Хор больных детей. Скорбь ноября - Том Пиччирилли

змея – такая же часть Эдема и человеческой натуры, как и все остальное. Благодаря нашей боли и терпению мы становимся ближе к раю.

Это заставило Шэда зарычать от бессилия. Сколько людей осталось бы в живых, проведи он ту, первую ночь в собственной постели? Шэд насчитал троих, но кто знает, сколько еще лежало в лесу?

– Как ты их убиваешь? Зажимаешь рукой лица? Душишь? Прижимаешься ртом к их ртам, не давая дышать?

– В конце концов ты поймешь.

– Поэтому их губы всегда изогнуты в улыбке, и на них не остается ни единого следа?

– Они улыбаются, потому что счастливы. Завершены.

– Ты украл Джерилин прямо из-под меня.

– Нет, Шэд. – В голосе Дейва Фокса было столько искренности, сколько от одного человека не услышишь. – Ты позволил мне забрать ее.

– Что?

– Ты помог мне. А потом написал себе записку в пыли.

– Неправда.

– Правда. Ты, вероятно, писал себе и другие послания, а думал, что они от кого-то другого. Лощина пользуется и твоим телом, чтобы дать им все, что они хотят.

– Черта с два!

Но невозможно спорить, когда уже начинаешь верить. Все это было не безумней чем говорить с мертвой матерью или видеть повсюду руку убитой сестры. Болтать с дьяволом, одетым в лучший костюм и шелковый галстук начальника тюрьмы. Находить старые пивные бутылки с написанными для тебя посланиями. Даже в такой момент нельзя быть настолько лицемерным.

Мать сказала Шэду, что его заберут.

Сказала, что в горах есть тот, кто может доказать свою веру, ползая на животе. Кто не демонстрирует ничего, кроме собственного яда. Одно из маминых пророчеств наконец-то сбылось. Или, возможно, Шэд все это время подозревал Дейва, поскольку они были так похожи. Здесь та же шутка? Они просто два шизофреника, которые пытаются найти общий язык?

Дейв Фокс не считал себя человеком. Просто еще один больной ребенок с поврежденными мозгами, то ли родившийся уродом, то ли превратившийся во что-то не совсем правильное. Еще одна про́клятая частичка Лощины, как все те жертвы эпидемий, которых уводили по Евангельской тропе и оставляли, обрекая на превращение в пыль, которая осыплется в реку. Земля и вода гнили. Плоть сходила с ума.

Нужно заставлять их говорить. В моралите была сцена, где откровения произносятся прямо перед тем, как разойдутся облака, на веревке спустится Бог в плетеной корзине и разрешит все проблемы.

– Почему ты никогда не показывал себя раньше, Дейв? Настоящего себя.

– У меня много лиц. Некоторые еще не завершены.

– У тебя лишь одно лицо, Дейв. Я видел тебя только с одним.

– То, что на мне сейчас, я показываю только тебе. Никому, кроме тебя.

– Ты спятил. Это всё виски. Виски сделало это с нами. Отравило нас. Из-за него у всех мозги набекрень.

– Мы меняемся на той дороге. Именно так и должно быть в Лощине.

Шэд попытался перекричать Дейва, но у него не хватило сил:

– Поэтому и рождается так много больных детей. Умирающий генофонд. Зараженные тела попадали в реку и в землю. В нашу еду. В кукурузу и брагу. Мы все чудовища. Но то, что делал ты, ты делал сам. Ты выбрал Меган.

– Она была подходящей.

С затуманившимся взглядом Шэд наклонился, поднял лист бумаги и протянул его.

– Она написала, что ты выбрал ее, Дэвид. Ты. Считаешь себя рабом леса? Дороги?

– Своей натуры, – признался Дейв. – Так же как и ты своей. Вот почему ты переспал с обеими девчонками Габриэля. Потому что это естественно – продлевать свой род. Ты не меньший заложник, чем я или кто-либо другой. Ты отдал мне Джерилин, Шэд. Она была моей, а Реби – твоей.

– Я не убивал Реби.

– Разве?

То, что ты – Иона, не делает тебя убийцей, но Дейв был чертовски уверен в себе.

– Ты никогда не думал, что просто спятил?

Впервые со дня их знакомства Дейв Фокс засомневался. Его губы шевельнулись, изобразили одно-два слова, по лицу пробежала легкая рябь.

– Нет.

– Я должен остановить тебя, – сказал Шэд.

– Тебе не кажется, что я уже пытался положить этому конец?

Он схватил Шэда за горло, оторвал от пола и без всяких усилий прижал к стене. Шэд вскрикнул и тщетно попытался вырваться. Дейв даже не напрягался, а Шэд уже не мог дышать.

– Я не хочу, чтобы так было, но это наш мир. Думаешь, мне нравится это делать? Лощина не позволяет мне умереть.

Кого-то настолько мощного ни за что не победить.

Собрав все силы, Шэд попытался оторвать пальцы Дейва от своей шеи, но не смог сдвинуть их ни на дюйм. Он задыхался и от ужаса напрягся еще больше, начал вырываться, постарался закричать. Ничто не помогало. Дейв ударил его об стену. Раз, другой, еще и еще, пока перекладины не раскололись и Шэд не перестал сопротивляться.

«Ох, мама. Ох, Меган. Сейчас он так меня приласкает, что сойду я в могилу ухмыляющимся идиотом».

– У тебя закрыты глаза, – сказал Дейв. – Открой их.

Шэд подчинился, кровь текла у него из носа и рта, струилась по задней стенке горла. Штукатурка была на лице, в волосах и по всему полу. Дейв действительно пробил его телом стену, а потом вытащил обратно. На прошлый раз не будет похоже. Все должны узнать, что он участвовал в драке.

С удивительной заботой Дейв Фокс уложил Шэда на кровать.

– Говорил же тебе. Ты мой друг.

Комнату наполнил скрип кобуры. Дейв вытащил свой 38-й и поднес к виску.

– Что бы я ни делал, это не прекращалось. Много лет я пытался покончить с собой, прежде чем понял и принял свое предназначение. Я принадлежу им так же, как и ты. Я отлично несу бремя своих грехов, и ты тоже сможешь.

Посмотри на это, посмотри, что ты должен сейчас сделать. Ты должен попытаться остановить этого парня.

Шэд протянул руку, но у него на животе с отвратительным звуком открылась рана.

– Нет. Послушай… – едва слышно произнес он.

– Смотри и учись, Шэд Дженкинс.

Дейв Фокс, раб Лощины и далеких гор, слетевший с катушек из-за кукурузного самогона и мутировавших болезней глубоко в его хромосомах, а может быть, и чего-то большего, улыбнулся той же улыбкой, которая запечатлелась на губах его жертв, нажал на спусковой крючок и снес себе голову.

Глава девятнадцатая

На Боган-роуд лягушки-быки выползли из пруда и пытались перебраться через мятлик. Резались, но продолжали раскачиваться и прыгать вперед, пока им не вспарывало животы. Они ревели и ковыляли дальше, а позади тянулись их внутренности. Некоторые лягушки поворачивали