа мажор, по популярности превзошедший первый полонез; имя издателя, правда, не сохранилось. Полонез выходил в разных аранжировках, однако чаще всего его можно было слышать в оркестровом исполнении.

В конце того же года, ко всеобщему изумлению, Огинский вновь объявился в Варшаве. Михала Клеофаса очень развеселило, когда ему поведали, что, по слухам, он умер. Какое бы воздействие ни оказали на его депрессию воды Альтвассера, история о «чрезвычайно странной» смерти – уже вторая по счету в его жизни – возможно, поспособствовала окончательному разрушению сотканной им вокруг себя паутины.

Что касается упомянутого полонеза, то, несмотря на свою изысканную «фа мажорность», он был обречен на постоянное ассоциирование со смертью.

Ко времени первого снега русские войска уже вовсю хозяйничали на польской земле, а напыщенные тарговичане везде подчеркивали свою важность – кроме Варшавы, где Конституция пользовалась почти единодушной поддержкой. У Михала Клеофаса не было другого реального выбора, кроме как смириться с неизбежным. В конце концов, он всегда сомневался относительно шансов Конституции на выживание. Сейчас предстояло выяснить, насколько устойчиво его собственное положение, и он отправился в Литву узнать, как обстоят дела. Оказалось, что все его поместья, включая унаследованные им от дяди Михала Казимира, были конфискованы. Михал Клеофас прекрасно понимал, что братья Коссаковские приложили к этому свою руку. Он решил сопротивляться содеянному и 22 декабря 1792 года выехал в Санкт-Петербург, чтобы обсудить проблему лично с Екатериной.

Императрица российская Екатерина II приняла Михала Клеофаса с должным уважением и любезностью. По вопросу о конфискованных поместьях она предложила ему связаться с Платоном Зубовым. Это лишь подкрепило высказанные некогда Потемкиным опасения о том, что императрица доверяла решать все большее и большее количество государственных дел своему молодому любовнику. Зубов также принял Михала Клеофаса с уважением и любезностью в своем безвкусно-претенциозном дворце, пообещал ему во всем разобраться, и намекнул на неизбежные в этом деле значительные расходы. Итак, Михал Клеофас, стараясь не думать о том, откуда заполучить необходимую сумму для взятки, стал ждать результата, оставшись на зиму в Петербурге – созерцая снег и вращаясь в блистательном обществе петербургской знати.