Выходи гулять! Путешествие по дворам нашего детства - Алексей Юрьевич Фёдоров

– стоявшие внизу скрестили пальцы и затаили дыхание. С натужным скрипом люк сдвинулся с места, на мгновение замер, но сразу же сдался, лязгнул и пошёл кверху. Яркий свет ударил в глаза. Макс качнулся в сторону, перекинул его с позвоночника на правую лопатку и завалил набок. Есть! Выход из подземелья свободен. Мы с Тимой мгновенно забрались на лестницу и оказались рядом с Максом. Впереди, насколько хватало глаз, простирался идеальный газон.

– Мы на гольфе! – в унисон закричали втроём, гулкое эхо рухнуло вниз и откликнулось где-то за поворотом подземелья.

Мы были не просто на гольф-поле, вход на которое советским гражданам был запрещён. Мы оказались на противоположном его конце, пройдя по подземному лабиринту неприступный забор, строгую охрану, флажки и песчаные ловушки, обогнули озеро и оказались около клубного ресторана. Пруды, которые многие из нас помнили полными мусора и коряг, были вычищены, их берега укреплены крупными просмолёнными брёвнами. В центре главного пруда бил фонтан. Над всем этим великолепием доминировал белоснежный ресторан с улыбающимися на террасе гостями, официанты в стильных поло лавировали между столиками, нагруженные большими серебристыми подносами. Играла живая музыка.

Каждый из нас, за исключением мелких, помнил это место раньше – овраг вдоль старицы Сетуни, вечно загаженные пруды, в одном из которых нашёл своё последнее пристанище ржавый бульдозер, пустырь с холмами и колдобинами, непролазная весенняя грязь, стаи бездомных собак и полчища одичавших крыс. Место слыло небезопасным, вечером его обходили стороной. Местные жители долгие годы добивались ликвидации пустыря: писали письма в райком, просили разбить парк, но каждый раз получали отказ и обещание. Чиновники сетовали на недостаток финансирования и клялись решить проблему пустыря в светлом будущем. И вот светлое будущее наступило. Первое дуновение перестройки привело на это землю известного шведского хоккеиста Свена Тумбу-Юханссона. Он сумел как-то убедить союзное руководство сдать пустырь в аренду на 50 лет и открыть первый в СССР гольф-клуб. Меньше чем за год шведы создали на месте свалки настоящий оазис.

Сначала они сняли с пустыря верхний слой почвы и увезли в неизвестном направлении. «По ходу фонит», – перешёптывался напуганный недавней чернобыльской катастрофой микрорайон. Некоторые даже выходили на пустырь с дозиметром, но он ничего не показал. Вереницы импортных самосвалов работали с утра до вечера, темпы стройки настолько восхищали привыкших к советскому долгострою граждан, что на земляные работы ходили смотреть, словно в кино. Когда дело было сделано, настала очередь укладывать новый грунт, оказавшийся отборным мелкозернистым чернозёмом. Сначала его сваливали в большие кучи по периметру пустыря и развозили по полю юркими тракторами, но с наступлением темноты к холмам стала выстраиваться очередь из дачников и любителей комнатных растений. Через пару дней «ходить за шведской землёй» было любимым развлечением местных, а ещё через неделю начали приезжать люди со всей Москвы. Шведы изменили тактику: теперь самосвал сбрасывал грунт сразу в нужное место. Ручеёк любителей чернозёма пересох.

Когда грунт был насыпан и утрамбован, за несколько дней поле покрылось паутиной пластиковых труб – не сбавляя темп, шведы налаживали систему полива. Через каждые 50 метров монтировали поливочный фонтан, который в будущем автоматически поднимался из-под земли и, вращаясь, поливал траву вокруг себя. Рядом с поливочной сразу же закладывалась дренажная система.

Однажды утром к пустырю выстроилась длинная очередь из фур со шведскими номерами. Внутри лежали свёрнутые в огромные рулоны зелёные ковры. Это был дёрн – слой земли с уже пророщенной газонной травой. Рулоны выкладывали на чернозём, как кладут линолеум на кухне. Буквально за месяц поле стало идеально ровным. Это было последнее чудо из доступных нашему вниманию, поскольку следующим этапом началось строительство забора.

– Посмотрели и буде. Так и я Германию посмотрел, одним глазком, – говорил сосед-ветеран. – Много нельзя, а то запрос появится.

Строительство гольф-клуба в нашем районе стало главным событием десятилетия. Только вход сюда местным жителям отныне был строго запрещён. А мы, получается, проникли. Хлёсткий удар совсем рядом был тому лучшим доказательством. Над нами со свистом пролетел мячик, затем раздался глухой всплеск – на ровной глади озера вырос и тут же осел тонкий фонтанчик.

– Shit! – раздалось буквально в нескольких метрах от нас.

Мы с Максом, не сговариваясь, присели, опустив люк и оставив лишь небольшую щель для обзора. Английская речь звучала совсем близко. Вскоре раздался второй щелчок, на этот раз мяч пошёл значительно левее и лёг на траве совсем близко от ярко-жёлтого флажка.

– Good! – одобрительно хмыкнул другой голос.

Ещё один удар, и мяч вновь поднял фонтанчик – на этот раз песчаный. Двое в синих шортах и белых теннисках, непринуждённо разговаривая, удалялись в сторону флажка. За собой они катили двухколёсные тележки с полным набором клюшек.

Мы собрались на подземное совещание. Оказалось, что путь длиной в километр наша компания преодолевала более полутора часов. Учитывая усталость, на обратную дорогу нужно было закладывать не менее двух. За это время основательно стемнеет, наше долгое отсутствие во дворе заметят родители, тогда не избежать скандала. Дожидаться темноты здесь и бежать с поля под покровом сумерек – не вариант по той же самой причине.

– Мы хотим домой, нам страшно, – заплакали мелкие.

– Выбора нет, подождём, когда рядом с нами не будет игроков, и побежим, – предложил Макс.

– Ты забыл, как охраняется поле? – спросил я.

По району давно гуляли страшилки про бойцовских собак, стороживших периметр, и охранников с электрошокерами, передвигающихся по полю на быстроходных квадроциклах. Символом поля был «человек-свисток» – удивительно смекалистый русский дед, вооружённый свистком, резиновой дубинкой и великолепным чутьём всегда оказываться именно в том месте, где перелезают забор.

– На нашей стороне эффект внезапности, – поддержал Макса Тима. – Никто не ожидает, что мы вырастем из-под земли. Правда, бежать придётся через всё поле. Ближе к нам тоже есть забор, но там рабица, сетку так просто не перелезешь. Пятьсот метров идеального газона – неужели не добежим? Они опомниться не успеют.

Адреналин ударил в голову, в ушах зашумело. Значит, бежать. Решили, что первым пойдёт Тима, за ним Макс, потом я. Хоха замыкает и смотрит за мелкими.

– Вы скорее всего отстанете, – Хоха повернулся к Славику и Руслику, – мы первыми будем у забора и поможем перелезть. Если в итоге вас возьмут на поле, не беда, скажете, что старшие ребята заставили идти с ними. А вы только первый класс окончили. Поругают и отпустят.

Я поднялся по лестнице, чуть выглянул из полуоткрытого люка и осмотрелся. Впереди удалялась компания игроков, далеко перед ними сливался с горизонтом электрокар, со стороны дальнего забора никого не было.

– Через три минуты можно бежать, – прошептал