Дневники архимага. Книга 2 (СИ) - Белинцкая Марина

Габриэль не спал этой ночью. Смотрел в окно, на башню с колоколом. Август так и не вернулся, его кровать пустовала, а гобелен с фениксом в полумраке казался дверью в потусторонний мир.

Габриэль писал клятву, нервничая, что вокруг всё слишком обыденно: чернила, бумага, перо. Только нож немного не к месту.

Стоя на скале, Габриэль теребил узелок бинта. Порез уже не болел, только неприятно саднил и чесался.

Он написал фразу целиком. Не произошло ничего. Надпись не стала светиться, не исчезла и не испепелила бумагу — чернила высохли, сделавшись чуть тусклее. Мимо двери Сэликена прошли кобровцы: шаги, удаляющиеся голоса. Кобровцы шли на завтрак и не догадывались, что вершится в кабинете к профессора. Габриэль ещё раз прочитал слова и протянул лист Сэликену. Маг мельком взглянул на текст, словно его не интересовала правильность написанных на незнакомом для Габриэля языке слов.

— Ты не подписался.

Габриэль быстро взглянул на нож.

Он явно не предназначался для обедов. Изогнутое лезвие украшали руны, рукоять — изгибы, сбрызнутые бронзовой пылью, и вкрапления драгоценных камней. Целый лес умещался на крохотной рукояти, мрачные дебри и светящиеся совиные глазища. Лезвие поймало отражение двух чёрных глаз. Глаза ничего не выражали. Габриэль представил себя со стороны: тонкий длинноволосый юнец в мятой пижаме. Волосы неровными штрихами, кончик носа острый и немного розовый, худые руки с длинными пальцами, сжимающие красивый нож. Чак высунулся из рукава и показал ножу язычок.

— Кровью? — почему-то шепотом спросил Габриэль и бросил на Сэликена быстрый взгляд.

Сэликен нехотя оторвал глаза от свитка, который с интересом читал.

— Можешь просто уколоть пальчик, — и снова опустил взгляд.

Чтобы спасти важную жизнь и двух капель крови не жалко.

Не то рука дёрнулась, не то не-волшебник сам того захотел — воспоминание об этом были мутные, как вода у береговой кромки. Порез оказался глубже: град из капель забарабанил по столу, листку, словам клятвы. Чак в ужасе пискнул и спрятался. Комната поплыла, и всё вокруг потемнело. Обмакнув перо в собственную кровь, Габриэль вывел подпись, а потом ему стало дурно. Провал в памяти — как скалистый обрыв. Габриэль очнулся уже сидя в противном зелёном кресле, Сэликен перевязывал ему руку, а капли крови на столе выглядели маленькими и нестрашными. На них падал солнечный луч, от луча веяло домашним уютом.

— Не стоило так сильно резать, мог бы слегка оцарапаться. Как ты себя чувствуешь?

— Как будто стало темнее.

— Это пройдёт.

Не прошло. Стоя под заходящими лучами заката, Габриэль всё ещё ощущал темноту. Это была особая темнота, которую нельзя было прогнать светом. Она ощущалась мурашками на спине, мертвецки дышала за левым ухом. Сидела под кроватью и была монстром из детских сказок. Пряталась, стоило обернуться.

Будучи ещё очень слабым, Габриэль не заметил, как Сэликен собрал его волосы в тугой хвост. Он опомнился, когда уже стало поздно. Взмах ножа — и тяжёлый «хвост» остался лежать в руке мага, а в воздухе засверкали искры оборванных волосинок.

Ахнув, Габриэль обернулся и принялся ощупывать прическу. Сэликен бросил срезанные волосы на пол. Габриэль посмотрел на них как на что-то чужое: «Это моё? Такие длинные?» Взмах ножа — и из сына знаменитого алхимика он превратился в уличного попрошайку. Досадно, обидно. Но нет, не очень. Габриэль никогда не был в восторге от длинных волос — за ними приходилось много ухаживать.

— Зачем!?

Волосы лежали как сугроб. Сэликен извинился и сказал, что ему следовало предупредить, ведь по правилам этикета длина волос рядового кобровца не должна быть длиннее волос выпускника. Так же сказал, что уже договорился о переводе Габриэля на другой курс, дал Габриэлю записку о переводе, сказал много нужного и не нужного, и добавил, и что теперь, Габриэль может выбрать для посещения любой дополнительный факультатив.

Габриэль отдёрнул руку от новой причёски, будто она его укусила.

— Я могу выбрать целительство?

— Факультативами заведует Лансьер. Подвал южной башни, правая дверь от Хранительницы, лестница слева. Он будет ждать тебя в три часа после занятий.

Габриэль кивнул. За эту неделю в башне он узнал, что Хранительница — это имя гигантской кобры из холла.

Попрощавшись с Сэликеном, Габриэль покинул его кабинет.

— Он запястье порезал! Чокнутый.

— А ты говорил, он сбежит.

— Теперь уже не сбежит.

Кобровцы в коридоре обменялись монетками.

Габриэль игнорировал их. Всё закончилось, больше нет никакого спектакля! Он не удивился, когда с лиц кобровцев исчезли улыбки, кто-то даже попытался поставить ему подножку. На смену фальшивому антуражу пришла злая искристая топь, воняющая болотными испарениями.

Нарисованный феникс одиноко висел над незастеленной кроватью.

В зеркале, куда заглянул Габриэль, отразилось тонкое существо. Из-за короткой стрижки лицо непривычно открылось, а глаза походили на паучков с длинными белыми ножками. Косой срез слева обнажал ухо, справа касался плеча и лез в рот, и сколько не задвигай, сколько не схватывай волосы лентой — ничего не получится, пряди будут торчать и мешаться. Пришлось ножницами ровнять причёску под самую короткую длину. Потом Габриэль обнаружил платье, которое сперва не принял за своё — оно показалось ему слишком большим. Но от него пахло домашним мылом, которым Габриэль вчера застирывал мел с рукава. Габриэль надел платье, и плечо оголилось, а подол распластался по полу, как крылья дохлой летучей мыши. Платье поменяло размер после произнесения клятвы. Этот факт неожиданно обрадовал и стал подтверждением окончания спектакля.

Габриэль опоздал на завтрак и, подходя к дверям столовой, остановился, услышав первые строки гимна:

— Да восславится Великий, давший земли нам, большие земли на расселение тьмы…

Почему-то от из пения разболелась голова, хотя пели кобровцы не совсем плохо. Время завтрака Габриэль провёл сидя на полу под статуей кобры. Совсем букашка в её гигантском величии. Почему они пели, может быть, ещё не все знают, что пора прекращать спектакль? Габриэль разглядывал каждого, кто выходил из столовой, особенно обращал внимание на тех, у кого были вышиты золотые кобры на платьях, но никто из них не был похожим на встрёпанного воронёнка. А потом все вышли как-то одновременно, и Габриэль уже не искал его.

***

— Эй, так ты прыгаешь, нет? — закричали внизу.

У подножья скалы уже собралась толпа. Интересно, они делали ставки, как те, что ждали Габриэля за дверью кабинета Сэликена?

Габриэль ничего не ответил им, даже не обернулся. Голос кричавшего, он всё, же узнал. Это был Бэрди.

***

Когда Габриэль сидел под статуей кобры, к нему подошли мальчишки. Среди них был Бэрди — угловатый и длинный, как вешалка. Сходство с вешалкой усиливало очень широкое платье и густая копна волос, похожая очень на шляпу.

— После урока ждём тебя в восточном крыле. Там будет посвящение в кобровцы. Не опаздывай.

— Это какая-то шутка? — не моргая, спросил Габриэль.

Он сидел, обняв коленки, а мальчишки стояли над ним. Они улыбались, но не так, как до произнесения клятвы. В их улыбках было что-то злое. Они не были натянуты, как вчера. Бэрди толкнул локтем в живот одного из них.

— Посвящение, — сказал он серьёзно. — Не придёшь, будет плохо.

— Приду, — равнодушно обещал Габриэль. Он рассудил, что лучше один раз прийти, чем потом долгое время играть с ними в войну и тратить время.

***

— Так ты прыгаешь, нет? — Габриэль смотрел сверху вниз, от чего Бэрди ещё сильнее напоминал вешалку.

Впрочем, после произошедшего Габриэль был ему благодарен, ведь если бы не Берди, Габриэль никогда бы не узнал, что Они его слушают…

***

Первое занятие вёл сам Сэликен. Он, как и обещал, перевёл Габриэля на курс выше. Когда после произнесения клятвы Габриэль вернулся в спальню, первое, что он обнаружил, это стопку новых учебников у себя на кровати.