Ген Огинского - Иво Залуский

В Варшаве у графа Марцина Любомирского был самый лучший в городе музыкальный салон. Любомирский удивительно сочетал в себе качества просвещенного любителя музыки и беспутного кутилы. Его дворец являлся одновременно как средоточием некоторых пороков, так и самым известным в столице центром музыкальной жизни, в котором регулярно давались концерты, открытые для публики.

Среди женщин, которые по тем или иным причинам посещали его дворец, была дочь люблинского воеводы Юзефа Стемпковского. Хонората Стемпковская, одна из самых больших светских знаменитостей Варшавы, славилась своей красотой, проницательным умом и кокетливыми манерами. Своей бесоватой юностью она привлекла внимание столь же бесоватого Марцина Любомирского. За увлечением последовала женитьба, и вскоре после свадьбы отец Хонораты пригласил в свою придворную капеллу в Лабуни молодого Юзефа Козловского, еще до того как этот молодой мастер игры на клавишных инструментах переехал в Гузов, чтобы взять под свое учительское крыло Михала Клеофаса Огинского.

Брак Хонораты оказался непродолжительным и скоро распался. Причиной, вероятно, послужил горячий и пылкий юноша, приехавший в Варшаву из Ойцува в поисках карьеры. Его звали Теофил Залуский, ему принадлежали особняк на Старомястской площади № 58 в Варшаве и ряд поместий на юге страны. В 1784 году Теофил женился на Хонорате и со своей женой возвратился в Ойцов.

Прекрасную музыку можно было услышать в Литве: там музыкальные традиции были гораздо богаче, чем в королевской Польше. В Слониме у князя Михала Казимира Огинского, великого гетмана литовского и дальнего родственника Огинских из Гузова, была, пожалуй, самая просвещенная музыкальная сцена во всем объединенном польско-литовском государстве.

Михал Казимир родился в Варшаве в 1728 году и провел юность во Франции при дворе Станислава Лещинского, одно время бывшего королем Речи Посполитой. Михал Казимир научился играть на скрипке, кларнете и арфе, для педального механизма которой он, используя свое инженерное образование, придумал некоторые технические усовершенствования, а парижская фирма «Эрар», производившая фортепиано и арфы, внедрила их на практике. Он также написал статью про арфу для знаменитой энциклопедии Дидро.

Период между 1771 и 1788 годами был золотым временем для музыки и театра в Слониме. В своем частновладельческом оперном театре Михал Казимир создал две оперные труппы: одну польскую и одну итальянскую, дополнил их балетной школой и постоянным оркестром, а также основал школу для местных детей, для которых он писал или ставил пьесы: постановка «Пигмалиона» Руссо на французском языке этому примером. Первая написанная Михалом Казимиром опера называлась «Брошенные дети», потом он создал оперы «Изменившийся философ», «Положение сословий», «Елисейские поля», «Цыгане» и «Силы мира». В 1765 году Михал Казимир написал балет в ознаменование первой годовщины коронации Станислава Августа. Писал также песни и клавирную музыку; полонезы и мазурки как два главных танца, лежащие в основе польской музыкальной культуры, занимали в его сочинениях особое место.

Вершиной инженерного таланта Михала Казимира явилось строительство канала Огинского, соединившего водные системы рек Припяти и Немана на участке между Слонимом и Пинском и, таким образом, связавшего Балтийское море с Черным. Кроме того, он был человеком действия: в 1771 году, отложив в сторону хлопоты о своем оперном театре, вступил в Барскую конфедерацию и участвовал в сражении против русских отрядов Суворова. Когда конфедераты были окончательно разгромлены, он после нескольких лет, проведенных за границей, вернулся в Слоним, дабы продолжать начатые дела. После 1788 года, по мере того как ситуация в Речи Посполитой все более ухудшалась, магнаты, в том числе Михал Казимир Огинский, поняли окончательно, что надежды на лучшее завтра нет. Он умер в Варшаве в 1800 году значительно обедневшим.

Годы, ушедшие на формирование его личности, Михал Клеофас нередко проводил в путешествиях по Речи Посполитой, посещая родственников и других магнатов. Кроме Варшавы, отец часто возил его в Вильно, где Огинским принадлежал дворец, и в близлежащие поместья в Троках и Ошмянах. Не исключено, что он посетил Слоним и Несвиж, где перед ним предстала возможность наслаждаться лучшей музыкой Литвы. Благодаря стараниям Ролея у него стала развиваться неутолимая жажда ко всем видам изящного искусства и музыки, он не переставал восхищаться архитектурными, живописными, скульптурными работами – в основном это были заслуги итальянских мастеров – которыми изобиловали замки и дворцы Великого Княжества.

К 15–16 годам Михал Клеофас превратился в страстного читателя, и Ролею пришлось нанять учителей по таким предметам, как классические языки, математика, политическая и экономическая теория. Юноша охотно взялся за латынь и прочитал в оригинале Цицерона, Тацита, Вергилия, Горация, Овидия, Катулла и Ювенала. На французском языке он перечитал почти все, что могла предложить эпоха Просвещения, особенно Руссо и Вольтера; сочинения братьев Мэйбли пробудили у него интерес к новому мышлению в политике и экономике, хотя, как ни парадоксально, в математике молодой человек не был силен, как утверждал его наставник по этому предмету бывший иезуитский священник аббат Роде. Благодаря Роде Михал Клеофас глубоко вник во все, что связано с Италией, особенно с Флоренцией, ему открылся мир нумизматики, он научился тщательно исследовать прошлое. Такая любовь к истории подтолкнула его к изучению трудов Уильяма Робертсона и Эдварда Гиббона, что позволило глубже понять историю Великобритании, «составного» государства, напоминавшего его собственное: в оси Англия – Шотландия ему виделась двойственность, присущая польско-литовскому государству. Это, в свою очередь, подтолкнуло Михала Клеофаса к изучению права, и к 16 годам он стал в нем разбираться, как настоящий эксперт. К тому времени молодой Огинский просиживал до шестнадцати часов в день, углубившись в книги, изучая карты и излагая свои мысли на бумаге.

Михал Клеофас Огинский. Художник Й. Грасси

С «Божественной комедией» Данте его познакомил королевский библиотекарь и наставник сводного брата Феликса, Ян Альбертранди. Два подростка, Михал Клеофас и Феликс, очень сдружились, их братская дружба становилась крепче день ото дня, им приятно было обмениваться идеями и знаниями, которые они почерпнули у своих наставников.

В 1782 году, совершая концертное турне по Европе, до выступления в Петербурге побывал в Варшаве Джованни Джорновики. Его пригласили дать несколько уроков Михалу Клеофасу. Место и дата рождения, происхождение скрипача являлись предметом споров. Он родился то ли в Палермо, то ли на борту корабля, пришвартованного в венецианском порту Рагусы – нынешний хорватский Дубровник – не то в 1735 году, не то в 1745-м. Есть предположение, что по происхождению он был хорватом, которого звали Иван Ярнович. Скрипачом он был блестящим. Однако в общении часто проявлял нетактичность, его поведение подмочило ему репутацию среди самых блистательных дворов Европы, включая Париж, откуда скрипач сбежал с позором, и Лондон, где он оскорбил королевскую семью. Тем не менее благодаря своему удивительному таланту он пережил все неприятности и считался в Вене, где им восхищался Леопольд Моцарт, в Москве, Берлине и Санкт-Петербурге первоклассным скрипачом, автором более 20 концертов для скрипки, игроком в бильярд, дуэлянтом и повесой. Уроки, которые он давал Михалу Клеофасу, принесли новые успешные результаты, отчасти объясняемые его высоким мастерством и отчасти его непреодолимой непочтительностью. Дело в том, что за учебным и музыкальным усердием Михала Клеофаса скрывалась – и уже начала проявляться – определенная склонность к проказам и юношеская непокорность какой-либо власти. По мере взросления эти особенности поведения обычно исчезают, но в случае с Михалом Клеофасом они набирали силу и добавили щепотку либерализма с привкусом анархизма в характер этого обаятельного, общительного и, прежде всего, очень отзывчивого человека.

В 1783 году умер дедушка Тадеуш Огинский. Здоровье Андрея тоже стало ухудшаться, и на следующий год он был слишком нездоров, чтобы участвовать в заседаниях сейма. Андрей внимательно и с гордостью смотрел на своего сына – некогда толстоватого, застенчивого и неуклюжего малыша, которому так не хватало грациозности и обаяния. Сейчас перед ним был стройный – если не высокий, – красивый, темноволосый и обходительный восемнадцатилетний юноша, высокообразованный, бегло говорящий на нескольких языках, анархичный, но сострадательный, с бесовским огоньком в карих глазах, и казалось, весь мир лежит у ног его. Андрей Огинский решил, что пришло время окрестить сына в огне польской политики.

Михал Клеофас отправится в сейм как представитель своего отца.