Хор больных детей. Скорбь ноября - Том Пиччирилли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Па сколачивал гробы. Одну из четырех покрытых вороньим дерьмом лачуг Лувеллов разобрали, и отец Шэда аккуратно сложил доски во дворе. Он уже закончил один гроб и трудился над вторым. Нытик сидел рядом, вяло виляя хвостом.
На шее па лежала рука Мег. Затем она потянулась, чтобы погладить его по лицу.
Ты еще не закончил свое дело и, возможно, никогда не закончишь.
Узнать в одну секунду столько всего – гораздо хуже, чем вообще ничего не знать. И некого винить, кроме самого себя.
Тепло одетая Глайд крутилась во дворе, возилась с чанами с булькающей брагой и поглядывала на небо. Она не помнила, когда в Лунной Лощине последний раз шел снег, и была слегка напугана. Сегодня она гораздо меньше извивалась, кружа вокруг дымящихся баков, а ее щеки были красными и обветренными.
Пока Шэд наблюдал, Глайд скользнула к его отцу и чмокнула старика в подбородок. Они обнялись и поцеловались, па сказал что-то, и она рассмеялась.
«Ну, это нечто», – подумал Шэд.
Когда Глайд вернулась к чанам, он двинулся вперед. Ему показалось, что в пояснице у него надломилось. Швы ослабли, но кровотечение, похоже, прекратилось. Шэд захромал к Глайд. Признаться, запах варившегося самогона заставлял почувствовать себя немного лучше.
– Давно тебя не видела, – сказала девушка. – Тебе больно? Почему ты так странно ходишь? Это кровь у тебя в волосах?
Шэд попытался сформулировать ответ, но мог лишь смотреть.
– Что у тебя с лицом? Ты не знал обо мне и своем отце?
– Нет.
– Чего?
Он откашлялся и сплюнул кровавую мокроту. Горло пылало, в голосе слышался режущий ухо хрип.
– Я сказал, что нет.
– Забавный у тебя голос. Думала, отец тебе уже рассказал. Он попросил меня выйти за него замуж.
Да, предполагаешь, что о чем-то подобном отец тебе сообщит. Например, что у тебя скоро появится новая мама семнадцати лет. Хорошая тема для разговора.
– Когда он сделал предложение?
– Через день или два после того, как ты приходил сюда в последний раз.
До того, как он отправился по Евангельской тропе.
– Ты согласилась?
– Конечно, – ответила она так, словно сам его вопрос был странным.
– Почему мой отец делает гробы?
– Ну, Венн помер. Тот, большой, для него. Насчет остальных не уверена. Может, он собирается ими торговать.
Так теперь обстоят дела – можно без капли скорби отбросить тот факт, что твой брат умер.
– А что случилось с Венном?
– Не знаю. Думаю, его мозг просто ржавел, пока не перестал отдавать приказы сердцу и легким. Он не страдал.
Это напомнило Шэду об утренней сцене, когда Джейк и Бекка Дадлоу сидели на пне позади пансиона миссис Райерсон.
– Где Хубер?
– Тоже не знаю. Его уже больше месяца никто не видел. Может, он оставил Лощину.
– Я так не думаю.
– Возможно, тут ты прав.
Карл Дженкинс, присев на корточки возле входной двери М’эм, стучал молотком по доскам. Его морщинистое лицо было сосредоточенным, а глубоко посаженные глаза слегка остекленели, в них билась меланхолия. Нечеловеческая ловкость и жестокая сила готовы были вырваться наружу, губы па были покрыты струпьями там, где он их жевал. Или там, где их покусывала Глайд.
Отец не поднял взгляд на Шэда.
– Привет, па.
– Привет, сынок.
– В нашем доме лежит мертвый Дейв Фокс.
Па не выглядел удивленным и продолжал работать с деревом.
– Ты ведь уже знал об этом? И гроб для него мастеришь?
– Несколько дней назад скончался Венн, – сказал отец. – Его тело завернули и положили в сарай. Хубера так давно не видели, что все опасаются, ему тоже наступил печальный конец.
Но Шэд был уверен, его отец уже знал, что Дейв лежит в забрызганной кровью спальне, в нескольких футах от последнего любовного письма Мег к нему.
– Кто рассказал тебе о Дейве Фоксе? Это была Меган? Или ты нашел нацарапанную на земле записку?
– Ты сейчас чушь несешь, Шэд. Не желаю больше этого слышать.
– Или это был сам Дейв, па? Дейв приходил и сказал тебе, что вышиб себе мозги у меня на глазах?
Ведь на самом деле Дейв не был мертв. В Лощине не живешь, и умереть в ней тоже не можешь.
– Шэд, ты немного приболел, сынок. Вот что случается, когда отправляешься в те леса по дурной дороге. Тебе нужно зайти и поговорить с М’эм. Она тебе поможет.
– А сумеет ли?
– Иди сейчас же.
То, что отец отмахнулся от него, одновременно и успокаивало, и обижало. Шэду хотелось накричать на па, рассказать, как своими руками убил человека. Но Тэнди Мэй была права. Едва его отец смирился с уходом Шэда в горы, как тут же решил, что сын для него потерян. Это было волевое усилие. Точно так же папе требовалась невероятная решимость, чтобы не обращать внимания на руку Меган, прижимавшуюся к его щеке.
– Мне еще многое нужно тебе сказать.
– Сейчас я больше не хочу разговаривать, сынок. Иди в дом.
Плечи отца дрожали, и Шэд сообразил, что тот рыдает. Это должно было испугать, но почему-то не пугало.
– Ты был прав, па. Мертвые не находят в Лощине покой.
Сильная ладонь отца поднялась и прижалась к животу Шэда. Она сделалась красной и влажной. По щекам па текли слезы.
– У тебя кровь идет, сынок. Пожалуйста, иди внутрь, М’эм и с этим поможет.
– Конечно. Поздравляю с новобрачной.
Можно лишь следовать проложенному перед тобой курсу, и больше ничего. Меган была права. Не ты делаешь выбор – тебя выбирают.
Шэд подошел к ветхой обшитой досками двери М’эм Лувелл и постучал. Стены заскрипели, заскребли друг о друга, накренились еще сильнее, чем прежде. Костяшки пальцев покрылись влажными пятнами мха. Если лачуга рухнет, то раздавит отца.
Умирающие лягушки-быки продолжали реветь.
Голос М’эм, опасный и без чудно́го озорства, проскользнул сквозь щели между досками, точно рыбацкий нож.
– Шэд Дженкинс, ты просто…
Тон ему не понравился, и Шэд вошел, не дожидаясь разрешения старухи. Это место утратило сакральный смысл, который он чувствовал раньше. Комнату наполнял запах марихуаны. Кожа Шэда стала липкой, он начал неудержимо кашлять. А когда через минуту выглянул в окно, то увидел первые снежные узоры, появившиеся в небе.
М’эм Лувелл в одной шелковой блузке съежилась в кресле и курила трубку. Ведьма потела, хотя температура падала. Это заставило Шэда хихикнуть и покачать головой. Никуда не деться от тупых противоречий этого города.
Рядом на столе, который соорудил отец, лежала шахматная доска его старика. Партия была на середине, игра могла занять дни или три недели.
Карликовое тело
