Ген Огинского - Иво Залуский

Михал Клеофас разместил Изабеллу у Михала Казимира Огинского в его варшавском доме. Дядя Михал Казимир, преисполненный отчаяния и обремененный долгами, предложил свой план действий для Литвы и попросил Михала Клеофаса передать его в Вильно. С его точки зрения, крестьяне Слонимского уезда обязательно поднимутся против русских, если их правильно настроить и заинтересовать, причем предпочтительно, чтобы этим занялся сам Михал Клеофас. Выслушав такие соображения, последний возвратился в Вильно, чтобы рассказать Ясинскому о предложении своего дяди. Ясинский план принял, добавил двести конников к небольшому отряду Михала Клеофаса и, благословив, приказал им двигаться на юг, к Новогрудку и Слониму, и затем на восток, к Минску, который формально уже находился в границах Российской империи.

О каком-либо военном опыте здесь говорить не приходилось, поэтому Михал Клеофас по мере того, как отряд двигался заданным маршрутом, сам устанавливал правила для принятия боя: он просто импровизировал, как в музыке. Отряд у него был малочисленный, у противника имелись намного превосходящие силы, тем не менее Михал Клеофас хорошо знал местность, а его войско было настроено весьма решительно. До крестьян дяди Михала Казимира он добраться не смог. Используя методы, которые сегодня назвали бы партизанской тактикой, ему удалось путем нападений из засады нанести значительный урон русским конвойным командам, передвигавшимся между гарнизонами. Успехи, правда, сами послужили причиной разгрома отряда. Однажды в результате неожиданного нападения его отряд захватил двести телег боеприпасов и другого снаряжения. Захваченный груз оказался слишком большим, чтобы его можно было беспрепятственно провезти за польские линии обороны. Русские в конце концов подкараулили отряд и окружили его своими превосходящими силами. Воинам Михала Клеофаса еле удалось вырваться и благополучно самим добраться до Вильно – все захваченные трофеи пришлось бросить и опять отдать русским.

Ясинского в Вильно больше не было. Костюшко, опасаясь, что такая «горячая голова», как он, может залить все морем крови французских масштабов, отозвал его в Варшаву и прислал управлять Вильно генерала Михала Вельгорского. Вельгорский был реалистом и не считал, что сложившаяся ситуация может закончиться успешно. Он попросил Михала Клеофаса съездить в Варшаву и еще раз потребовать срочного подкрепления, оружия и боеприпасов.

Портрет Михала Казимира Огинского. Художник А. Лишевская

Огинский без промедления отправился в столицу и с рассветом уже был в штабе восстания. Костюшко спал на соломенном матраце среди своих солдат. Услышав новости из Литвы, он поздравил Михала Клеофаса с подвигами, совершенными им в русском тылу, и предложил провести такой же рейд на севере, в Курляндии. Что касается подкрепления для Вильно, то Костюшко заявил, что Варшава окружена русской армией под командованием генерала Ивана Ферзена, а также прусской армией под личным руководством короля Фридриха Вильгельма II. Поэтому, даже если он и смог бы помочь живой силой, никто бы не пробился через окружение русских. Костюшко попросил передать Вельгорскому, чтобы тот держался как мог, особенно если Михал Клеофас продолжит свои диверсионные рейды и нарушит тем самым передвижение русских войск. Михал Клеофас выехал назад в Вильно, чтобы доложить о результатах своей поездки все более приходившему в отчаяние генералу Вельгорскому.

Ночью 17 июля Вильно атаковали хорошо экипированные и вооруженные части русской армии численностью 14 тысяч человек. Михалу Клеофасу пришлось отложить свой рейд на север и прийти на выручку. После ряда непрерывных и тяжелых боев у одерживавших было верх людей Вельгорского закончились боеприпасы. 1 августа Михал Клеофас со своим малочисленным отрядом отправился на север в Курляндию – самое северное владение Речи Посполитой, на основной территории которой сегодня расположена Латвия. Река Двина отделяла Курляндию от принадлежавшей России Ливонии. Именно по этой нечетко разграниченной территории перемещались русские войска, боеприпасы и другое оснащение, направлявшееся им на подкрепление. К маленькому отряду Михала Клеофаса присоединялись добровольцы, и он рос как снежный ком. В пограничье, недалеко от Динабурга (ныне Даугавпилс в Латвии) бойцы отряда натворили русским много бед: нарушили связь, захватили много боеприпасов и нанесли большие потери в живой силе, сами же обошлись без потерь.

Но в конечном итоге все оказалось напрасным. 12 августа пало Вильно, и, таким образом, литовское восстание, или Польская революция, как ее называл Михал Клеофас, явно подошло к концу. Тем не менее ожидаемых репрессалий русских не последовало, и, к чести победителей, к побежденным было проявлено определенное великодушие.

Михал Клеофас снова выехал в Варшаву, где перешел под командование Костюшко. Он постоянно виделся с Ясинским – разговор шел о том, чтобы защищать Варшаву до последней капли крови. 28 августа Михал Клеофас присоединился к защитникам города и верхом на лошади принял участие в успешном отражении атаки короля Фридриха Вильгельма и его прусских частей. Противник отступил даже дальше: прусскому королю пришлось переключить все внимание на Великую Польшу, находившуюся под властью Пруссии, потому что генералы Ян Домбровский и Антон Мадалинский подняли там восстание. В отсутствие своих прусских союзников генерал Ферзен стал отходить, следуя вверх по течению Вислы в направлении Люблина. Когда боевые действия вокруг Варшавы временно утихли, Михал Клеофас возвратился в свое поместье в Соколов, чтобы подумать, что делать дальше. Изабелла была для безопасности отправлена в Вену. Михал Клеофас знал, что также присоединится к ней, вопрос когда – был лишь вопросом времени.

Войска генерала Суворова вошли на территорию Польши с юга и стали двигаться к Висле на подкрепление Ферзену. Костюшко со своими не столько многочисленными, сколько отважными воинами быстро выступил в этом же направлении, надеясь добраться туда первым. Под Мацеевицами он поравнялся с войсками Ферзена. Сражение там стало решающим. Поляки были разбиты, а тяжелораненый Костюшко взят в плен. С востока пришли вести, что за голову Михала Клеофаса обещана награда и что, если его поймают, Сибирь можно будет считать за благо. В это же время отряд из 500 казаков направился в Соколов, чтобы захватить Михала Клеофаса и отдать его в руки российского правосудия. Михалу Клеофасу удалось ускользнуть и вернуться в Варшаву, но моральный дух ее населения был полностью сломлен после поражения Костюшко. Король по-прежнему призывал избегать кровопролития, а Ясинский все больше ратовал за реки крови. Восстание в Великой Польше также провалилось, и генерал Домбровский, убежавший на запад, призывал продолжать борьбу из-за границы.

Портрет Александра Суворова. Художник Д. Левицкий

Михал Клеофас с этим согласился. Ему удалось раздобыть польский паспорт на имя пана Михаловского, после чего он выехал к австрийской границе, в Бельско-Бялу. Однако, как оказалось, австрийцы признавали только российские паспорта, поэтому Михал Клеофас с двумя офицерами польского войска, включая его друга Кароля Прозора, который также намеревался продолжать борьбу из-за границы, замаскировались под слуг владелицы российского паспорта госпожи Солтан, жены Станислава Солтана, которая направлялась в Вену. Солтан, урожденная Францишка Теофила Радзивилл, приходилась двоюродной сестрой Каролю Радзивиллу, известному как «Пане Коханку», и, следовательно, была родственницей Михала Клеофаса. Она более чем охотно согласилась поучаствовать в этой хитроумной затее. Итак, Солтаны получили должное разрешение на въезд в Австрию, равно как и слуги, сопровождавшие их.

Тем временем русские войска под командованием генерала Суворова вошли в Варшаву через Прагу – ее предместье на восточном берегу Вислы, в котором была устроена резня: уничтожались и жители, и солдаты. Это задокументировано как один из самых ужасных примеров жестокости, учиненной русскими в истории Польши.

Князь Михал Клеофас Огинский, у которого осталось всего лишь несколько сотен золотых дукатов, стал беженцем из страны, которую стерли с карты Европы.

Глава 4

Странствующий музыкант

Княгиня Изабелла Огинская, прибывшая в Вену в начале 1794 года, пользовалась большим уважением у респектабельных эмигрантов, волею судьбы оказавшихся в этом городе, и ее часто видели в их обществе. Тем не менее появились слухи, к коим особенно был причастен князь Чарторыйский, старавшийся придать им как можно более достоверный характер, о том, что у княгини роман с красивым молодым беженцем по имени господин Михаловский, который проживает с ней в одном доме. В столице империи Габсбургов, расположенной в сердце Европы, всегда любили подглядывать и плести интриги, и в этом смысле последние недели 1794 года не явились исключением. Русские, прусские, французские и турецкие наемники и шпионы сновали повсюду, собирая информацию тому, кто заплатит за нее больше. В городе собралось множество поляков, за головы которых была обещана российская награда, поэтому «господину Михаловскому» приходилось сохранять свой маскарад даже среди соотечественников, ибо некоторым из них, по всей видимости, не стоило доверять. В течение десяти дней он проводил время за одним из своих любимых занятий: осматривал достопримечательности. Много часов провел за чтением в библиотеках, ходил по городу по гайдновским и моцартовским местам. Говорят, что однажды, в первый свой визит в Вену, он, сам того не подозревая, оказался в одном зале с Моцартом.