Нерон. Безумие и реальность - Александр Бэтц

мыслимые границы. Не говоря уже о том, что при ближайшем рассмотрении можно отыскать детали, изобличающие контраст между триумфальным шествием Нерона под знаменем изящных искусств и классическим военным триумфом[1539]. Прежде всего иначе был построен маршрут: в отличие от традиционного триумфа, шествие Нерона началось, похоже, вовсе не на Марсовом поле и завершилось отнюдь не у храма Юпитера Капитолийского, где обычно происходило торжественное жертвоприношение[1540]. Нерон проехал через Велабр, район между Капитолием и Палатином, где жили в основном ремесленники и торговцы, – возможно, император пытался сблизиться с народом после того, как с некоторыми аристократами ему стало не о чем разговаривать[1541]. Памятный триумф Нерона, по словам Светония, завершился на Палатинском холме, в храме бога муз Аполлона.

Любой, кто захотел, заметил эти отличия и потому расценил триумфальное шествие Нерона как нелепое, но оригинальное выступление самодержца. Однако нарушения древнего ритуала были слишком явными, чтобы принять эту акцию Нерона как должное. По крайней мере, для строгих традиционалистов в сенате это оказалось невозможным, и теперь они еще больше презирали императора. Другим аристократам в то время было все равно: Кассий Дион с некоторым недоумением отмечает, что те, кто громче всех приветствовал Нерона как великого победителя, как Геракла и Аполлона, были сенаторами[1542].

Начинается – в Галлии

Через некоторое время после своего триумфа в Риме Нерон вернулся в Неаполь. Греческий город показался Нерону убежищем, встретившим его благосклонно, – в отличие от обывательского и завистливого Рима с его жалкими аристократами, которые только и ждали возвращения прошлого, – особенно после приятных впечатлений по ту сторону Адриатического моря.

Утром 23 марта 68 года – в этот день ровно девять лет назад была убита Агриппина, – к Нерону, наблюдавшему за поединком борцов, подошел приближенный[1543]. Этот человек сообщил нечто, несомненно, требовавшее внимания императора: наместник Лугдунской Галлии Гай Юлий Виндекс изменил императору и поднял восстание[1544]. Нерон воспринял новость с невозмутимым видом. Она не стала для него неожиданностью. Несколькими днями ранее ряд провинциальных наместников сообщили ему, что Виндекс связывался с ними в попытке вовлечь их в заговор[1545]. Нерон расценил раскрытие вражеских замыслов как свидетельство лояльности наместников и как будто бы успокоился. Что касается Виндекса, то в романизированной Галлии не было крупных военных формирований, а ближайшие легионы, стоявшие на Рейне, теперь подчинялись надежным военачальникам, назначенным всего несколько месяцев назад, после устранения братьев Скрибониев. Какими же силами Виндекс намеревался добиться успеха, став изменником? Ему придется вооружить жителей провинции. Кассий Дион пишет, что Нерон вскочил с места и начал тренироваться с атлетами[1546]. О Виндекске он подумает позже.

Ситуация в Галлии накалилась еще некоторое время назад[1547]. Так и неясно, по каким причинам Виндекс, выходец из среды аквитанской знати, чей отец, вероятно, стал римским сенатором при Клавдии, поднял восстание против Нерона. Кассий Дион повествует в своей обычной манере, произнося устами Виндекса волнующую (и необычайно длинную для авторской манеры писателя) речь перед его приверженцами, тем самым разоблачая реальные и мнимые преступления Нерона: бесчестие сената, кровосмешение с матерью и ее убийство, грабежи, акты насилия, убийства. Виндекс признает, что тут Нерон далеко не первый, но в других пороках его первенство неоспоримо: он кифаред в непристойном одеянии или паяц с маской на лице и в котурнах[1548]. Кто, вопрошает Виндекс, может назвать такого человека римским императором?[1549]

Трудно сказать, насколько эти доводы убедили представителей галльских племен и городов, перед которыми выступал Виндекс. Но, конечно, император был сердцем империи. Он пользовался культовым почитанием в провинциях, был лицом Рима. Если на него нельзя равняться, то все устои и скрепы грозили оказаться под вопросом. В этом отношении Виндекс, который с отвращением описывает, как сам был свидетелем музыкальных выступлений Нерона, вполне мог найти правильный тон, поскольку сам был в ужасе от поведения Нерона. Однако у него был еще один очень веский аргумент, чтобы выступить против императора: не в последнюю очередь из-за его экстравагантных выходок налоговое бремя в Галлии резко возросло[1550]. Скорее, именно это обстоятельство, а не судьба римского сената побудила слушателей Виндекса присоединиться к нему. Они вооружились. Остались в стороне лишь город Лугдун, а также племена треверов и лингонов[1551].

Зарница

Светоний пишет, что Нерон никак не реагировал целых восемь дней. Уже был конец марта. Только когда Нерон узнал, что Виндекс не только обвинил его в том, что он артист, но и распространил слух, что он довольно жалкий кифаред, к тому же с неблагозвучным именем Агенобарб (следовательно, Виндекс не признавал его полноправным членом рода Юлиев-Клавдиев), он, как говорят, начал действовать. Сначала Нерон написал обращение к сенату с требованием наказать Виндекса за неправомерные действия по отношению к нему лично и к государству[1552]. Это было весьма опрометчиво, поскольку галльские провинции принадлежали императору. Сенат здесь был бессилен. Вероятно, Нерон ожидал, что сенаторы хотя бы объявят Виндекса hostis publicus[1553] и одобрят судебный процесс об оскорблении величия[1554]. Кассий Дион также упоминает о послании Нерона и объясняет его реакцию тем, что император хотел защитить в первую очередь свой голос, как всегда, четко расставив приоритеты: самолюбие артиста всегда превосходило в нем самолюбие императора[1555].

По настоянию доверенных лиц Нерон через несколько дней все же отправился в Рим, чтобы посоветоваться с некоторыми влиятельными людьми о предстоящих действиях. Светоний пишет, что очень скоро императору все это надоело, и он направил совещание в гораздо более приятное для него русло: водяные орга́ны новейшего типа, их достоинства, преимущества, функциональность и способы применения[1556]. Кассий Дион рисует Нерона настроенным более прагматично: он радуется тому, что теперь в среде галльской знати начнутся конфискации, и его двор получит дополнительный доход[1557]. Однако масштабы и перспективы успеха восстания Виндекса по-прежнему казались незначительными, что объясняет паллиативные действия Нерона, его оптимизм и, возможно, даже особый интерес к водяным органам. Конечно, с такими приоритетами Нерон всем показал, что не отличается ни политической дальновидностью, ни лидерскими качествами. Если учесть драматическое развитие событий в последующие недели, его позиция в эти дни выглядит определенно фатальной. В начале апреля в столицу с запада прибыл гонец с тревожной вестью: Виндексу не удалось заручиться поддержкой других наместников провинций, за одним исключением. Сервий Сульпиций Гальба, наместник провинции Hispania Citerior[1558], которая охватывала северную и восточную части Пиренейского полуострова, выступил на стороне Виндекса. В 33 году, еще при Тиберии, Гальба в качестве наместника управлял галльской провинцией Аквитания. Виндекс был родом оттуда, и, вероятно, с тех пор